Ничто не могло изменить внешний вид военного советника. Полевая форма всегда сидела на нем по-особому щеголевато. Кожаные ремни офицерской портупеи — плечевой и поясной — с кобурой пистолета на правом боку плотно облегали торс. Среднего мужского роста был Сергей, но для своего возраста довольно строен. Одеколон, которым он пользовался, имел легкий приятный запах, и Александра ощутила его, когда майор запаса наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку.
— Как самочувствие? — спросил он.
— Нормально.
— Я привез одно импортное лекарство для скорейшего заживления ран и уже побеседовал с хирургом. Он считает, что операция прошла без осложнений. Но швы снимут через неделю.
— Это очень долго, — сказала она.
— Вы торопитесь?
— Меня тут спрашивают, когда я вернусь в Москву…
Военный советник сел на табуретку, посмотрел на Александру с ласковой улыбкой и начал неспешно рассказывать о нынешней военно-политической ситуации на Донбассе. Сергей сообщил, что его друг и соратник Игорь Стрелков в середине августа ушел в отставку с поста министра обороны ДНР и теперь вслед за ним уходят многие из тех, кто начинал военное сопротивление фашизму на Украине. Один период борьбы закончен. Начинается другой. Романтики, поэты и идеалисты, движимые благородными порывами души, отважные, но малосведущие в ремесле войны, уступают место армейским профессионалам. Щербина тоже собирается в Москву, потому их бракосочетание состоится там, если Александра Константиновна уже приняла решение.
— Постепенно я привыкаю к этой мысли, — пошутила она.
— Звучит обнадеживающе! — он поддержал ее шутку.
— Приходите чаще. Например, завтра.
— Обязательно!
Майор запаса ушел, оставив Саше пакет с фруктами.
Она достала оттуда большое краснобокое яблоко, надкусила его. Яблоко было очень вкусным. Что-то изменилось вокруг «Чайки» после его ухода. Может быть, солнца стало больше. Его лучи падали в окно почти отвесно и рисовали на полу причудливые фигуры. Может быть, появилось больше прохладного воздуха. Обжигающий, пропитанный пылью ветер Дикого Поля не долетал сюда. Война отступала, уходила прочь, и это Булатова ощущала с некоторым сожалением потому, что сумела приспособиться, найти в ней свое место.
В палату больше никого не поселили.
Персонал госпиталя проявлял небывалое внимание и вежливость. Медсестра, после перевязки набирая в шприц что-то из ампулы, принесенной прямо из ординаторской, с улыбкой спросила, кто достал Александре австрийские биогенные стимуляторы, например, актовегин. Санитарка сказала, что за все уже заплачено (это показалась Булатовой знакомым), и по ее просьбе принесла в палату металлический портсигар с папиросами и коробочку с золотым кольцом из Сашиной куртки.
На следующий день Сергей пришел в госпиталь снова и не пустыми руками, а с необычным подарком. Он достал из офицерской сумки довольно потрепанную небольшую книжку в мягком переплете. На ее обложке значилось: «Дракон. Стихи» и сверху имя автора — «Юрий Юрченко». Александра с интересом перелистала поэтический сборник:
— Это наш общий знакомый Юрий Васильевич? — спросила она. — Как он поживает и по какому случаю подарок?
— Поживает он плохо, — мрачно ответил Щербина.
— Что случилось?
— В конце августа недалеко от Иловайска Юра попал в плен к неонацистам из батальона «Донбасс». Недавно мы его обменяли. Перелом ноги и нескольких ребер, травмы головы, общее истощение организма.
— Пытали? — догадалась Булатова.
— Да. Решили, будто он — полковник, офицер спецназа ФСБ. Требовали признать, что заброшен на Украину с особым заданием. Хотели устроить с ним показательный судебный процесс в Киеве.
— Гражданин Франции, автор восьми книг стихов и трех пьес, которые идут в Париже и Брюсселе, — офицер русского спецназа? Неужели кто-нибудь поверит в подобную чушь?
— Разумеется, нет. Просто это — обычная для хохлов паранойя, — пожал плечами военный советник. — Они же изо всех сил хотят доказать, что с ними воюет Российская армия, но ничего у них не получается. Нет здесь нашей армии. Если бы была, то не в Донецке мы бы сейчас находились, а в Киеве.
— Ой, да тут есть автограф автора! — воскликнула Булатова, найдя страницу в начале сборника с кудрявым росчерком пера.
— Юра узнал от меня, что вы — тоже в госпитале, и потому передал свою книгу. Самого раненого поэта мы сегодня отправили в Изварино. Затем самолет доставит его в Москву, где он будет проходить лечение в одной из городских клиник…
Оставшись одна, Александра взялась за сборник стихов.
Юрченко, как положено поэту, много путешествовал в молодости. Он ездил по огромной, дружно живущей и благополучной стране, рассматривая ее города и села, знакомясь с разными людьми. Его глазами Булатова увидела и могучие реки Восточной Сибири, и морские порты Дальнего Востока, и высокие Кавказские горы. Вероятно, он несколько лет провел в Грузии, хорошо изучил историю и культуру этого края, красиво описал его. Но больше всего «Чайке» понравилась любовная лирика:
По горным утренним и белым рекам
Я приплыву к тебе однажды летом.
Везде недолгий гость, везде — прохожий,
Я окажусь опять в твоей прихожей.
В кармане — старый ключ в табачной крошке.
