– Наверное, мечтаете стать помещиком и жить так же вот тихо и спокойно? – спросил Кураев, показав на один из домов, мимо которого они как раз проходили.
– А вы разве нет? – нехотя ответил Василий, но нетрудно было догадаться, что он совсем не прочь обрести покой и осесть где-нибудь в сельской глуши.
– В вас, наверное, говорит кровь предков, что имели большие земельные наделы. Тем более что по служебной лестнице ваше продвижение идет медленно, а может и совсем приостановиться…
– Угрожаете? – не дал договорить ему Василий.
– Свят-свят! – шутя перекрестился Кураев. – Я на вашей стороне. К тому же вы мне приятны и симпатичны, нас многое связывает и объединяет, зачем же мне вам препятствовать? Скорее наоборот, готов всячески поспособствовать вам. Но вы этого не хотите. Не так ли?
– О чем вы? – спросил Мирович, хотя прекрасно понимал, на что намекал Кураев.
– Отказались передать мне план крепости, который у меня и без того был. Вот о чем. Не нужно в следующий раз делать такие увертки, они вас не красят.
– Догадывался о том, – кивнул Мирович. – Тогда зачем вам его плохая копия? Единственное объяснение – чтоб оставить у себя мой рисунок и в случае чего использовать как доказательство участия в неблаговидном деле, которое вы так усердно готовите. Другого объяснения я не вижу.
– Вот как вы все повернули! – чуть приостановился Кураев и с удивлением глянул на Мировича, словно увидел его впервые. – Вы еще и все мои ходы наперед знаете. Похвально, весьма похвально. Так я вас разочарую: дело, в которое вы вовлечены, делается с соизволения ее императорского величества. Как может она организовать заговор против себя самой? Ответьте.
Мирович растерялся, услышав такой ответ, но быстро нашелся и ответил:
– Хорошо, допустим, именно так все и обстоит, хотя, как понимаю, никаких доказательств тому вы мне не предоставите. Но почему тогда в тайне? Чего скрывать? Почему не должно о том знать начальство крепости, тот же комендант? Разве не проще было бы официально организовать все вами или еще кем-то задуманное?
– А вы не скажете мне, почему в любом государстве имеется тайная служба? И с чего эти тайны возникают? Когда одна страна не хочет, чтоб о ее действиях знали соседи, она делает это тайно. Вот и ответ на ваш вопрос.
– Согласен. От тех же пруссаков нужно иметь тайны, а от союзников? Или от всего народа? В Писании сказано…
– …нет ничего тайного, что не стало бы явным, – закончил за него Кураев. – Все правильно. Союзники. Но вы же сами только что заметили: надолго ли? А как узнать в огромной России, кто собирает сведения об армии и ее передвижении, а потом передает их нашим соседям? Потому порой мы вынуждены проводить тайные операции. Поверьте, на то есть свои причины и объяснения.
Они дошли до края улицы, и далее перед ними белел выпас для скота, покрытый неглубоким, недавно выпавшим снежком. К Рождеству тут будут непроходимые сугробы, а сейчас местные жители выгоняли на луг своих коней добывать траву из-под снега. Потому часть луга была словно прополота незримой рукой, и по краям его виднелись торчащие болотные кочки с обглоданной на них до основания растительностью. Они, словно головы упрятанных под землю богатырей, напоминали о летнем буйном цветении. И зима, пришедшая нынче рано, положила конец тихой жизни травы и цветов, что совсем недавно тянули свои стебельки к солнцу. Зима, как и жизнь, беспощадна ко всему вокруг, и противиться ей не может никто, даже природа. А Рождество не за горами, время пробежит быстро, и все забудут об увядшей траве, цветах, радовавших глаз, и будут праздники, когда совсем иная радость закружит людей в неумолимом водовороте времен года.
Мировичу вдруг вспомнилось, как вроде бы совсем недавно на Рождество, которое он встречал вместе с Кураевым в столице, состоялся его первый в жизни поединок с Понятовским. И он дрался с поляком на шпагах. Тот ранил его, когда Василий всего лишь на время опустил свое оружие. То была первая в его жизни кровь, пролитая в небольшом, но все же сражении.
С тех пор Василий всегда был настороже и ни при каких обстоятельствах не оставался незащищенным, даже если не держал в руках оружия. То был для него урок на всю жизнь. А сейчас Кураев предлагает довериться ему во всем, а если точнее, доверить свою жизнь. И он всячески сопротивлялся, пытался выскользнуть из его, казалось бы, дружеских объятий и жить дальше так, как умел, как хотелось ему, – «непоборимому» Мировичу. Но… силы слишком неравны, и Кураев со всеми его связями легко справится с ним, если даже он откажется от дальнейшего сотрудничества. Его судьба будет предрешена. Выхода не было. И потому, решил он, следует прежде всего позаботиться о жене и сыне, о которых Кураев пока что не знает. Хотя, вполне возможно, что и об этом ему давно известно…
– Скажите, а что с моим вопросом о возвращении дедовских поместий? Вы обещали при следующей встрече дать ответ. Но вы пока что молчите…
– Понятно, почему вы сегодня такой колючий и несговорчивый. Да, нужно было с самого начала заговорить о них. Я поинтересовался у знающих людей, и мне посоветовали подать прошение на имя ее величества. Только она может дать ответ по этому поводу. А для вящей убедительности попроситесь на прием к человеку, который связан с вами если не родственными корнями, то хотя бы местом рождения…
– Он что, тоже родился в Тобольске? – с удивлением спросил Василий. – И кто же этот влиятельный человек?
