– Чтобы раньше времени не напились, – предположил я.
– Что такое «страда»? – спросил Слава, опорожнив стаканчик.
– Улица, – сказал главный редактор. – Наш язык ничем не отличается от румынского.
– Так вы румыны? – удивился Слава.
– Ну… не совсем, – замялся главный редактор.
– В русском языке южные диалекты сильно отличаются от северных, – сказал я. – А у вас, значит, и диалектов нет?
– Не знаю, – почесал затылок главный редактор.
Чувствовалось, он уже был не рад, что затронул лингвистическую тему.
– Поехали в Брежневский зал, – пришёл ему на помощь главный технолог.
Мы сели в машину, и я опять оказался напротив коленок Танечки.
– Джинсовый комбинезон, конечно, хорошая одежда, но и в платье бывает удобно, – сказал я.
– А в чём ходит Петрова? – спросила Танечка.
– Валька? – стал я вспоминать. – Тоже то в платье, то в штанах. Но у неё коленки…
Я осёкся.
Главный редактор воззрился на ноги звукорежиссёра, словно увидел их впервые в жизни. Роман вдруг расхохотался, как артист в опере.
– В своём театре будешь смеяться, – одёрнул его брат.
– Он артист? – громким шёпотом спросил я Танечку.
– Народный.
Я присвистнул. С народными артистами мне приходилось выпивать. Однажды в центре города я встретил солиста нашей оперы Володю. Он только что вернулся с конкурса в Испании, где стал первым лауреатом, и свой триумф отмечал не первый день и со всеми подряд.
– Выпьем? – спросил он меня.
– Конечно, – сказал я, – но через два часа. Бегу на летучку.
Мы договорились встретиться на троллейбусной остановке у сквера Янки Купалы. Ровно через два часа я подъезжал к скверу в троллейбусе, прижимая к груди две бутылки водки. Являться на глаза лауреата с одной бутылкой было несолидно.
У сквера я увидел огромную толпу, и это было очень странно. Даже в часы пик на этой остановке собиралось не больше десяти человек. Я вышел из троллейбуса – и всё понял. Вероятно, по дороге сюда Володя встретил других знакомых, они как следует отметили победу в конкурсе, и Володя решил продемонстрировать своё искусство друзьям. Может быть, он спел ту самую арию, которая и сделала его лауреатом. Услышав пение, люди выходили из проходящих троллейбусов и присоединялись к слушателям, потому что, во-первых, оперные гении не каждый день выступают на улице, а во-вторых, всё-таки это было бесплатно.
Я смешался с толпой и какое-то время слушал модуляции несравненного тенора. Но, как оказалось, Володя не забыл, ради чего пришёл на эту остановку. Заметив меня, он тут же перестал петь и поманил меня пальцем.
– Сколько? – кивнул он на пакет.
– Две, – сказал я.
– Молодец!
Он схватил меня за руку и втащил в пустой троллейбус. Вслед нам понеслись негодующие крики обманутых слушателей, но было уже поздно. Троллейбус захлопнул двери и покатил.
– Надо уметь вовремя остановиться, – сказал мне Володя.
К сожалению, сам он не сумел это сделать. Череда побед в конкурсах и фестивалях привела к тому, что его жизнь превратилась в нескончаемый праздник. Сначала его лишили ведущих ролей в театре, затем второстепенных, потом он и вовсе пропал с глаз ценителей прекрасного. Умер он, как это часто бывает с гениями, в полной нищете и такой же полной безвестности. Толпа быстро забывает своих кумиров.
Впрочем, судя по цветущему виду молдавского гения, ему не грозили ни первое, ни второе.
– Как успехи в конкурсах? – спросил я его.
– Выигрываю, – сказал он.
– А гонорары?
– Две «Волги» купил, – не стал скромничать артист. – Одну вот ему отдал.
Главный редактор негодующе сверкнул очками, но промолчал.
– Приехали, – сказал главный технолог.
Вылезая из машины, я едва не ткнулся носом в коленки Танечки. Что-то уж больно часто они мелькают перед глазами.
Зал для приёмов был бы вполне обычным, если бы не кресло, стоящее во главе огромного стола. Оно было похоже на трон.
– В нём любит сидеть сам… – полушёпотом сказал главный технолог.
– Только сидеть? – уточнил я.
– И выпивать, конечно.
– А мне можно посидеть?
– Если никто не видит… – оглянулся по сторонам главный технолог.
Никто не видел. Я сел в кресло, мне вручили в руки большой бокал с вином, и я его выпил.
– Петря, на кого он похож? – спросил главный редактор.
– Приглашаю в свой кабинет на костицу, – сказал главный технолог, не расслышав вопрос. – Надо немного выпить за здоровье гостей.
«Стало быть, его зовут Петря, – подумал я. – Но чем же мы занимались до сих пор?»
– Что такое костица? – спросил Слава.
– Мясо на косточке, – сказал главный редактор.
Стол в кабинете главного технолога был уставлен графинами с красным и белым вином. Здесь же на большом блюде дымилась костица. Об овощах, фруктах и зелени я не говорю. В Молдавии они не заслуживают отдельного упоминания.
«Очень хорошее рабочее место, – подумал я, глядя, как Петря наливает вино в фужеры гостей. – Но какое надо иметь здоровье, чтобы служить здесь главным технологом!»
