Разумеется, основная тема – Бог-Лягушка (или, как упрямо называла его доктор Нэйш – «Артефакт»): как выяснилось, мы оказались совершенно не готовы и совсем не понимали, какого черта мы делаем. Мы не могли понять, как эта штука воздействует на гравитацию, потому что ей надлежало отбрасывать гравитационную тень как у планеты размером с Нептун, и все же ни «Мара», ни один зонд из отправленных нами, не фиксировал ничего подобного, как будто она прятала свою массу, как мой кузен Карл, втягивавший живот, когда мимо проходила симпатичная девушка. Потом что-то здесь творилось с перспективой, и мы могли убедиться, никаких ошибок на камерах «Кавени» не было. Бог-Лягушка был скромным. Он стеснялся показывать свою обратную сторону. Да и была ли она у него? Сплошная парейдолия – вам кажется, что эта выпученная рожа будет смотреть на вас вечно, как будто у нее не было обычных размеров или отношений с обычным пространством.
Теперь-то я вижу, каким безумием с нашей стороны было отправиться внутрь этой чертовой штуки. А ведь мы не были сумасшедшими. Мы могли спокойно торчать здесь целых два года, прежде чем отправиться в гораздо более долгое обратное путешествие (по расчетам мы должны были ускориться в гравитационном поле Нептуна, но Нептун не Солнце, ускорение, конечно, будет, но не такое сильное, как по пути сюда, когда мы крутанулись вокруг Солнца). У нас было полно времени, чтобы заняться исследованиями с безопасного расстояния. «Кихот» напичкали методами дистанционного исследования, и мы тыкали свои зонды в любую дырку на морде Бога-Лягушки. Зонды, отправленные в огромную центральную чашу, терялись без следа – то ли разрушались, то ли их заносило так далеко, что сигналы от них просто не доходили. Часть зондов, отправленная в другие более крупные отверстия, ждал такой же бесславный конец – позже мы выяснили, что эти отверстия вели в такие области пространства, где зонды просто не могли существовать. Другие дырки вообще никуда не вели, как двери, к которым мы не смогли подобрать ключи. Я иногда задавался вопросом, если бы мы были сверхэволюционировавшими космическими синими китами, тоже имели бы разные отверстия, часть из которых оставалась бы закрытыми? Это вполне естественный вопрос, если ты играешь в ментальные шахматы с теми, кто все это создал.
Вскоре, однако, – надо сказать, подозрительно быстро – мы нашли удобное отверстие вполне человеческого масштаба; там внутри нас ждала прекрасная смесь кислорода и азота, сила тяжести в 0,91G и давление чуть ниже одной нормальной атмосферы: разреженный воздух, вполне пригодный для дыхания, как в горах не очень высоко. Но там царила темнота. В Склепах единственный свет лишь тот, который у вас с собой.
Мы отправляли дроны, а экспедиционная команда как в школе собиралась каждый день, чтобы узнать последние новости. Свет прожекторов терялся в пыли больших залов. Через несколько дней нам попался фрагмент резьбы со сложными геометрическими фигурами; это вполне могло оказаться частью некоего текста. За неделю мы ухитрились потерять половину нашего летного беспилотного состава – чего только с ними не случалось! – зато нашли освещенную часть Склепов. Светильники устанавливали явно не строители. Слишком примитивными они выглядели – простые искрящие лампочки из синего хрусталя, грубо воткнутые в стену. Больше половины давно перегорели, остальные были близки к этому. Здесь постоянно слышался какой-то гул: то ли его издавали металлические стержни непонятного назначения, то ли сами лампы перед тем, как перегореть. И повсюду пыль. И никаких следов.
К тому времени мы уже слишком долго сидели внутри корабля, многие маялись от безделья. Связь с Землей отвратительная, никакие обсуждения невозможны, к тому же часто разные агентства на родине давали нам противоречивые советы. Обычно последнее слово оставалось за доктором Нэйш, той самой Джанет Нэйш, которая инструктировала нас перед полетом. Она буквально прогрызла себе путь на первое место в Команде Миссии. В конце концов, она была авторитетом во всем, что касается Лягушачьего Бога, а то, что у нее не было практики полетов, с лихвой компенсировалось ее знаниями.
Я не знаю, кто в конце концов решил, что пора отправлять экспедиционную команду. Может, кто-то в Мадриде, а может, это стало коллективным решением разных космических агентств. Однако подозреваю, что это было решение доктора Нэйш. Она отчаянно хотела попробовать нашими ногами твердую почву. Дистанционные измерения показывали, что мы если и помрем, то не сразу. К тому же мы будем в скафандрах. А раз так, то биологической опасности не возникало, а воздух и домашняя гравитация добавляли плюсов этому решению. То есть я хочу сказать, что решение принималось не с бухты барахты. Мы совсем не походили на тех тупых астронавтов, которых показывают в фильмах. Они там то и дело снимают шлемы или услужливо наклоняются, чтобы получше рассмотреть инопланетные яйца монстров-убийц.
Но все-таки полностью считать нас готовыми к высадке не стоило. Однако провиси мы тут хоть сотню лет, все равно полной готовности не будет. Возможности дистанционного исследования исчерпаны, ближайшие туннели напичканы всевозможными датчиками, обеспечивавшими связь на коротких дистанциях – дальше мешал камень. Так что пора было перейти к следующей фазе.
