Вернувшись к машине, сел на сиденье рядом с шофером. Несмотря на продолжавшийся дождь, Костя держал дверцу открытой. Спросил, оглядев меня критически:
— Выпрыгнуть на ходу сможете?..
Честно говоря, большого опыта прыжков из движущегося транспорта у меня не было. Так сложилось, что жизнь к этому не принуждала:
— Ну, если скорость будет меньше ста километров…
Константин успокоил:
— Три, ну, максимум четыре.
— В таком случае не проблема, — пробормотал я, но как-то не слишком уверенно.
Константин на мои сомнения внимания не обратил:
— Вот и отлично! Видите одноэтажное здание? Это подстанция. Выезжая с парковки на трассу, машины за нее заворачивают и пропадают из виду на три секунды, я засекал. Фонарей там нет, а у стены на тротуаре стоит телефонная будка. К тому же идет дождь, это нам на руку…
Не знаю, как насчет руки, а по крыше салона струи воды стучали, словно по барабану.
— В очередь на выезд я вклинюсь по наглому, сразу за нами они не пристроятся. Как только выйдем из поля зрения, приторможу двигателем…
— Почему двигателем? — вырвалось у меня непроизвольно.
Костя и на этот раз проявил максимум терпения:
— Потому что машина длинная, с парковки могут быть заметны тормозные огни. Тут-то вы и выскочите, нырнете в телефонную будку и прижметесь к стене. Вторая группа слежения поджидает, скорее всего, на трассе, это тоже надо учитывать. Хотя я бы расположил ее вверх по улице по которой мы неизбежно поедем. Движение по ней одностороннее. Все понятно?
Я кивнул. Константин, очевидно, был весьма высокого мнения о моей спортивно-шпионской подготовке, но разубеждать его я не стал:
— Сделаю!
— А теперь позвоните Семенычу, он сегодня дежурит, и попросите раскочегарить к вашему приезду сауну…
Я позвонил, после чего Костя забрал у меня мобильник и протянул свой. Улыбнулся:
— Потом придется заменить обе карты…
Говорить больше было не о чем, пришло время действовать. Автомобиль сорвался с места с визгом колес и буквально втиснулся в самое начало очереди на выезд с парковки. Тачка у меня не из дешевых, задеть ее побаиваются, поэтому протырились мы без проблем, хоть и под аккомпанемент отборного мата. Выпрыгнул я тоже удачно, если не считать, что саданулся со всей дури плечом о стену. Пиджак разодрал в клочья, но это мало меня волновало. Как говорится, снявши голову по сюртукам не плачут. Шмыгнул под навес телефонной будки и прижался спиной к бетонной стене. Пока все идет неплохо, думал я, вспоминая пролетавшего сороковой этаж шагнувшего с крыши небоскреба американца. Все просто отлично, особенно если эти гады клюнут на Костину уловку. Очень мне хотелось видеть, что произойдет дальше, и шоу не заставило себя долго ждать. Третьим из-за угла подстанции выскочил черный, как жук, форд и, резко набирая скорость, бросился в погоню за растворявшимися в пелене дождя огнями моей машины. А «форд», отметил я про себя, это совсем не «ситроен», и фары у него вовсе не как глаза у китайца. Значит, прав был Константин, значит очень важная я фигура, если слежку ведут в несколько экипажей. Одним этим фактом уже можно гордиться, но мне все равно было как-то не по себе. В детективах, которые я последнее время почитывал, повествование, как правило, велось от лица сыскарей, я же дебютировал в роли загнанного волка, которому еще только предстояло сигануть через флажки. Кровавые и почти всегда глупые истории на бумаге заканчивались оптимистично, мне же хеппи энда никто не гарантировал.
Телефонная будка давала крышу от сочившейся с неба влаги, но от пронизывающего ветра никак не защищала. Может быть, именно такой встряски мне и не хватало, рассуждал я, выжидая на всякий случай время, может быть засиделся я в кабинете, решил, что это и есть настоящая жизнь, а она на поверку совсем другая! От бетонной стены исходил могильный холод, от него у меня начали ныть зубы. В баньку бы сейчас, которую топит Семеныч, попариться с веничком, а потом принять стаканчик, и в койку, так чтобы все происходящее оказалось лишь сном. По телу волной пробежала мелкая, противная дрожь. Зверски хотелось курить, в поисках сигарет я проверил карманы и в одном из них обнаружил подарок судьбы, купленную только что фляжку. Она пришлась весьма кстати. Пил коньяк из горлышка и чувствовал, как по задубевшим членам разливается живительное тепло.
