ло лишь тогда, когда сваты вынесли каравай. Начали с рядовых родственников, которых, впрочем, было не так много, и пошли вдоль столов к щуке, вокруг которой сосредоточились свадебные генералы вроде меня и Коли. Деньги, действительно, клали на поднос в открытую, и обязательно с тостом-пожеланием молодым. «Чтоб жилось и велось, чтоб пилось и елось, чтоб гулялось и моглось – и ещё хотелось!..»
Я выложил сотенную и произнёс речь о том, что единственная надежда белорусской литературы – это Игорь. Свадьба выслушала спич благосклонно. Похоже, никто и не сомневался, что именно аспирант Игорь призван спасти нашу литературу от забвения. Николай со своей сотенной поддержал меня в той части, что дети от папы-критика и мамы-учительницы продолжат династию потомственной белорусской интеллигенции, истинной соли земли. Главное – чтоб детей было побольше. Это пожелание свадьба тоже встретила с энтузиазмом. Мы выпили по чарке со сватами, с председателями колхоза и сельсовета, с тремя дядьями и одним дедом, который был старше прочих, и пошли спать. К тому времени день давно уже превратился в ночь, что нас с Николаем сильно удивило.
На следующий день мы уезжали в Минск.
– В какую сторону ехать, знаешь? – спросил Николай.
– На юг, – сказал я.
– Верно, на юг, но в какую сторону?
Этого я сказать не мог и подозвал Игоря.
– Дизелем до Молодечно, оттуда электричкой в Минск, – растолковал он. – В пять часов подойдёт дизель и остановится возле нашего дома.
– А где рельсы? – посмотрел я по сторонам.
– За лугом, – показал Игорь, – от нашего дома ровно пятьсот метров.
– Дойдём, – сказал Николай.
Я с некоторым сомнением посмотрел на луг. К отъезду со свадьбы следовало отнестись со всей серьёзностью, о чём я ещё раз сказал Николаю.
– Брось ты! – отмахнулся он. – Дизелем до Молодечно, оттуда на электричке.
Николаю хорошо – он на свадьбу приехал с женой. Правда, с самого начала она затерялась среди подруг молодой, однако к отъезду должна была найтись, в чём не сомневались ни я, ни Коля.
Но вот здесь нас и подстерегла неожиданность.
Мы спокойно сидели у останков щуки – Игорь, Николай и я, – когда в комнату ворвалась Ольга, жена Николая.
– Привет! – обрадовался он. – Ты где ночевала?
– Я-то здесь, а вот где ты ночью шлялся, подлец? – крикнула Ольга.
Вообще-то Ольга была степенной, рассудительной женщиной, настоящей учительницей русского языка и литературы.
– Мы тоже здесь ночевали, – отставил я в сторону рюмку. – Спали в углу на одном матрасе.
– Ты, может, и спал, а вот он… – Ольга всхлипнула и отвернулась к окну.
– А в чём, собственно, дело? – аккуратно положил на стол вилку Коля. – Мы спали вон в той комнате. Или в соседней.
Я кивнул – да, в одной из комнат этого дома, правда, трудно сказать, в которой.
– С цыганкой ты спал, мне всё рассказали! – Ольга закрыла лицо руками, её плечи затряслись.
– С какой цыганкой?! – изумился Николай.
– С чёрненькой? – догадался я. – С которой польку танцевал?
Смугляночка, то ли Таня, то ли Тоня, действительно, мелькала весь вечер поблизости, но ведь не подмышкой же у него или у меня. Спору нет, хорошая девушка, и я, признаться, был бы совсем не прочь, чтобы… Но чего не было, того не было, и я так и сказал Ольге: очень хотелось, но не смоглось.
– Даже и не хотелось! – запротестовал Николай. – Нет, ну ты вообще… Как ты могла подумать!
– Мне сказали! – упрямо помотала головой Ольга, но плакать перестала.
– Ей сказали!.. – в сердцах хлопнул рюмку Николай. – А если бы тебе сказали, что я…
Он замолчал.
– Что мы уехали со свадьбы своего лучшего друга трезвые, – пришёл ему на помощь я. – Ты бы поверила?
– Да, поверила! – топнула ногой Ольга. – Вы на всё способны!
Тут уж я хлопнул рюмку.
Игорь, который с большим интересом слушал нашу перебранку, поднялся и направился к двери.
– Ты куда? – спросил я.
– Жену поищу.
– Тоже рядом не ночевала?
– Ночевала, но утром простыню потребовали… – замялся Игорь
– Ну и что?
– Надо, чтоб испачканная была, а у нас чисто. Нинка в слёзы…
– Крови не было? – догадался я. – Ну и как выкрутились?
– Гришка, брательник, отрубил курице голову и подал в окно. А она трепыхается, зараза. Себя больше измазали, чем простыню.
– Мы с Олькой краской покапали, – сказал Николай. – Сошло.
Ольга залилась краской и выскочила за дверь.
– Дура, – ласково сказал Николай.
– А эта чёрненькая здешняя? – поинтересовался я.
