Когда мы появились здесь с Сергеем Лазо, заведение оказалось заполнено на три четверти. Впрочем, допускаю, что оно было заполнено публикой в любой час дня и ночи. Что делать здоровым мужикам, предоставленным самим себе, как не пить спиртное и не обсуждать спортивные новости? Конечно, кто-то пишет книги, а кто-то даже умеет их читать, но таковые мужчины во все времена являлись меньшинством (не сексуальным, но количественным).
Хотя на Даннеморе только-только разгулялся день, в «Последнем притоне» ощущался явный дефицит освещённости. Пара неярких ламп горела только за стойкой бара да перед столбом с расценками; окна оказались завешены маскировочной сетью, а потому посетителей заведения мы толком рассмотрели лишь тогда, когда наши глаза привыкли к сумраку. Вместе с Лазо мы сели на стулья у стойки — это позволило нам поговорить с барменом и узнать, что же представляют из себя напитки, предлагаемые к продаже.
Сложные коктейли, замаскированные витиеватыми названиями, типа, «Свинья в апельсинах» и «Амбразура тёщи», мы сразу же отвергли. Но выбор простейших сивух, то есть продуктов прямой перегонки разного рода исходного растительного белка, оказался довольно ограничен. Выбирая между «желудёвым джином» и «водкой из кепубанской икры» мы после некоторых сомнений остановились на первом. Что такое «кепубанская икра» я не знал, а название, признаюсь, меня пугало. Я не трус, но даннеморские угощения стоили того, чтобы их бояться.
Поставив перед нами пару чекушек с «желудёвым джином», бармен интригующе произнёс:
— Могу дать добрый совет. Совершенно бесплатно.
— Что ж, мы готовы его бесплатно выслушать, — согласился Сергей Лазо.
— Если затошнит и вы сблеванёте на себя, то одежду не стирайте!
— Почему это? — искренне подивился я, ведь ни на одной из обитаемых планет разумные люди не стали бы добровольно ходить в одежде, изгаженной подобным образом.
— Этот запах отгоняет всех животных! — заверил нас бармен. — Самцы-гамарджопы в ужасе убегают, ломая на ходу деревья и вырывая клоками шерсть на груди. А самки потом отказываются от спаривания с ними целую неделю.
— Узнать не могут, что ли?
— Нет, почему же, своих самцов они могут узнать даже без шерсти на груди. Просто стресс у них так выражается, овуляция не происходит, цикл сбивается и всё такое.
Признаюсь, меня заинтриговало пойло, способное вызвать стресс у самки гамарджопа и я очень осторожно принюхался к аромату, который травили чекушки. Не стану кривить душой — впечатление оказалось сильным. На фоне выраженной сероводородной доминанты ощущалась заметная гнилостная компонента, похожая на ту, которую можно обнаружить в запахе давно протухшего сыра или куриного бульона. Не мог я не отметить также и самобытные нотки разложения растительной биомассы — кому приходилось ковырять вилами компостную кучу, тот поймёт о чём это я толкую. Учуяв сей богатый и оригинальный аромат, я от волнения даже пальцами забарабанил, чего обычно никогда не делаю.
Пришлось мне попросить у бармена соли и перца, повергнув того в шок.
— Вы хотите посолить и поперчить «желудёвый джин»? — искренне изумился он.
— Да, знаете ли, есть такой старый приём питья неочищенного алкоголя…
Бармен посмотрел на меня с нескрываемым восхищением.
— Вы знаете, геномодифицированного перца у нас нет. На Даннеморе вообще напряг со специями. Зато имеется протёртый хрен…
— Ну что ж, хрен, так хрен. Как говорится, хрен перца не слаще, хотя, допускаю, что некоторые педерасты со мною не согласятся.
Не сводя с меня глаз, бармен проследил за тем, как я посолил чекушку со спиртным и бросил туда жменю сухого хрена.
— А ногти на ногах стричь будете? — участливо осведомился он.
— Зачем это?
— У нас тут сиживал один «эстет безобразного», фееричный такой пацан… потом его разделали нафиг, поскольку провинился… так вот, он ногти на ногах остригал, бросал в «желудёвый джин» и поджигал. А потом выпивал.
— Есть такая фишка, — согласился я. — Но видишь ли в чём дело, красавчик, у меня пальцев на ногах нет. В бою потерял; попал под высокое напряжение — пальцы и осыпались. Но за совет спасибо!
Опрокинул я в рот чекушечку и моментально почувствовал, как оттопырились все мои чакры. В зале сразу сделалось заметно светлее, а рыла окружавших бандитов показались милее. Я весело захрустел рыгаликом — это была сухая веточка какого-то местного растения; бармен нам подал целое блюдо таких веток. По вкусу ветка оказалась ничего так, чем-то напомнив солёный ржаной сухарь.
— Может, ещё чего пожевать хотите? — на всякий случай поинтересовался бармен. — Пожрёте наши объедки и будет вам счастье на ближайшем горшке.
Я поблагодарил бармена за любезность, но от расширенного списка угощений отказался. Пошевелил локтём молчавшего Ху-Яобана:
— А ты что скажешь, братанга?
— Думаю, не ошибусь, если снова промолчу. — отозвался Сергей Лазо. — Спроси у бармена про Хренакиса, тот вполне мог здесь бывать.
Мысль показалась мне дельной.
