Выстрел из СВД прозвучал громко.
В ответ с северного склона тотчас заговорили оба пулемета. Пули, сшибая листья с кустов орешника над головами снайперов, улетали куда-то вдаль. Геннадий Гринев уперся плечом в деревянный приклад своего ПКМ и нажал на спусковой крючок. Пулемет выдал короткую очередь.
Братья-минометчики, достав из ящика мину, которая имела вид толстой палки с оперением на одном конце и овальным утолщением на другом, ждали приказа Дорошенко, но командир, держа у глаз бинокль, медлил. Вражеские пулеметы прямо-таки захлебывались от огня, стреляя не по дороге, а по позициям группы «Дюжина». Подполковник в отставке дал отмашку минометчикам и показал четыре пальца, то есть — четыре выстрела. Они были почти бесшумными и бездымными (особенность миномета 2Б25 «Галл»), но удар по противнику получился удачным.
Мины прошуршали над дорогой и со свистом приземлились на противоположном склоне. Взметнулись вверх обломки кустов, куски чернозема, камни от забора. Люди, которые ехали на легковых автомобилях, с криком выскочили из машин, чтобы спрятаться в кюветах. Однако все они остались живы и вскоре продолжили свое путешествие к российской границе…
Соблюдая меры предосторожности, в сопровождении автоматчиков, «Чайка» и «Кречет медленно поднимались по склону к позиции «укров», несколько дней державших под прицелом дорогу.
Залпы миномета «Галл» сделали свое дело.
Пулемет «FN Minimi» пришел в полную негодность, пулеметчик погиб. Второй пулемет «Shrike» валялся на земле, но его пулеметчика не было нигде видно. Впрочем, снайперская винтовка уцелела, а эстонская молодая женщина по имени Биргитте, стрелявшая из нее, получила тяжелое ранение в грудь пулей из патрона 7,62Б-32, магазин с которыми Александра использовала на этот раз.
Бронежилет эстонки пуля со стальным сердечником пробила, хотя он и смягчил удар. Попадание произошло в правое легкое, между вторым и третьим ребром. Картина характерная: обильное внешнее кровотечение, затрудненное, булькающее дыхание с хрипом. Сочувствуя истекающей кровью рослой блондинке с голубыми глазами, Круглянский снял с нее «броник», достал коробку с армейской индивидуальной аптечкой, извлек из нее шприц-тюбик с буторфанолом-тартатом 0,2 % и сделал обезболивающей укол, затем наложил санитарный пакет с бинтом прямо на разорванную форменную куртку пестрого желто-зелено-коричневого цвета.
Командир «Дюжины» изучал ее документы.
Из них явствовало, что Биргитте Кильп является сотрудником американской частной военной компании «WhiteWater» и эта самая компания просит всех оказывать ей содействие в случае ранения или нахождения в плену. Эстонка довольно сносно говорила по-русски. Она спокойно объяснила, что ничего плохого людям на Донбассе не желает. Просто у нее подписан договор с американцами, они очень хорошо платят и потому ее обязанность — выполнять приказы руководства компании, а не предаваться размышлениям о том, гуманно это или негуманно.
— Вы должны доставить меня в госпиталь, — сказала Биргитте. — Компания компенсирует вам затраты.
— Там, на дороге, находятся сгоревшие автомобили и тела убитых вами мирных жителей. Будет ли «WhiteWater» платить их родственникам? — спросил Дорошенко.
— Такого пункта в моем договоре нет.
— Мы — добровольцы, договоров ни с кем не заключали, денег нам не платят. Выручать американских наемников из беды — не наша задача.
— Проявите милосердие к женщине, — тихо попросила эстонка. От сильной кровопотери лицо у нее становилось восково-белым.
— На войне есть только комбатанты и нон-комбатанты, — ответил Тарас Григорьевич. — Вы — комбатант, и с вами разговор особый…
— Мне всего двадцать восемь лет, — сообщила ему Биргитте Кильп. — Я выдержу перевозку. Но не медлите, пожалуйста…
Красотка из частной военной компании совершенно не интересовала Булатову. Это была всего лишь мишень, в которую ей удалось попасть с первого раза. Однако «Чайка» хотела осмотреть ее оружие, уцелевшее при минометном обстреле. Она уже определила, что такой снайперской винтовки в коллекции московского стрелкового клуба нет, но учитель часто показывал ей заграничные рекламные проспекты с новыми образцами, присылаемые в клуб, и там нечто подобное встречалось. Она попросила у командира разрешения ознакомиться с трофейным ружьем более подробно.
Согласно маркировке, изделие произвела австрийская фирма «Steyr-Mannlicher», присвоив ему номер «SSG-08», модель «SM». Оно имело ложу из алюминия с пластиковыми темными накладками и прикладом, складывающимся при необходимости. Внизу на цевье располагались сошки. Открытого прицела Александра тут не обнаружила, а перезаряжание осуществлялось ручным способом, и продольно-скользящий затвор действовал довольно легко.
Его рукоять с шариком на конце, отведенная вбок, напомнила ей родную «мосинку». Оптический прицел «Schmidt — Bender PM11» укреплялся по-новому, на планке «Picatinny rail». В магазине она насчитала шесть длинных патронов калибра «.338 Lapua Magmum». Правда, вес ружья удивлял: более тяжелое, чем СВД, — шесть килограммов.