Я расскажу тебе о жизни прошлой.
Там реки не текут, их льды сковали.
Я расскажу тебе, как тосковал я…
Теперь с наложенными гипсовыми повязками, иногда теряющий сознание от боли и в сопровождении фельдшера, готового прийти ему на помощь при внезапной остановке сердца, Юрий Васильевич летел в столицу России. В боях не участвовал, никого не убивал, хотел лишь рассказывать миру правду об этой гражданской войне, романтик и поэт наконец-то во всех деталях и подробностях узнал, каков он есть в действительности, государственный переворот на Украине…
К вечеру канонада обычно усиливалась. «Укры» продолжали расстреливать Донецк из крупнокалиберных минометов и орудий. Но в центр города снаряды залетали редко, поэтому в больнице имени Калинина придерживались обычного режима. Полдник здесь раздавали в четыре часа дня, и Роман Круглянский навестил Булатову ближе к этому времени. Одетый, как и она, в больничную пижаму, раненый снайпер покинул свою палату и появился у нее с двумя чашками горячего чая в руках:
— Привет! Как поживаешь?
— Хорошо. — Она улыбнулась.
— Тут чай раздают. Я взял и для тебя.
— Спасибо. Садись. Давай поговорим.
— Конечно, поговорим, — он поставил чашку чая на тумбочку возле ее кровати и сел на табуретку. — Дядя сказал, что ты скоро уедешь в Россию. Но ведь боевые действия не закончены.
— Мне надо ехать в Москву. По работе.
— Я думал, что сейчас твоя работа здесь, — он взял чайную ложку, чтобы размешать в чашке сахар.
— Нет, — ответила Александра. — Но у меня было что-то вроде торжественного обещания.
— И ты его выполнила?
— Вот. — Саша извлекла из-под подушки желтоватый серебряно-латунный портсигар старшего сержанта Люды. На его крышке, кроме гравировки, теперь имелось и небольшое отверстие. Щелкнув замочком, Александра открыла портсигар. Вместе с папиросами там лежали пять осколков от мины — плоские, почерневшие от огня кусочки металла с рваными краями.
— О! Мне тоже их отдали, — весело произнес Круглянский. — Говорят, военный сувенир.
— Курить тут, наверное, нельзя, — тяжело вздохнула Булатова. — Но все равно мы возьмем по одной папиросе. Помнишь, я говорила тебе?
— Отлично помню, — он кивнул головой. — Смотри, окно легко открывается. Дым уйдет, и нас не поймают. Сейчас я найду зажигалку…
Зажигалка нашлась, но не скоро.
Пока Круглянский отсутствовал, Александра перебирала в уме аргументы для беседы с ним. Во-первых, она научила напарника основным снайперским приемам. Во-вторых, с ее помощью он довольно быстро освоил винтовку Драгунова, и они начали вместе выходить на охоту. В-третьих, он уже приобрел необходимый сверхметкому стрелку практический опыт. Следовательно, она может, не испытывая никаких сомнений, передать СВД, принадлежащую одесскому бизнесмену Сероштану, в надежные руки.
Фронтовой «Беломорканал», несмотря на жару и пыль, на долгие путешествия по Дикому Полю и на удар осколком, сохранил необычайную крепость. Дым его был горьковатым, и, тем не менее, — приятным. Роман с удивлением сказал об этом «Чайке». Она только улыбнулась, положив заветный портсигар в карман своей больничной пижамы.
Роман обещал дяде сохранить приятную для Булатовой новость в секрете до поры до времени, однако, увидев «Чайку», не смог удержаться. Очень хотелось ему убедить Александру остаться в разведывательно-диверсионной группе «Дюжина». Никто лучше ее не справится со странным австрийским агрегатом под названием «Steyr-Mannlicher». Никто лучше нее не поговорит с ним, Романом, по душам, никто так весело не улыбнется его шутке. Как будто между прочим, он произнес:
— А тебя представили к награде.
— Не может быть, — уверенно ответила Саша.
— Да! Тебе дадут именной пистолет.
— Что ты придумываешь! Какой пистолет?
— Автоматический пистолет Стечкина. Многие тут мечтают его заполучить…
Для самообороны снайперу нужен пистолет.
Если солдаты противника обнаружили его позицию и незаметно подошли к ней на расстояние пистолетного выстрела, то есть на 20–30 метров, то винтовку с оптическим прицелом лучше отложить в сторону, она уже не поможет. Сверхметкого стрелка могут спасти только гранаты или пистолет, который он всегда носит в кобуре на правом боку. У Людмилы Павличенко был «ТТ», и она с ним не расставалась даже при увольнении в город. Хорошее, мощное оружие, но устаревшее к началу ХХI века.
Игорю Стечкину, молодому сотруднику ЦКБ-14, удалось решить многие задачи, стоявшие перед оружейниками после Второй мировой войны. Его автоматический пистолет, принятый для вооружения офицеров и солдат некоторых частей Советской Армии в 1951 году, был тяжеловат (вес — 1,2 кг), зато имел магазин с двадцатью патронами калибра 9 мм, мог вести огонь, как одиночными выстрелами, так и очередями. За это его полюбили летчики, моряки, экипажи боевых машин, гранатометчики. АПС также стал лучшим оружием для партизан в Африке и Южной Америке. Знаменитый кубинский революционер и несгибаемый борец с американским империализмом Эрнесто Че Гевара называл его своим верным спутником.