– Не, правда, эти убивают друг друга, а мы так… Пошутили.
Он демонстративно отодвинулся от меня подальше.
Минут через сорок я вошёл в кабинет.
– Перелом костей носа со смещением, – сказал доктор, едва взглянув на меня.
– Поскользнулся, упал… – пробормотал я.
– Очнулся – гипс, – кивнул доктор. – А если серьёзно?
– В баскетбол играли, – вздохнул я.
– Это другое дело, – усмехнулся доктор. – У нас тоже один… Ладно, иди делай рентгеновский снимок, будем вправлять.
Мне сделали снимок. К счастью, кости не раздробились, можно было приступать к операции. Только я расположился в кресле, как в кабинет гуськом вошли девицы в ослепительно белых халатах.
– Практикантки, – сказала сестра.
– Пусть смотрят, – кивнул хирург, вытирая полотенцем руки.
Меня, конечно, никто ни о чём не спрашивал.
– Показываю, – повернулся к практиканткам хирург. – Двумя большими пальцами беру нос пациента…
Доктор запнулся.
– Подай ему посудину, – сказал он сестре, – пусть сам держит.
Я принял в руки довольно глубокую миску и подставил ее под подбородок.
– И этими пальцами вправляю нос, – продолжил лекцию хирург.
Он сильно надавил, раздался хруст, в глазах у меня потемнело, в посудину полилась кровь.
– И нос встал на место, – удовлетворённо сказал доктор. – Подходите по одной и осматривайте.
Девицы по очереди подходили и пялились на меня, как на неодушевлённый предмет.
– Ну, как? – спросил хирург.
– Неплохо, – сказала девица, наклонившись надо мной, и я не только разглядел родинку в ложбинке между грудей, но и уловил своим разбитым носом запах духов «Фиджи», – однако можно ещё два миллиметра влево.
– Будем делать два миллиметра влево? – посмотрел мне в глаза доктор.
Я переборол острое желание стукнуть девицу миской по голове и кивнул.
Снова хруст, помутнение в глазах, новая порция крови в миске.
«Выпить её, что ли? – посмотрел я в посудину. – Назло этим стервам?»
Но сестра отобрала у меня миску и затолкала в ноздри ватные тампоны.
– Через два дня на осмотр, – сказал хирург. – Я в справке напишу – бытовая травма. Не возражаешь?
– Пиши, – пробурчал я.
В коридоре я подошёл к Игорю.
– Какие девушки, а?! – кивнул он на практиканток, вереницей выходящих из кабинета. – Особенно вон та, чёрненькая.
Я узнал садистку-миллиметровщицу.
– Да, грудь хорошая, – сказал я. – На мою Катьку похожа.
– Чем? – оторопело посмотрел на меня Игорь.
– Полфлакона духов за один раз на себя выливает. Ты не знаешь, почему стервы любят «Фиджи»?
– Нет, – не сводил с меня глаз Игорь. – У тебя фингалы под обоими глазами.
– Пошли в магазин за бутылкой, – вздохнул я.
– Вместо заморозки? – догадался Игорь.
Мы купили бутылку, выпили её у меня дома и стали друзьями.
И вот теперь Игорь пригласил меня на свою свадьбу в село Будслав, находящееся недалеко от озера Нарочь.
Мы приехали большой баскетбольной командой, кроме игроков в ней были тренеры, массажисты и даже десяток болельщиков – фигурально выражаясь, конечно.
Большой колонной мы направились к дому отца Игоря, директора местной школы.
– Как думаешь, сколько на свадьбе будет гостей? – спросил я Николая, своего однокашника, ныне преподавателя университета.
– Человек двести, – пожал он плечами.
– А как мы все в одной хате поместимся?
– В несколько заходов.
Мы переступили порог, и я остолбенел. Прямо передо мной на столе лежала гигантская щука. Её туловище было похоже на бревно, хвост был размером с весло, в пасти чудовища извивался копчёный угорь, крепко схваченный загнутыми внутрь зубами. Если этот крокодил не был муляжом, то питался он, конечно, сазанами и утками.
– Сюда, сюда! – нас с Колей подхватили под руки и подвели к щуке. – Места для почётных гостей! Садитесь, пожалуйста!
Мы сели.
– Настоящая? – я попытался проткнуть щуку вилкой.
– Фаршированная, – сказал Николай, – но ты не торопись. Ей лет сто, не меньше.
– Одеревенела? – положил я вилку. – Но хороша-а…
– Не хуже невесты, – кивнул Коля.
Действительно – всё же не щука главное лицо на свадьбе. И даже не председатель колхоза, предлагающий наполнить чарки. Это когда-то свадьба была ритуалом, в котором всё расписано до мелочей – сватовство, заручины, запоины, каравай и так далее. Сейчас и молодую родителям не всегда показывают, знакомят с ней в день регистрации. У Игоря, надеюсь, было не так.
Мы с Колей переглянулись, набрали в грудь побольше воздуха и заголосили:
– Горька-а!..
Это был наш любимый приём. На футбольном матче, когда стадион задрёмывал, убаюканный чёткой игрой в пас на своей половине поля, мы с Колей вот так же переглядывались и затягивали:
– Шай-бу-у!
Народ вокруг сильно смеялся.
В Будславе мы тоже попали к своим. От дружного вопля зазвенели стёкла не только в нашем доме, но и в соседних.
– Вот теперь можно выпить, – удовлетворённо сказал Коля. – Еда, правда, стала ещё горше.