Биргитте внимательно наблюдала за «Чайкой», которая не спеша осматривала ее винтовку, приводила в действие затвор, доставала из магазина необычно длинные патроны и, встряхивая их, проверяла, есть ли там порох.
— Ты — снайпер? — наконец спросила эстонка.
— Да.
— Это ты стреляла?
— Да.
— Теперь можешь радоваться! — лицо раненой исказила гримаса боли.
— Нет у меня никаких причин для радости, — мрачно ответила ей Александра и, нахмурившись, добавила. — Я только жалею, что мы не приехали сюда раньше. Люди на дороге остались бы в живых. А вот вас, душегубов, — к стенке.
— Это только бизнес, — пробормотала Биргитте.
— Когда ты берешь деньги у негодяев, хоть раз задумайся, что тебя заставят делать за них!..
При осмотре вражеской позиции выяснилось, что в засаде у дороги участвовало как минимум пять человек. Имелись тут удобно устроенные окопы с брустверами, две землянки, накрытые плотным брезентом пестрого оливково-зеленого цвета, место для костра, склад для боезапаса и продуктов. Также нашелся плоский кофр для снайперской винтовки «Штайр-Манлихер», который застегивался на молнию, сумка с разными принадлежностями к ней, толстая книжка-инструкция с фотографиями и чертежами, к счастью — на английском, блокнот с записями на эстонском и снайперская «Карточка огня», из которой следовало, что две машины на дороге расстреляла именно Кильп.
По словам Биргитте, все бойцы, как и она сама, являлись сотрудниками американской ЧВК. Куда они делись и как далеко могли уйти — этот вопрос в настоящее время занимал командира группы «Дюжина» гораздо больше, чем самочувствие военнопленной. Но поиски ни к чему не привели. Наемники точно сквозь землю провалились. Лишь одна женщина-снайпер лежала на брезенте и изредка стонала. Видимо, состояние ее ухудшалось.
Как исполнить просьбу о госпитале, они не знали. Разведывательно-диверсионная группа находились в Диком Поле, вокруг на расстоянии тридцати километров, — ни одного крупного населенного пункта с поликлиникой или больницей. В деревне, где они спрятали свой «Элефант», может быть, и живет медсестра или фельдшер, но ведь нужна хорошо оборудованная операционная, разные медикаменты, хирург достаточно высокой квалификации.
Собрав трофеи и выставив часовых, они сели в кружок, чтобы обсудить создавшееся положение.
— Дедушка мне рассказывал, что годы Великой Отечественной войны снайперов в плен вообще не брали, — веско произнесла Александра. — Их расстреливали сразу на месте, и русские, и немцы.
— Ты предлагаешь застрелить ее прямо сейчас? — спросил Круглянский, неравнодушный к женской красоте.
— Я просто сказала, как было.
— Ну, та война — другое дело, — возразил Дорошенко. — Теперь эстонку можно обменять на наших ополченцев, попавших к националистам в плен. Думаю, америкосы согласятся. Лишь бы она выжила.
— Сначала надо доставить ее в деревню, — вступил в разговор Борис Лавриненко
— А если подогнать бронетранспортер сюда?
— Склон крутой. Он не поднимется.
— Мы можем отнести девушку к дороге.
— Она выдержит?
— Вколоть еще один обезболивающий, с димедролом.
— Н-да, сложная ситуация. — Булатова, сильно нервничая, достала из нагрудного кармана куртки портсигар, вытащила папиросу и закурила. — Значит, мой выстрел был неточным… И куда мне следовало целиться? В руку? Я ее не видела. Все же это не улица в городе, а поле. Да и расстояние немалое — почти полкилометра.
— Выстрел — отличный! — подполковник в отставке повернул к ней голову и улыбнулся. — Я давно обещал «Чайке» награду, но теперь она ее обязательно получит…
— Вы всегда только обещаете, дядя Тарас, — заметил Роман Круглянский.
— Нет, это не так! — возразил Дорошенко. — Трофейная снайперская винтовка со всем хозяйством, к ней прилагаемым, немедленно переходит «Чайке»…
Глава десятая. ОСАЖДЕННЫЙ ДОНЕЦК
…Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо.
Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не может воздух.
Чуть трепещут
Сребристых тополей листы…
Эти строки невольно всплывали в ее памяти. Какой-то пушкинский юбилей в школе, концерт художественной самодеятельности, стихи, по просьбе любимой учительницы литературы Натальи Сергеевны выученные наизусть и прочитанные со сцены громко, с выражением. Саша сделала это с радостью, потому что любила поэзию и рифмованные строки запоминала легко. Потом ей понравились не только русские поэты ХIX столетия, но и современные авторы. Произведения Пушкина, конечно, прекрасны, однако при стремительных ритмах века двадцать первого они кажутся слишком простыми, не вызывающими сердечного отклика.
Украинская ночь была действительно тиха.
Булатова сидела на скамейке в саду возле дома в деревне и мысленно перебирала события минувшего дня.
После того как Дорошенко по рации, имеющейся в бронетранспортере, связался со штабом, сюда прибыла карета скорой помощи с бригадой медиков из ближайшего города. Они сказали, что все сделано правильно с перевязкой и применением лекарств из армейской аптечки, трахея и пищевод не повреждены, потому Биргитте Кильп будет жить. Ее погрузили на носилки. На прощание она долго благодарила группу «Дюжина» за проявленное ими милосердие, но ничего не сказала о своем раскаянии за содеянное.