— Hay you, swine, give to people pencil and piece of paper! — распорядился местный начальник. Приказал, значит, чтоб Трицератопс дал нам лист бумаги и карандаш.
Получив указанные предметы от сутулого носителя балахонки, я покрутил в руках карандашик, не зная, что с ним делать.
— Напишите имена и фамилии, а также клички тех, кто вам нужен, — елейным голоском проговорил «капо», обратившись ко мне. — А Трицератопс сверится по журналу.
Верный древнему правилу ведения допросов, согласно которому никогда не следует начинать разговор с интересующей персоны, я печатными буквами написал наобум три вымышленные фамилии и лишь четвёртым в списке указал Циклописа Хренакиса. Вернув письменные принадлежности Марцинкусу Падлю, приготовился ждать.
— To read you are able? — спросил «капо» своего сутулого счетовода, ткнув пальцем-сосиской в лист бумаги.- Look in to the book these people. The answer tell to me on ear.
Не знаю, для чего он обращался к Трицератопсу по-английски, может, думал, что мы не знаем этого языка? Однако, я без затруднений понял, что Падль приказал подчинённому свериться с записями в журнале и результат доложить ему шёпотом на ухо. Трицератопс принялся листать свой журнал, шурша страницами, и водить по строкам скрюченным артрозом указательным пальцем с криво обгрызаным ногтем. Интересно, есть ли у них тут глисты и как они с ними борются?
Через минуту Трицератопс, склонившись к самому уху «капо», что-то зашептал. Главная сволочь покивал многозначительно, затем весело поглядел на меня:
— У нас кое-что для вас есть.
— В самом деле? — удивился я.
— Хотелось бы узнать, что вы можете предложить мне взамен.
— А что бы вы хотели? У нас есть унифицированные атомные батареи для электробытовых приборов, есть широкополосный радиоприёмник…
— Оружие есть огнестрельное? — перебил меня Марцинкус.
— Нет, оружия нету! Есть немного золота в мелких слитках.
— На хрена мне тут золото! — отмахнулся Падль. — Оружие нужно.
— Есть топопривязчик на фотонном гироскопе. Очень точная штука. Полезная вещь для ориентирования на местности и составления карт.
— А мы тут карты не составляем. Хотя… хотя для обмена штука полезная. «Осси» или «весси» согласятся взять. Прибор-то исправен? — с сомнением в голосе поинтересовался Марцинкус Падль.
— Конечно, исправен.
— Тогда договорились. Давайте топопривязчик.
— Сей момент! — кивнул я. — Только хотелось бы знать, что там с нашими фамилиями?
— А-а, с фамилиями… — «капо», похоже, просто забыл что служило объектом торга; впрочем, следует признать, что к этому моменту я уже практически не сомневался в том, что торг — всего лишь фикция и Марцинкус Падль пожелает забрать наши вещи силой. Мне лишь представлялось интересным, в какой момент наши переговоры перейдут в силовую фазу.
— Господин Падль, хочу добавить… — негромко проговорил я и пощёлкал пальцами, привлекая внимание толстяка. — Не надо пытаться обмануть нас, хорошо? Знаете, почему меня называют «Раз», а моего друга «Два»?
— Почему? — озадачился Марицинкус.
— Я убиваю на «раз», а он — на «два».
«Капо» призадумался, покрутил, видимо, в мозгу услышанное и так, и эдак, но ни до чего путного не додумавшись, наконец изрёк:
— Это дело мы тоже любим…
— Ну и хорошо. Так что там у нас с моим списком?
— Та-а-ак. Значит, номер первый, Наполеон Буонапарте, высадился у нас тут три недели назад. Номер второй — Марчелло Мастрояни — с ним вместе. Они отправились в Новую Каледонию — это такое ранчо к югу от нас. А двое других — Лучано Паваротти и Циклопис Хренакис — приехали чуть позже, через неделю и далее двинулись на ранчо под названием Париж. Это вглубь континента.
— Угу, — кивнул я, — Всё понятно. Просил я тебя, как человека, не врать, но видно ты не человек, а свинья, хряк, боров — не знаю даже кто, выбери сам себе эпитет по собственному разумению. Как же ты мог записать Марчелло Мастрояни и Наполеона Буонапарте в свой журнал, коли я этих чуваков выдумал минуту назад?
Глазки «капо» заметались из стороны в сторону, через пару мгновений он гневливо сощурился и с гаденькой ухмылкой воскликнул:
— Ах ты! Хитрожопый, стало быть!
Ловким движением фокусника он выдернул из-за спины телескопическую дубинку, явно подвешенную за плечом на какой-нибудь скрытой «подтяжке». Знаем мы эти фокусы с извлекаемыми из скрытых мест тяжёлыми предметами, сами умеем такое!
Поэтому едва только над головой «капо» блеснул металл дубинки, я оттолкнулся от стола и опрокинулся назад, вместе со скамейкой и сидевшим подле Сергеем Лазо. В падении я, разумеется, ударил стол снизу вверх ногами, так что тот полетел прямо в рожу Марцинкусу. Старый как мир приём, ещё в монастырской школе тюремного типа мы подобным образом метали друг в друга столы, так что их, в конце-концов, администрация приказала привинтить к полу. Что б было совсем как в настоящей тюрьме! Упав спиною на грунт, я легко совершил переворот через голову и непринуждённо поднялся во весь рост.
Улыбнулся.