Один за другим тосты произнесли хозяин кабинета, главный редактор, его брат, и очередь, наконец, дошла до меня.
– В этом царстве вина бледнеют любые эпитеты и сравнения, – сказал я. – Конечно, я глубоко благодарен хозяевам за праздник, который теперь всегда с нами, и со своей стороны могу предложить лишь жалкое подобие вашего божественного напитка.
Я достал из сумки бутылку «Беловежской» и передал её главному технологу.
– Это надо попробовать! – сказал он.
Он собственноручно откупорил бутылку и налил себе полный фужер. Я хотел предупредить его, что в «Беловежской» сорок пять градусов, однако мой взгляд вновь упёрся в коленки Танечки. Определённо, голые коленки и вино несовместимы. Либо то, либо другое. Кто додумался посадить эту девушку рядом со мной?
Пока я искал ответ на этот вопрос, Петря залпом выдул фужер до дна. Танечка вела себя просто вызывающе. Мало того, что закинула ногу за ногу, она ещё и расстегнула третью пуговицу на кофточке. Я повернулся к Петре, чтобы высказать ему всё, что думаю по этому поводу, и увидел, что хозяин уснул прямо в кресле.
– Устал, – сказал главный редактор.
– Не мы сегодня первые, – подтвердил его брат.
– Я тоже сейчас усну, если не выпью, – сказал я.
– На посошок! – поднял свой фужер Слава.
Мы ехали домой, и мне казалось, что я плыву в море. Кодры превратились в волны, и наш кораблик беспомощно болтался в эпицентре гигантского шторма. Олимпийские боги с усмешкой смотрели на нас с высоты. Они знали, чем обычно заканчивается праздник вина. В кромешной темноте смутно белели коленки Танечки. Возможно, они и были тем спасательным кругом, за который человек хватается в бушующем винном море, но обнимать их мне пока не хотелось.
Будслав
В деревню Будслав мы приехали на свадьбу Игоря.
С Игорем я познакомился на баскетболе. После окончания университета все мы разъехались по городам и весям Белоруссии, но через год-другой многие из моих однокурсников снова оказались в Минске. В спортзале филфака по средам и субботам преподаватели университета гоняли в баскетбол, и мы, недалекие, в общем, от спорта люди, присоединились к ним. Это была отдушина в рутинной жизни, в которой работа легко совмещалась с кутежами и быстротечными романами.
Я часто шёл на риск, сбегая в спортзал с записи телепередачи, но Бог, как говорится, пока миловал.
Игоря, новоиспечённого аспиранта, привёл в спортзал его бывший преподаватель Карасёв. Сам Карасёв в баскетбол сыграл дважды. В первый раз он рванулся за мячом и врезался в стену, отчего у него сместился позвоночный диск. Во второй раз, через год, он в самом начале игры упал и сломал ногу. Но даже на костылях он регулярно приходил на игры и громко болел. Игоря Карасёв представил как своего преемника.
– В баскетбол играл? – спросил я Игоря.
– Нет.
– Костылей не боишься?
– Тоже нет.
Ну что ж, свой парень. Пол в спортзале недавно вымыли, но мы не стали ждать, когда он высохнет, разделились на две команды и начали играть. Я получил мяч, сделал резкое ускорение, поскользнулся и ударился головой о колено Бориса, доцента кафедры языкознания. В нём было не меньше ста килограммов, но Борис отлетел от меня как мячик. Я медленно перевернулся на спину, чтобы не заливать хлынувшей из носа кровью пол, и увидел на испуганном лице Бориса две половинки очков, болтающиеся на ушах. «Как это я сломал ему очки, стукнувшись о колено?» – подумал я. В ушах сильно зазвенело, стены зала уплыли в сторону, и я закрыл глаза, едва успевая сглатывать солёную кровь.
– У тебя был сломан нос? – услышал я голос Игоря.
– Да, – открыл я глаза.
– А в какую сторону свёрнут?
– В левую, – подумав, сказал я.
– Теперь в правую.
На самом деле нос у меня был сломан дважды, и оба раза на соревнованиях по борьбе. Он был чуть-чуть смещён влево. Но теперь, судя по лицам товарищей, дело обстояло гораздо хуже. Игорь помог мне подняться, и мы пошли в раздевалку. В зеркале я увидел, что мой нос размещался чуть ли не под правым глазом.
– Надо ехать в травмопункт, – сказал Игорь.
Мы оделись, вышли на улицу и поймали такси. Водитель привёз нас в девятую клинику.
– Здесь лучший травмопункт, – сказал он.
Очередь к хирургу была небольшая – девушка с вывихнутой ногой, ребёнок, подавившийся рыбной костью, тип, сопровождаемый двумя милиционерами, и я.
– Я им тоже морды начистил, – подмигнул мне тип.
– Кому? – посмотрел я на милиционеров.
– Не, не этим, – придвинулся ко мне тип. – Ваське с Витькой.
– Собутыльникам? – догадался я.
– Ну. Вдвоём на одного, гады… А тебя кто звезданул?
– Вон тот, – показал я на Игоря, стоящего у окна.
Тип посмотрел на Игоря, на меня, снова на Игоря – и повернулся к милиционерам:
– Отпустите, а? Ей-богу, больше не буду. Я до смерти не дерусь, как они.
Те молчали.