— Дядя, да что вы такое говорите! — восклицал Роман. — Она мне тотчас по физиономии врежет, и притом — со всего размаха. Я ее знаю.
— Если нравишься, то не врежет.
— Вот и спросите у нее сами.
— Слушай, Рома, я тебе, конечно, за отца и даже за мать. Я тебя люблю, как родного сына. Но не до такой степени, чтоб за тебя с девушками объясняться. А ну, пошел отсюда! И немедленно пригласи ее на прогулку…
Приказ командира они исполнили и лениво прогулялись вдоль сельской улицы, потом зашли в продуктовый магазин и купили там по бутылочке кока-колы. Продавщица пыталась завязать с ними разговор. Они отвечали на ее вопросы уклончиво. Стало ясно, что гулять им лучше не в Мануйловке, а где-нибудь за ее околицей. Вскоре за садами, как осколок зеркала, блеснула под полуденным солнцем излучина реки, и они вышли к ее берегам.
— Давай искупаемся, — предложил Роман.
— У меня нет купальника, — ответила Булатова.
— Я не буду на тебя смотреть.
— Смотреть можно, трогать нельзя, — пошутила она.
— Трогать! — воскликнул, вспыхнув, как маков цвет, снайпер-наблюдатель. — У меня и в мыслях такого не было.
— А что было?
— Ну да, я не скрываю. Ты мне нравишься. Как сверхметкий стрелок высокого класса.
— Врешь, — убежденно произнесла Александра.
— Вот те крест! — Круглянский истово перекрестился два раза подряд.
— Ладно. Сейчас проверим, — ее начала забавлять беседа с молодым напарником на берегу тишайшей деревенской речки. — Я войду в воду вон там, за ивами. Ты — здесь. Встретимся посредине…
Севостьянка весной разливалась вширь изрядно, но к августу входила в обычное русло. Однако по ее течению встречались места более полутора метров глубиной. В запруде, устроенной ниже моста, так и вовсе было глубины почти на два метра. Там действительно водилась рыба — весьма увесистые караси.
До запруды они не дошли.
Но, раздевшись, оба выбрались на середину Севостьянки, где прозрачные струи ускоряли свое движение, закручивались воронками. Ударяя ладонью по поверхности воды вскользь так, чтоб вверх поднимались крупные брызги, Александра беззаботно смеялась. Как выглядит ее тело, она знала потому, что не раз снималась обнаженной. На реке, затененной кронами деревьев, для киносъемки света было недостаточно. Но в лучах солнца, которые пробивались сквозь листву, алмазные капли сверкали, оживляя кадр, на ее темных густых волосах, на лебединой шее, на покатых плечах, на небольшой, но красивой груди с темно-розовыми сосками. Роман молча закрывался от брызг руками и не сводил с нее восхищенных глаз.
— Нравится? — спросила она.
— Да.
— А теперь — марш на берег. И не думай, будто это что-нибудь значит!..
Дорошенко не зря проводил много времени у бортовой радиостанции «Элефанта», настроенной на частоты, которыми пользовались воинские части ВСУ. Он слушал переговоры между штабами и командирами, подразделениями пехоты и артиллерии. Ближайшие планы «укров», а также их исполнение или неисполнение представляли большой интерес для разведывательно-диверсионной группы. Но действовать следовало осторожно. Бывший офицер спецназа КГБ хотел вывести «Дюжину» из вражеского тыла без потерь.
Поведение противника пока опасений не вызывало.
«Укры» говорили о диверсиях, совершенных вчера на двух дорогах, о снайперах, внезапно появившихся у села Петровское. Однако все их внимание занимала захваченная ими 9 августа Саур-Могила, точнее — ее подготовка к дальнейшим боевым действиям. Они намеревались восстановить на ней разрушенные укрепления и усилить их, а также разместить на склонах наибольшее количество военной техники, например, танки и самоходные артиллерийские установки зарыть в землю.
Для исполнения этого замысла командование ВСУ отправило к Саур-Могиле экскаваторы, тракторы, бульдозеры. Землеройные машины принялись ползать по кургану, ровняя старые воронки от снарядов и копая новые ряды траншей, углубления для блиндажей, дзотов и дотов. Бронзовый солдат, стоявший у подножия монумента павшим бойцам Советской Армии, смотрел вдаль. Его фигуру уже повредили осколки снарядов и мин, но он еще крепко держался на ногах.
Чтобы остановить тут кипучую деятельность Вооруженных сил Украины, ополченцы, укрепившиеся в городе Снежное, иногда обстреливали Саур-Могилу из дальнобойных орудий. Дорошенко тоже получил приказ Министерства обороны ДНР переориентироваться с дорог на курган и препятствовать возведению новой оборонительной линии.
«Жовто-блакитный» флаг развевался над «Элефантом», когда они ехали к Саур-Могиле. Никто не помешал «Дюжине» осмотреть пространство, прилегающее к кургану. Но разведка ничего утешительного не дала. Пустынные, перепаханные снарядами поля, разбитые дороги, сгоревший лес, расположенный за возвышенностью, — подходящего места для переносного миномета «Галл» или для запуска реактивно-штурмовой гранаты ближе, чем за километр, тут не имелось. Лесопосадки начинались дальше, и единственным оружием, которое могло в данной ситуации действовать более или менее эффективно, оставались снайперские винтовки.