— Эй, добрый поилец, — подозвал я бармена, — Повтори чекушечку! Хрен и соль не убирай! На, возьми себе за труды, сдачи не надо…
Я протянул ему карту с бледно-голубой голограммой. Сотня УРОДов в три раза превышала стоимость нашего заказа. Думаю, никто и никогда здесь не давал ему таких чаевых. Бармен крякнул и заметно оживился. Он протёр стойку подле нас, принёс новую чекушку и остался стоять подле, готовый сразу же исполнить новое моё пожелание.
— Скажи, братанга, — обратился я к нему. — Я вижу, ты хороший человек и всех тут знаешь. Так вот, скажи, человека такого — Циклописа Хренакиса — встречать тебе не доводилось?
— Это который с красной многоконечной звездой на виске? — тут же уточнил бармен. — Видал, видал и не один раз. Приходил, ставки делал на тотализаторе, кстати, хорошо выигрывал.
— А где он сейчас может быть, не знаешь?
— Как же на знаю, очень даже знаю! Он мне сам и сказал, что уходит из Чек-Пойнт на запад. На Вест-Блот есть ранчо Даниэля Ортеги — это босс большой группы «осси». Если не ошибаюсь, ранчо называется Сендеро-Луминосо в честь известного террористического движения…
— А что же это получается, Даниэль Ортега теперь на Даннеморе заседает? — вклинился в разговор Лазо.
— Ну да! Уж года полтора тут парится. Вам он знаком, что ли?
— В прежние времена Ортега возглавлял большую артель «колумбариев», — ответил потомок китайцев. — Дюжину кораблей водил. С Циклописом он точно был коротко знаком.
— В общем Циклопис узнал о Сендеро-Луминосо и решил податься туда. — продолжил свой рассказ бармен. — Было заметно, что ему не по себе среди местной почтенной публики. И то верно, среди бывших «колумбариев» ему спокойнее будет.
Я вытащил из-под сари карту, прихваченную в кабинете Сэмюэля Пиролиза. Разложив её на стойке, мы довольно быстро отыскали почти в самом центре Вест-Блот красную точку, подписанную по-английски «Sendero».
— Далеко это отсюда? — поинтересовался я у бармена.
— Не знаю, никогда не бывал на Вест-Блот. Говорят, что пролив между центральным и западным континентами гораздо шире, чем между центральным и восточным. На Вест-Блот можно попасть из Каира — это довольно большое ранчо на западном побережье Сентрал-Блот, — бармен ткнул пальцем в красную точку на карте с надписью «Cairo». — От нас примерно четыреста километров. Расстояние, разумеется, условное, кто ж их мерил, эти километры?
— А давно ты последний раз видел Циклописа?
— Довольно давно. Дней пятнадцать тому назад. Я имею в виду наших дней. А если мерить галактическим временем, то — с пару тетрациклов. Да, где-то так, пожалуй.
— Спасибо, братанга, — поблагодарил я бармена и свернул карту.
Ситуация, конечно, требовала осмысления. Если считать, что карта Гидролиза составлена хотя бы с примерным соблюдением пропорций, то Коралловое море между Сентрал- и Вест-Блот имело ширину порядка трёхсот километров. Плюс к этому — около четырёхсот километров до западного побережья Сентрал-Блот. Ну, и наконец, ещё около трёхсот — от побережья западного континента до ранчо Сендеро-Луминосо. Нам требовалось преодолеть почти тысячу километров — и это по весьма приблизительным подсчётам!
Для меня было очевидно, что тащиться на такое расстояние при помощи «цурюп» и безо всякой гарантии успеха — верх неосмотрительности, чреватый напрасной тратой времени. Да и море пересекать на надувной лодчонке, пусть даже с ионным двигателем — тоже не есть вери гуд. Лететь следовало на геликоптере. Да, именном так. Но геликоптер мог поднять только пилота и пассажира. Впрочем, аппарат можно было разгрузить и взять ещё одного человека, оставив свободное место в запасе в расчёте на то, что назад придётся возвращаться с самим Циклописом Хренакисом.
Да, видимо, именно так и надлежит действовать: оборудовать где-то неподалёку лагерь, оставить там груз, снятый с геликоптера, а также оставить лишних людей и группой из трёх человек рвануть к Сендеро-Луминосо. Три условно-земных часа — ходка в одну сторону, столько же времени — ходка обратно, час или два — работа на месте. Всего-то делов!
Я всё ещё обдумывал различные нюансы предстоявшей операции, когда почувствовал за своей спиной странное оживление. Обернувшись к залу, увидел, что в «Последнем притоне» назревало весёленькое действо — кулачный бой за денежную премию, другими словами — тотализатор. К противоположным сторонам татами вышли два человека с весьма колоритными лицами, явно изуродованными ещё в далёком детстве то ли падением с большой высоты, то неудачными попытками остановить головой большегрузный тягач без тормозов. А ещё два их лысых собрата пошли вдоль столиков, собирая ставки зрителей.
Когда один из них приблизился к нам, я получил возможность вблизи увидеть лицо этого промоутера. Скажем прямо, назвать этого человека «жертвой карательной психиатрии» значило бы сильно поднять его престиж в собственных глазах; на самом деле это был обычный баклажан — как цветом лица, так и наполнением. Одним словом, харя этого красавчика столь недвусмысленно свидетельствовала о немалом жизненном опыте своего хозяина, что увидев такую во сне, можно было проснуться и не уснуть более. Считай, что не спал вовсе! Хотя я уже выпил пару чекушек «желудёвого джина», но всё же без труда уловил мощный выхлоп несимметричного диметилгидразина из пасти промоутера, стоило тому только обратиться к нам с вопросом: