Проваливаясь в дрёму, я видел в своих кратких и бессвязанных сновидениях Наташу. Как раз в тот момент, когда я отважно пытался поцеловать её, возникал какой-то противный голос за кадром, который гнусно вторгался в интимную обстановку вечерины и изрекал что-то мудрёное об инвариантности пространства. Я просыпался, раздражённый этой помехой, засыпал снова, в который раз отважно пытаясь поцеловать свою зеленоглазую подругу, но в самый интересный момент опять возникал некто гнусоголосый и всё летело коту под хвост. Обидно, знаете ли, выработается определённый стереотип; так и до импотенции недолго!
После получаса моих мучений Нильский Крокодил довольно бесцеремонно толкнул меня в бок и сказал: «Атаман, прекрати целоваться во сне! На тебя со стороны тяжело и противно смотреть!»
После этого я уже не уснул.
Сзади, во втором ряду кресел, сидел Батюшка. Уж и не знаю о чём он там думал, но только я всё время чувствовал, как он норовит положить свои ноги, обутые в титановые ботинки, на подголовник моего сиденья. Другое кресло позади оставалось свободно — предполагалось, что на нём мы повезём обратно Циклописа Хренакиса.
Наша основная группа осталась далеко позади — в нехоженых дебрях Сентрал-Блот, в точке с заранее оговоренными координатами, куда нам надлежало вернуться после успешного выполнения задания. Мы сняли с геликоптера весь груз, в максимальной степени облегчив его, и теперь мчались к Вест-Блот, дабы отыскать ранчо Сендеро-Луминосо. Опасаясь перехвата экранопланом «цивилизаторов», летели в режиме радиомолчания на минимальной высоте.
Полёт над морем являлся наиболее опасным участком маршрута, поскольку здесь у нас практически не было шансов спастись от экраноплана «цивилизаторов», если б только таковой повстречался нам. Имевший на борту мощное стрелковое и энергетическое вооружение, используя превосходство в скорости, экраноплан разнёс бы наш лёгкий невооружённый геликоптер в щепы. Однако, видно карта легла так, что море мы преодолели как нож масло, без малейших напряжений.
Первоочередной задачей, стоявшей перед нами, являлось уточнение местоположения Сендеро-Луминосо. Понятно, что отыскать крохотный населённый пункт в центре материка, не зная его точных географических координат, представлялось задачей весьма сложной. Для этого мы решили опуститься в первом же ранчо на морском побережье и навести необходимые справки у местных жителей.
Как и всякий прекрасный план это благое намерение разбилось о суровые гримасы будней. В ранчо Трокадеро, маленьком портовом посёлке с двумя грубо сколоченными пирсами, население разбежалось при первых же звуках винтов геликоптера. Напрасно я обращался к мужественным «весси» через громкоговорители, убеждая жителей посёлка помочь нам и обещая им щедрую оплату — народ разбегался от нас как ошпаренный. После посадки я обошёл все домики на побережье и не увидел ни одной живой души.
Признаюсь, такому приёму все мы поразились. Неужели слава о наших подвигах бежала настолько быстро и настолько далеко впереди нас?
Располагая картой Гидролиза, мы решили не задерживаться в Трокадеро, а двинуться далее вглубь континента, благо на нашем пути лежал ещё один населённый пункт — ранчо со звучным, но неудобоваримым названием Равалпинди. Подозреваю, что так назвать населённый пункт мог либо юморист, либо отъявленный извращенец. Признаюсь, в последнее верилось больше.
Внутренние районы Вест-Блот чем-то напоминали ту местность, что мы видели в начале своего путешествия на востоке. Густые тропические леса, дававшие приют громадным обезьянам на соседнем континенте, исчезли, и нашим взорам предстала лесостепь, с отдельно стоявшими группами деревьев и довольно чахлой травой. Флора здесь выглядела самой бедной из всего того, что мы встречали ранее. На фоне тех папоротников, что закрывали нас с головой на восточном континенте, здешняя сухая травка высотой едва ли один условно-земной метр, выглядела довольно жалко.
Посреди этой саванны высились громадные, растянувшиеся на километры, плато. На их плоских столешницах росли такие же деревья, что и внизу, на равнине. Присутствие этих плато придавало пейзажу какую-то нереальность и искусственность. Вряд ли такой пейзаж можно было назвать красивым, но необычным — да! — с полным основанием.
Едва только мы отдалились от побережья Кораллового моря как на нас откуда-то с небес спикировала стая крупных птиц довольно гнусной наружности. Более всего они напоминали не до конца ощипанных бройлеров; гладкие, лишённые перьев грудь и шея, выглядели необычно и довольно отталкивающе. Они могли бы действительно походить на куриц, если б не габариты, свойственные скорее орлам, нежели домашней живности. Размах их крыльев явно составлял несколько метров, но сколько именно, сказать было затруднительно. Эти птицы являлись теми самыми кахабенями, о которых нас предупреждал погибший Сергей Лазо. Они отважно бросились на геликоптер и сбросили нам на головы наверное с дюжину — если не больше — оперённых стрел, которые не причинив ни малейшего вреда, спланировали где-то далеко позади летательного аппарата.