Марцинкус Падль, отшвырнув в сторону стол, который, кстати, весьма удачно впечатался ему в сопатку и разбил нос в кровь, поднялся со своего места, злобно щерясь и недобро поигрывая дубинкой.
— Умный, да? — спросил он у меня.
— Ага, — согласился я, — да ты и сам сейчас убедишься.
Ребятки его живо рассыпались в стороны, как бы охватывая нас с боков и тем самым заставляя отступить к обрыву. Серёжа Лазо, также вскочивший на ноги, встревожено поглядел на меня; впрочем, оружия он не обнажал, дожидаясь моей команды. Молодец, китаец, знает свой манёвр!
— Мы тут умных не любим! — заявил Марцинкус Падль. — Зато мы любим тотализатор. Для слишком быстрых у нас есть весёлое предложение: маленькая драка без правил с нашим мастером.
«Капо» махнул рукой и из группы его охранников выступил здоровенный, ширококостный чернокожий мужчина, весьма смахивавший на молодого гамадрила. И широчайшими мышцами спины, и строением челюстей, да и общим выражением лица, по-моему. Поигрывая рельефными мышцами, чернокожий гамадрил сдёрнул с себя рубаху, демонстративно высморкался посредством двух грязных пальцев с обгрызанными ногтями и, ткнув пальцем в мою сторону, гаркнул:
— You, russian, be going ass! Моя пэрэц бесчестить твой папа, мама, лубимый собак и тэлёнок!
Товарищ гамадрил, похоже, не дружил с великим и могучим языком Муму и Герасима. А жаль, поскольку он из-за этого он, видимо, так и не смог понять значения моих слов, сказанных в ответ:
— На моей планете зоофилы умирают первыми!
Урки принялись хлопать в ладоши, перебрасываясь фразами о величине ставок на предстоявший бой, а Марцинкус Падль отступил от меня подальше, освобождая место для драки. Чернокожий обезьян вразвалочку, лениво пританцовывая, типичной дембельской походочкой вышел в центр образовавшегося круга; примерно так, вихляя задом, ходят пассивные педерасты на дискотеках. На меня он поглядывал снисходительно, покрутился и так, и сяк, показал себя и свои гипертрофированные мышцы со всех сторон, наверное, для того, чтобы я испугался; по всему чувствовалось, что он весьма уверен в собственных силах. Задорно скалясь, он смешно поклацал зубами, я же не сдержал ответной улыбки и дал чернокожей обезьяне добрый совет:
— Щёлкни в прыжке челюстями — может, получится откусить моё ухо?
— Если ты так хочэш! Обэшаю откусыть тэбэ ухо! — прорычал негр.
— Ага, счас… Хотел карась щуку сожрать — никогда больше голодным не был, — ответил я.
— Шеф, гони эту обезьяну с ринга на мороз, чёго тянешь? — мрачно посоветовал Ху-Яобан, предусмотрительно отступивший за мою спину.
Сполна насладившись всеобщим ажиотажем, я разжал левую ладонь и мысленно приказал пистолету приготовиться к стрельбе. Усилитель нейротоков расшифровал немую команду и выдал исполнительный сигнал доводчику; доводчик расклинил ложемент и бросил «чекумашу» из рукава сари в ладонь; теплом ладони активировался логический блок, который, сверив папиллярный рисунок моей кожи и кислотность выделяемого ею пота, снял все три ступени предохранения и замкнул стрельбовую цепь. Последовательность всех этих операций заняла пятнадцать сотых секунды. Через пятнадцать сотых секунды с момента мысленной отдачи приказа, в моей левой руке находилась готовая к стрельбе «чекумаша» — оружие звёздной пехоты, предназначенное для ведения боя против врага, скрытого бронёй крейсеров и индивидуальных доспехов. Десять пуль из иридия на скорости девять километров в секунду могли без труда разрушить любой дом, спилить любое дерево и убить любой живой объект в нашей Вселенной.
Я направил пистолет в лобок чёрного гамадрила и без лишних слов выстрелил. Девятнадцатое правило ведения конфликтных переговоров предписывает вести таковые лишь до момента принятия решения о применении оружия; другими словами, как только решение принято — стрелять надо без разговоров. Потому я и выстрелил.
Чернокожий боец свалился снопом, даже не успев вскрикнуть. Пуля «чекумаши», пройдя навылет, попала в ногу одному из бандитов, стоявших позади него; он-то и заорал, упав подле негра. Получилось шумно и презанятно, я в некотором роде даже перевыполнил план: хотел пристрелить одного урода, а по факту завалил двух! Что тут скажешь: хорошее начало дня!
В скрытый микрофон я услышал взволнованный голос Нильского Крокодила: «Шеф, мы всё слышим, твой радиомаяк уверенно пеленгуется, спешим к тебе. Я буду через пять минут, от силы! Держись!»
В общем-то ничего другого мне и не оставалось.
Я навёл ствол на Марцинкуса Падля. Всеобщий ажиотаж вокруг сменился вдруг упадком настроения: смолкли задорные хлопки в ладоши, отчего-то сам собою прекратился процесс принятия ставок на исход боя, народ вмиг поскучнел и смущённо потупился. Местным жителям стало неловко за собственное недостойное поведение… или это мне только показалось?
— Не надо было пытаться меня обманывать, — ласково сказал едва живому от ужаса «капо». — Я ведь тебя предупреждал. А ты меня не послушал.