– Горька-а!..
С каждым тостом гомон за столами усиливался, и скоро я перестал слышать не только тамаду, но и Николая.
– Музыка нужна! – крикнул он мне в ухо.
И тут же ударили по струнам смычки скрипок, раскатились переборы баяна, застучали-забряцали бубны. Грянула полька, без которой свадьба на Беларуси не свадьба.
В соседней комнате парни сдвинули к стенам столы, засунули под них табуретки и стулья, выкинули в окна лавки, и первая пара девчат дробно застучала по полу каблуками. Их кавалеры гурьбой повалили во двор курить.
– Непорядок, – сказал Коля, вылезая из-за стола. – Разве ж это танцы?
– Пойдёмте танцевать! – схватила меня за руку смуглянка с тяжёлым хвостом черных волос.
– Вот он танцует, – показал я на Николая.
Никто здесь не знал, что Коля профессиональный танцор, пять лет отскакал в университетском ансамбле народного танца, который и дипломант, и лауреат, каждый год выезжает на зарубежные гастроли.
Николай для вида поартачился – и вразвалку пошёл за смуглянкой на середину комнаты. Невысокий, кривоногий, с носом, перебитым затвором танкового орудия во время службы в армии, он тащился не танцевать, а мучиться. Девушки рядом со мной прыснули. Николай, стервец, ещё и закосолапил, подступая к молодой кобылке, перебирающей от нетерпения ногами. Но вот он выпрямился, выпятил грудь, выписал в воздухе ногой крендель и гаркнул:
– Полька с подкиндэсом!
Музыканты – два мужичка и девушка-скрипачка – вздрогнули, топнули и врезали от души.
Что выделывал Николай со смуглянкой – словами не передать. Он вертел её в одну сторону, в другую, подбрасывал в воздух и отворачивался – прости-прощай, дорогая, я ушёл от тебя навсегда, – но в последний момент всё же ловил её у самого пола и мчался по кругу дальше.
– Полька вправо! – вскрикивал он, закручивая смуглянку так, что волосы захлёстывали ей лицо.
– Полька влево! – и девушка отчаянно топотала ногами, едва успевая за ним.
Ей было страшно, и всё же она не вырывалась, не улетала к столпившимся по углам подружкам, а продолжала вертеться волчком, взвизгивая и ахая. В последнем па Николай всё же попытался вышвырнуть изнемогшую красавицу в окно, – и опять пожалел.
Они замерли рядом со мной. Николай поцеловал девушке руку, достал из кармана носовой платок, аккуратно развернул его и вытер с лица пот. И только тут раздались аплодисменты.
– Неплохо, – сказал я.
– Наташе спасибо, – ответил Коля, – без неё ничего не получилось бы.
Да, я как-то забыл, что польку танцуют вдвоём.
К нам протолкался Игорь. Я посмотрел на него и понял, что самый несчастный человек на свадьбе – жених.
– Выпьем? – предложил я.
– Нельзя, – оглянулся он по сторонам.
– А мы никому не скажем.
Николай, словно фокусник, извлёк из-под полы пиджака бутылку и три стаканчика.
– Ты с этим и танцевал?! – разинул я рот.
Николай, не отвечая, разлил водку по чаркам, мы быстро выпили и занюхали куском хлеба.
– Хорошо, – сказал Игорь.
– Невесту не украдут? – спросил я.
– Поздно, – хмыкнул Игорь.
– Украсть никогда не поздно, – назидательно сказал Николай. – Главное, чтоб побольше. Мало украдёшь – посадят.
– Это да, – согласился я.
Игорь с сожалением посмотрел на бутылку, стоящую на подоконнике, и нехотя направился в соседнюю комнату к невесте. Вернее, к жене.
– Деньги на каравай приготовил? – спросил Николай.
– На каравай?
– Ну да. По здешнему обычаю тебе подносят кусок каравая, ты кладёшь деньги. Причём в открытую. Каждый, естественно, старается переплюнуть соседа. Очень удобная для молодых система.
– Тут червонцем не отделаешься, – полез я в карман за бумажником.
– Лучше одной бумажкой, – заглянул в мой бумажник Коля. – Молодец, сотенную прихватил.
– Для друга не жалко.
Мы вернулись к щуке. Она уже была изрядно искромсана ножами, истыкана вилками, кое-кто, кажется, пытался отрубить ей голову топором. Из рваных ран на шкуре вылезал фарш.
– Может, попробуем? – предложил я.
– Нельзя, – покачал головой Коля.
– Мы её головастиками нафаршировали, – обиженно сказала женщина, собирающая со стола грязную посуду.
– Головастиками?!
Мы с Николаем отодвинулись от стола подальше.
– У молодых щучек одни головы, оттого и головастики, – засмеялась женщина. – Попробуйте – сладкие.
Мы с опаской съели по ложке фарша – и принялись в четыре руки потрошить щуку.
– Мировой закусон, – промычал Коля.
Я лишь помотал головой, соглашаясь.
Свадьба набирала разгон – люди постарше выпивали-закусывали, молодёжь отплясывала вальсы-польки и кучками толклась во дворе, что наводило на некоторые размышления.
– Поговорку знаешь: явился не пьяный, не драный, а говорит, что на свадьбе был? – спросил я Николая.
– Конечно, – сказал он, наливая в чарки. – А водочка-то горькая. Горька-а!..
У меня зазвенело в ушах от дружного рёва. Застолье мучило молодых минут двадцать и утих