Теперь я думаю, что вряд ли это было так уж необходимо. Сидели бы себе в корабле, продолжали исследования с помощью удаленных методов. По крайней мере, знали бы о большинстве ловушек, ждущих нас в Склепах. Могли бы даже отправить туда металлический ящик, как на Луну в 1969 году, из него бы выскочил американский флаг под мелодию «Звездно-полосатого знамени». Нет, это не прокатило бы. Всем нам, и на Земле, и на борту «Кихота» хотелось одного и того же – ступить на камень Склепов. И мне этого хотелось. Нам нужно было сделать их частью человеческих территорий, включить в реестр освоенных земель. Так что весь смысл отправки экспедиционной команды заключался в пропагандистской победе над вселенной.
Ну ладно. Приказ пришел. Я прекрасно помню последний инструктаж. Доктор Нэйш сказала, что день настал. Нам пора выходить.
КАЖЕТСЯ, СЕГОДНЯ БУДЕТ тяжелый день.
Все началось с ловушки из смолы. В какой-то момент я брел в темноте – ну, как обычно, – и влип во что-то вязкое и отвратительное. Мне бы остановиться, а я, наоборот, поспешил и приклеился еще сильнее. Знаете, в школе астронавтов нас о таком не предупреждали.
А всё это проклятое царапанье. Некоторое время я пытался выследить ублюдка, который его производит, и сделать с ним такое, чтобы больше ему не повадно было царапать. Это у меня стало чем-то вроде навязчивой идеи, Тото, но это не значит, что чертовы Склепы кишат развлечениями.
И вот я стою, приклеенный, и думаю – может это все тот скребец развлекается, может, у него это побочный приработок – приклеивать людей к полу, прежде чем сожрать их.
С ногами у меня все в порядке, так что если взять нож, то, наверное, мне удастся вырваться. Во всяком случае, хуже не будет. Вместо того чтобы бессмысленно дергаться и изматывать себя, я прислушиваюсь к тому, что меня ждет впереди. Альтернатива так себе: я бы мог влететь в паутину какого-нибудь ископаемого паука. Может, его клей остается липким на протяжении тысячелетий? Тогда надо его запатентовать. Стану самым богатым мертвецом во всем этом лабиринте инопланетных кошмаров.
Нет, стоп, похоже паук жив-здоров, и я начинаю размышлять, какой исход предпочтительнее. Что-то приближается из тьмы, неторопливо так… Вот он уже рядом, медленно пробирается по потолку и пощелкивает на ходу. Слух говорит мне, что он мешковатый и большой. Возможно, просто собирается свалиться на меня со свода, а затем, не торопясь, переваривать. А что? Очень похоже на все, что со мной тут случалось.
У меня есть моё маленькое самодельное огниво, и я хочу посмотреть на того, кто собирается меня убить. Вряд ли он так уж страшен, как рисует мое воображение. Я достаю свою зажигалку и щелкаю, пока из нее не начинают сыпаться маленькие дуги огня.
Паука это не останавливает. Может, он вообще не видит. Зато теперь я его вижу. Надо сказать, он еще отвратительнее, чем я представлял. Большую его часть составляет гнездо шевелящихся кишок, похожее на виноградную кисть. Оно перекрывает изрядную часть прохода, а то, что ползет ко мне – всего лишь один из концов его длинного тела. И этот конец симпатичным никак не назовешь. На конце у него штук семь клювов с зазубренными краями. Если их вдруг не хватит, в распоряжении галактического хищника имеются еще колючие щупальца, и такие скрученные штуки, похожие на скорпионий хвост, а еще чертовски огромные клыки, наверняка пропитанные самым сильным ядом, какой только бывает на свете. Выглядит так, будто он забрался в ящик Бога после школы и стащил из него все отвратительные игрушки, конфискованные у падших ангелов. Движется он, извиваясь, а шипастые части щелкают и трутся по камню. Он никуда не торопится. Должно быть, ждал тысячу лет, пока какой-нибудь тупой землянин не придет и не разбудит его. У меня мелькает мысль пустить в дело нож, против себя, разумеется, лишь бы не дать этому ужасному набору инструментов постепенно разобрать мое тело. Не иначе, Гамлет думал примерно так же, когда произносил свое «Быть иль не быть». Знаешь, оно, конечно, благородно страдать в уме от стрел и тому подобного, а вот что ты скажешь о перспективе позволить себя съесть швейцарскому армейскому ножу из космоса?
Однако остальная часть меня, включая ту, которую в значительной степени воспитал этот проклятый забытый в космосе Артефакт, придала мне стойкости и решимости. Я не Гамлет, черт возьми. Я достал нож. С таким же успехом я мог бы размахивать руками, пытаясь разогнать ураган. Ну, в самом деле, что такое нож рядом с этими клыками и крючьями? Но у меня есть то, чего нет у него – человеческая изобретательность.
Проходит несколько минут, пока он продвигается на дюйм, его челюсти подергиваются в голодном предвкушении. М-да, пожалуй, человеческая изобретательность не поможет. Я уверен, что капитан Кирк что-нибудь наверняка придумал бы, но мне даже нечего скормить этой скотине для затравки. Есть только я и мой бесполезный человеческий мозг. (Капитан Кирк – персонаж научно-фантастическог