– Граф Разумовский, – улыбнувшись, ответил Кураев. – Подозреваю, что в вашем Тобольске он даже в мечтах своих не бывал и не хотел бы там оказаться. Но он родом из тех же мест, откуда ваши предки.
– Это так, – кивнул Мирович. – Но вряд ли он меня так вот запросто примет. Или вы и здесь посодействуете?
– Обещать не буду, но постараюсь. А прошение на высочайшее имя подайте в любом случае. Здесь тоже обещаю организовать поддержку через своих знакомых. Но если бы граф обратился к ее величеству, то она бы наверняка не отказала ему.
– Я много раз думал о нем, но все как-то не решался…
– Может, и правильно. Всему свое время. А теперь давайте обговорим наше дело. Оно, с одной стороны, довольно простое, но могут случиться всяческие непредвиденные обстоятельства. В роте, что вам подчинена, у вас есть надежные люди? Такие, чтоб пошли за вами хоть на край света? Те, кому вы доверяете…
– Найдутся, – чуть подумав, кивнул Мирович.
– Постарайтесь сойтись с ними поближе. Они вам понадобятся в нужный момент, о чем сообщу отдельно. В общих чертах картина такая: вы должны будете вывезти из крепости этого самого пленника, которого час назад привезли в столицу.
– А зачем он здесь? – поинтересовался Мирович, но тут же пожалел о своем вопросе.
– Василий Яковлевич! Я решил, мы поняли друг друга и загадки один другому загадывать больше не будем. Можете думать что угодно, но я отвечать не стану. Скажу больше – и знать не хочу. И вопроса вашего не слышал. Уразумели? Вот и хорошо. Его следует в нужный момент вывезти из крепости и передать мне…
– Тоже с маской на лице? – уточнил Василий.
– Желательно, – отмахнулся Кураев, но было видно, он не придавал тому большого значения. – Одному вам не справиться. В помощь вам прибудет Аполлон Ушаков и привезет приказ о переводе пленника. Вы с этим приказом отправитесь к коменданту, он даст вам команду вывезти узника, что и сделаете. А затем, на выезде из Шлиссельбурга, где я буду вас поджидать в закрытой карете, передадите его мне.
– И когда это случится? Завтра? Через неделю? Может, лучше забрать его прямо сейчас, пока он в Петербурге? Это облегчит нашу задачу…
– Вы ничего не поняли. Спешить в нашем деле хуже всего. Ждите приказа от меня. Он может быть отдан или завтра, или через год. Наберитесь терпения и ждите.
– Точно приедет Ушаков? Может, другой кто? Я ему не очень-то доверяю… Он может подвести в любой момент, испугаться, напиться, да что угодно. Мы же с ним знакомы не первый год, и на него никак нельзя полагаться.
Кураев его внимательно выслушал, но настоял на своем:
– Нет, пусть будет именно он. А пока прощайте, – с этими словами он протянул руку и зашагал обратно, оставив Василия в полном одиночестве.
Василий еще какое-то время смотрел вслед Кураеву и думал, чему из услышанного верить, а что пропустить мимо ушей. Так, он не верил, что если освободит пленника, – а кто скрывался под маской, Василий догадывался, – то останется в живых. И зачем им освобождать его по подложному приказу, причем тайно? Нет, все это следовало обдумать и выработать свой собственный план, но знать о нем Кураев не должен. Решив так, он вернулся к казармам, одолеваемый самыми различными предположениями. Он понимал – выбрать одно из них ему предстояло в ближайшие дни. Иначе он никогда не вернется к Анне и Петру, и они будут жить в бедности, как и он жил все эти годы.
«Нет, я перехитрю их всех, и они еще пожалеют, если откажут мне в прошении», – решил он твердо.
Через неделю он отвез в столицу прошение на высочайшее имя, составленное на нескольких страницах с двуглавым орлом наверху каждого листа. Ближе к Рождеству он сумел пробиться на прием, как и советовал ему Кураев, к гетману Войска Запорожского графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, надеясь, что кто-кто, а он-то должен заступиться за несправедливо обиженное семейство Мировичей, чьи ратные подвиги еще помнят в неспокойных окраинных землях России.
Гетман, одетый в светское платье, а отнюдь не в казацкие шаровары, принял Мировича в небольшой отделанной мраморными плитками приемной, где по утрам отдавал распоряжения своей многочисленной дворне. Едва глянув на насупленное лицо гетмана, Василий сразу почувствовал дурное предзнаменование и бесполезность их разговора. Так оно и оказалось. Выслушав его, Разумовский покрутил головой, поглядывая на просителя, словно прицениваясь к нему, потом открыл золотую табакерку, заложил в нос щепотку табака, приятный аромат которого доходил и до Василия. Подождав какое-то время, пока действие табака скажется, громко чихнул несколько р