Три дня подряд ранним утром, при восходе солнца, бронетранспортер привозил Булатову и Круглянского, а также их друга «Грифа», то есть Геннадия Гринева с верным и надежным ПКМ и еще трех автоматчиков в лес, где они оборудовали несколько позиций. Лучше всего до Саур-Могилы доставала австрийская «Steyr-Mannlicher». «Чайка» вела огонь по кабинам экскаваторов и бульдозеров. «Кречет» из СВД чаще попадал по моторам строительной техники.
«Укры», конечно, понимали, кто вредит им.
Однажды к лесу армейский грузовик ВСУ доставил отделение из десяти человек с реактивным пехотным огнеметом «Рысь», тяжелым и неуклюжим. Они попытались поджечь «зелёнку». Но огнемет, принятый на вооружение Советской Армии в 1975 году, видимо, давно исчерпал все сроки хранения и работать не желал. Горючая смесь гасла, не долетая до деревьев. Тогда солдаты обстреляли лес из автоматов. Гринев им ответил из своего ПКМ. Они быстро отступили и в чащобу не пошли, поскольку сами находились на виду, а своего противника не видели.
В другой раз «укры» нанесли удар по снайперам из минометов калибра 120 мм. Особой меткостью это оружие не отличается, хотя взрыв мины — мощный и осколков от него много. Перейдя на свою запасную позицию метрах в пятидесяти от прежней, добровольцы наблюдали, как со свистом падают вниз эти оранжевые шары, как ломаются стволы вековых дубов, как взлетают вверх комья черной земли и куски дерева.
Вскоре для Дорошенко пришло секретное сообщение из штаба: от Саур-Могилы немедленно отойти и приготовиться к переходу из деревни Мануйловка в другой населенный пункт в Шахтерском районе.
Впервые на довольно близком расстоянии (5–6 километров в степи) увидела Александра работу РСЗО «Град» и «Ураган». Артиллерия ДНР накрыла шквальным огнем возвышенность, занятую частями ВСУ. Земля сотрясалась, в воздухе грохотало и гремело так, что закладывало уши. Над степью без конца вспыхивали яркие зарницы. Саур-Могила окуталась густыми бело-серыми облаками дыма.
Вот теперь монумент не устоял.
Почти полностью развалившись, он рухнул на длинную широкую лестницу, которая вела к нему от дороги. Но «жовто-блакитные» флаги больше над ним никогда не развевались. Только черно-сине-красный флаг Донецкой народной республики.
Глава двенадцатая. ИЛОВАЙСКИЙ «КОТЕЛ»
Село Степановка, расположенное в десяти километрах к югу от города Снежное, было местом яростных столкновений Вооруженных сил Украины с ополчением ДНР два дня подряд: 13 и 14 августа. Затем солдаты и офицеры 30-й бригады ВСУ спешно покинули селение, бросив там большое количество боеприпасов и военной техники, как разбитой, так и вполне исправной, в том числе — установку РСЗО «Град», заряженную и подготовленную к стрельбе, но почему-то не сделавшую ни одного выстрела по наступающим добровольцам.
«Элефант» с победным флагом Донецкой народной республики над кабиной прикрывал колонну из легковых машин и двигался по одной из таких дорог. Его башня с пушкой, медленно поворачиваясь, грозно смотрела по сторонам. При малейшем шевелении в «зеленке» стрелок-наводчик Слава из Славянска посылал туда длинную очередь. С подобным «звуковым» сопровождением они довольно быстро и без потерь доехали до села.
Бойцы РДГ «Дюжина» вышли из бронетранспортера с оружием в руках и начали осмотр населенного пункта, где более месяца находились отряды «Правого сектора» и кадровые части ВСУ. От прежде богатой и цветущей Степановки мало что осталось. Дома стояли без крыш, многие сады выгорели. Жители, спасаясь от войны, покинули родные места. Но все-таки в центре села, у универмага, тоже полуразрушенного, к ним вышел худой человек лет пятидесяти в бежевой футболке и черных спортивных штанах, с седой бородой и пучком длинных волос, связанных на затылке. Он назвался Михаилом и предложил свои услуги. Он был готов рассказать им о том, как здесь жили «укры», приехавшие из Киева, Полтавы, Волыни и Тернополя, какие порядки устанавливали и почему поселяне сильно невзлюбили их.
— Почему же? — спросила Александра.
— Ихние телеканалы день и ночь болтают о какой-то единой Украине, — ответил Михаил, покосившись на снайперскую винтовку Мосина в ее руках, — А они вели себя здесь как оккупанты на захваченной территории.
— В чем это выражалось?
— Мародерствовали по-черному. Тащили все, что под руку попадет. Целые грузовики нашим добром набивали и отправляли на свою нищую «западэньщину». Например, у моей соседки отобрали печь-микроволновку, кухонный комбайн, кофемашину, два ноутбука.
— Неплохо жила ваша соседка.
— Да уж. Отделом в универмаге заведовала.
— У вас ничего не отняли?
— А я — бедный человек, — усмехнулся Михаил. — У меня только компьютер. Каждый день в «Фейсбуке» рассказываю о здешних событиях. У меня много подписчиков.
— Про бои тоже рассказывали?
— Конечно. Очень ждали мы, когда вы их раздолбаете. И дождались… Осторожнее, здесь у них штаб был. Три ящика мин направленного действия в огороде бросили… А вон их командно-штабная машина. Она не завелась. Так на «хаммере» удирали…