— Поправку на скорость неправильную сделали, — удовлетворённо прокомментировал полёт стрел Ильицинский, внимательно проследив за тем, как они воткнулись в грунт. — Видимо, никогда прежде не встречались со столь скоростным аппаратом. Какая у нас скорость?
— Горизонтальная — триста сорок, — ответил Нильский Крокодил, не отрывая глаз от приборов. — В любом случае они ничего бы нам этими стрелами не сделали. У нас над головами два винта со скоростью вращения три оборота в секунду каждый. Такая защита лучше любого щита!
Я увиденное комментировать не стал. Свой словарный запас, отпущенный на этот день я уже израсходовал, а потому мне хотелось помолчать.
Равалпинди мы могли бы вовсе не обнаружить и пролететь мимо, но населённый пункт выдал дым пепелища. Ранчо находилось на довольно высоком плато, возвышавшемся метров на восемьдесят над уровнем саванны. Впрочем, о населённом пункте следовало говорить в прошедшем времени, поскольку все постройки оказались выжжены огнемётами. О том, что именно струи огнемётов послужили причиной пожара, явственно свидетельствовали характерные следы копоти на каменных фундаментах, разумеется, там, где эти фундаменты существовали. Примерно с дюжину человек копошились на пепелище; при приближении геликоптера они подняли к небу глаза, но попыток бежать не предприняли. Это, конечно, следовало признать похвальным.
Нильский Крокодил лихо посадил свою летающую скорлупку возле остатков поселения и я покинул своё кресло для того, чтобы поговорить с аборигенами. Инквизитор вылез из геликоптера следом за мною и всё время держался рядом, прикрывая мою спину.
Местные жители при нашем приближении оставили свою возню в углях и нелюбезно уставились на нас.
— Здорово, народ! — поприветствовал я погорельцев. — Видать, вы со спичками неудачно поиграли?
Ответом мне послужило молчание. Моя попытка начать общение на оптимистичной ноте явно осталась неоценённой по достоинству.
— Эй ты, абрикос, я ведь с тобой разговариваю! — я ткнул пальцем в сторону ближайшего ко мне сутулого молодого человека, явному арабу, заросшему бородой чуть ли не от глаз. — Тебе разве аксакал не говорил, что лучше заниматься онанизмом, чем играть со спичками?
— Он немой, — ответил вместо араба другой мужчина, седой, сухощавый, опиравшийся на длинную палку, которой он перед тем ворошил угли. — Ему пираты-конкуренты язык отрезали. С тех пор наш Муди избавлен от необходимости учить иностранные языки.
— Согласен, удобно, — я повернулся к седому мужчине. — Меня зовут просто: Франтишек-Гжегош Ньякотомомбасу. А вот погоняло у меня хитрое: Псевдо.
— А моё погоняло «Коллиматор». Не путать со словом «Аллигатор»! — представился мой собеседник.
— «Коллиматор» — это что-то гинекологическое? — предположил Инквизитор, но старик вежливо ему разъяснил:
— Никак нет. «Коллиматор» — это от словосочетания «коллиматорный прицел».
— А «капо» вашего можно видеть? Или кого-то из старших? — поинтересовался я.
— Нашего «капо» и его скамейку пару часов назад упразднили ребята в роботизированных доспехах, так что при всём своём желании вы не найдёте здесь старших.
— А чего это вдруг ребята в роботизированных доспехах притащились сюда?
— Они хотели знать, бывал ли здесь человек, которого они ищут.
— Может, ты припомнишь, о ком именно они спрашивали? А я уж скажу тебе «спасибо».
— Они расспрашивали о Циклописе Хренакисе.
О-ба-на! Какая неприятная новость. Мы с Батюшкой только переглянулись.
— Спасибо! — поблагодарил я Коллиматора и поманил его пальцем в сторону геликоптера.
Когда мы подошли к летательному аппарату, я вытащил из-под сиденья упаковку с пакетами, в которых лежали сушёные жуки-черепцы. Взгляд старика сразу потеплел.
— Сэр, не найдётся ли у вас какого-нибудь зажигательного прибора? Мы остались без средств разведения огня, — попросил меня Коллиматор.
Я отдал ему бета-ионную батарею:
— Закоротите контакты и высекайте искры. Как Прометей учил, помните? Заряда батареи, думаю, лет на четыреста хватит.
Мой собеседник обеими руками схватил подарки. Выглядел он в эту минуту чрезвычайно довольным.
— Что бы вы хотели узнать? — поинтересовался он у меня, понимая, что должен чем-то отплатить за мою любезность.
— Хотелось бы понять, что тут произошло… — проговорил я.
— «Цивилизаторы» летели на экраноплане. Здесь ему сесть, как сами ведите, места маловато, поэтому он сбросил плутонг десантников нам на головы. Начало, конечно, ничего хорошего не предвещало, а потому, кто смог — попрятался или убежал, кто не смог — попал под раздачу. Десантники сочли, что наш «капо» недостаточно откровенен, ну и пустили его на растопку. А заодно и тех, кто попался им в руки. А наш славный Равалпинди… сами видите… во что превратили.
— Откуда и куда двигались «цивилизаторы»?
— Они летели со стороны Кораллового моря в сторону Сендеро Луминосо. Они знали, что туда прошла довольно большая колонна, прибывшая с Сентрал-Блот.