В ответ на проявленную заботу продрогший организм ответил всплеском животного оптимизма. У нас, у секретных агентов, главное вовремя выпить, а проблемы? — проблемы сами собой рассосутся. Набравшись смелости, я выскользнул из своего укрытия и заглянул за угол. Парковка перед торговым центром как и раньше была полна машин, а под козырьком у входа стояло несколько ярко-желтых такси. Огни их фар в сыпавшейся с низкого неба гнусной мороси расплывались радужными пятнами. В напоенном влагой воздухе висел едкий запах свежих выхлопных газов. Направляясь трусцой к фасаду супермаркета, я мурлыкал себе под нос мелодию забытого шлягера. Мы могли бы служить в разведке, — напевал я, отчаянно фальшивя, — нас могли бы снимать в кино… Дальше было что-то про какие-то непонятные ветки, но слова я запамятовал, зато точно знал, что теперь делать. Дедукция — великая вещь, думал я, стараясь не растерять по дороге уверенность в успехе, стоит начать мыслить логически и выход найдется! Или иллюзия его существования, что тоже неплохо…
Под широким, пластиковым козырьком, как в одноименном рассказе Хемингуэя, было чисто и светло. Первое же такси распахнуло передо мной свою гостеприимную дверцу, правда усатый шофер посматривал на потенциального пассажира с большим сомнением. Оно и понятно, не каждый день к тебе в машину садятся люди в разодранных костюмах от Версачи и с фляжками коньяка в руке. Деньги, правда, как человек интеллигентный, показать не попросил. Всю дорогу мы дружно молчали, но он, я это чувствовал, был настороже и с теплым чувством вспоминал о лежавшей под водительским сиденьем монтировке. Я же нет-нет да оборачивался, но хвоста, как ни старался, засечь не мог.
Шел первый час ночи — и давно уже шел — когда я выскребся из такси и шмыгнул, как мышь, в подворотню. До нужного мне дома оставалось еще два квартала, но я решил не рисковать. Высунувшись, огляделся по сторонам. Улица из конца в конец была пуста, но конспирация, знаком с которой я не был, настоятельно требовала затаиться и переждать. Радовало и то, что меня не видят многочисленные подчиненные, внятно объяснить им, чем я здесь занимаюсь, было бы затруднительно. Прислушиваясь к посторонним звукам, я чувствовал, как дистанцируется от меня прожитое, как вместе с шумом бегущей по водосточной трубе воды подступает тоска. Не знаю с чего, но вдруг до соплей стало жалко себя. Чувство это было непривычным и потому, наверное, особенно щемящим…
Должно быть прошел целый час, или мне так показалось, прежде чем я сдвинулся с места и, распугивая кошек, пересек первый из проходных дворов. Оставалось еще три и один раз надо было перебежать узкий переулок. В новых районах такие маневры невозможны, там и дворов-то нет, не то что здесь, в центре Москвы. Есть, все таки, прелесть в неупорядоченном хаосе старой застройки, где параллельные улицы пересекаются и так легко затеряться в нагромождении монументальных, стоящих, как бог на душу положит строений. Места эти были мне знакомы еще с той поры, когда мы с Сашкой женихались. Встречаться приходилось в квартире ее подруги, окна которой просматривались из под высокой арки дома эпохи индустриализации, а может быть и борьбы с космополитизмом. Собственное пристанище появилось у нас много позже, потом я прикупил земли и построил коттедж, а тогда, тогда мы были такими же нищими, как все. Подруга эта, не нам чета, уже в те даликие времена работала в международной организации переводчицей и если приезжала домой, то лишь на месяц, и то раз в два года. Теперь круг замкнулся. Как и много лет назад я стоял под продуваемой ветром аркой и смотрел на темные окна третьего этажа. Не было только букета цветов и не стоило ждать заветного сигнала, получив который, я опрометью несся через улицу и взлетал через две ступеньки на лестничную площадку…
Когда Сашка меня бросила… странно как-то звучит: «бросила», режет ухо! Бросают окурки и горелые спички, а еще в наглую морду оскорбительные слова, прежде чем хорошенько по ней двинуть. Когда же бросают человека, то ощущение возникает болезненное… по крайней мере у того, кого бросают. Когда Сашка от меня ушла, в эту квартиру и переехала. Благо ключи испокон веков хранились у нее и она оплачивала приходящие счета. Подруге это удобно. Я смотрел на погруженный в темноту дом и думал, что в нашей молодости все было другое, а главное другими были мы. Ничего не поделать, время полирует чувства пылью обыденности… — приложившись к фляжке, я нащупал в кармане сигареты: — А ведь неплохо сказано, надо бы где-то записать! Сделал еще глоток, для смелости, и чиркнул зажигалкой. Никогда не подумал бы, что для разговора с Сашкой мне понадобится смелость, а вот дожил! Номер помнил наизусть. Прижал мобильник к уху. Коньяка в посудине оставалось на треть и я решил поберечь его на крайний случай. Кто знает, как она ответит, если я еще не знаю что ей скажу. В таких делах лучше всего полагаться на экспромт. Что ж до вопроса, его надо задать так, чтобы прозвучал он максимально естественно…
Прошло, наверное, с минуту, прежде чем в глубине квартиры забрезжил огонек ночника. Женский голос в трубке показался мне незнакомым:
— Алло!
— Это я! — сказал я, как на моем месте поступил бы каждый нормальный мужчина. Да и что еще можно сказать, разве только поинтересоваться: — спишь?..
Губы Сашки дрогнули, она нахмурилась. Лицо ее я помню досконально, много раз его рисовал. Морщить лоб ей не идет. Этюдник и старую палитру видел последний раз в чулане. Где-то там, наверное, и портреты, их еще можно попытаться разыскать. Не бросил бы баловаться красками, сидел бы сейчас на Арбате и зарабатывал себе честным трудом на хлеб, и уж точно на бутылку.