– Из Минска, – взялся за ручку двери Игорь, – двоюродная сестра Нинки.
– Да ну? – разлил я по чаркам из трёхлитровой банки, что было не просто. – За это надо выпить.
– Я с ней всего полчаса постоял, и уже донесли, – сказал Николай. – Темно ведь было.
– С кем постоял? – поставил я на место чарку. – Где?
– За сараем, – понюхал самогонку Николай. – Сколько градусов?
– Шестьдесят, – сказал Игорь и вернулся к столу.
– Нет, где я был? – поочерёдно посмотрел я на них.
– Спал, – пожал плечами Коля. – Шестьдесят – хорошая самогонка. В самый раз.
Лучшего комплимента Игорю сказать было нельзя, он засиял.
– А что удивляться? – я тоже понюхал самогонку. – Народу – как в тыкве семечек. Мог бы и меня разбудить.
– Тебя-то зачем?
– У неё подруг тьма. А у одной осиная талия.
– Резонно, – сказал Коля, – про подруг я не подумал.
– Чего уж теперь…
Мы выпили.
– Ладно, генералы, – вздохнул Игорь, – пойду к Нинке. Переживает.
– Раньше надо было переживать, – назидательно сказал Николай. – Однако насколько эти пережитки живучи. Попробуй чистую простыню покажи – съедят.
– Подумаешь, – хмыкнул я.
– А ты вот женись на местной, узнаешь, – подмигнул Игорю Коля. – Видал, каковы они здесь?
Это я видал. Девушки были хороши все без исключения, что не только удивляло, но и озадачивало. Молодость – это понятно. Чистый воздух и калорийные продукты – тоже. Польки и вальсы, «зелёная вишня с-под кореня вышла», юбки ниже колен, рыдания из-за не испачканной кровью простыни, каравай с рожками, щука, занимающая три стола… Да, на Нарочи вполне может распуститься цветок папоротника. Все здешние девушки – цветки, загорающиеся в купальскую ночь.
– Твоя Ольга тоже цветок, – сказал я Николаю.
– Конечно, – кивнул он и выковырял из развороченного брюха щуки куриное крылышко. – Но если этот цветок нюхаешь каждый день, не чувствуешь запаха.
Игорь крякнул и подался из комнаты. Старших товарищей слушать надо, но – не всегда.
– Хороший парень, – сказал я, – вот только играть в баскетбол никак не научится.
– Зато деканом будет, – посмотрел на бутыль Николай, прикидывая, наливать или нет. – Ладно, давай по последней. Скоро на дизель двинемся.
– Чёрненькая с подругами тоже уезжают?
– Не знаю, – пожал плечами Коля.
– О чём же вы ночью говорили?
– А мы не говорили.
– Понятно.
Костёр свадьбы догорал. В дальних комнатах звенели стаканы, шумели во дворе парни, откуда-то доносилось «Вот кто-то с горочки спустился…». Мы сидели над щукой, от которой уцелела одна голова.
– И жена Игорю досталась хорошая, – сказал я. – Спокойная.
– Моя тоже сначала была спокойная, – покачал головой Николай. – Имею я право на свадьбе друга выпить и закусить?
– Имеешь, – согласился я. – Жену не надо было терять. У тебя когда защита диссертации?
– Осенью. А ты книжку написал?
– Отнес в издательство.
– Вот за это надо выпить вне очереди.
Я не стал возражать. Выпить за диссертацию или за книгу – это как показать испачканную кровью простыню. Народный обычай.
Пока мы сидели подле щучьей головы, которая уже была, конечно, без угря, вся свадьба вдруг стала собираться на дизель. Это я понял по голосам, доносившимся со двора.
– На дизеле поедем? – спросил я Николая.
– А как же! – удивился он. – И на этой… электричке.
Последнее слово он выговорил вполне уверенно.
Мы вышли во двор, запруженный толпой. Из неё вынырнула Ольга и твёрдо взяла мужа под руку.
– И что, – спросил я Ольгу, – все эти люди собираются на поезд?
– Да, завтра на работу, – тревожно заглянула она в лицо мужу. – Коля, тебе завтра тоже на работу.
– После свадьбы ни на какую работу я не пойду, – заявил он.
– А как же мы все поместимся в этот поезд? – гнул я своё. – Нас ведь человек сто, не меньше.
– Свободно поместимся, – обвёл взглядом толпу Николай. – Сто человек для дизеля – не проблема.
Я успокоился.
Подошел Игорь с тяжёлой сумкой в руках.
– Я вас провожу, – сказал он. – Дизель уже стоит.
– Где стоит? – удивился я.
– На путях, – повернулся ко мне Николай. – Дизель может стоять только на путях.
– Пока мы дойдём, он уедет, – сказал я.
– Подождёт, – поставил сумку на землю Игорь. – Машинисты знают, что должны забрать свадьбу.
– Помочь? – кивнул я на сумку.
– Не надо.
Мы двинулись гуськом по луговой тропке, едва угадывавшейся в траве. Николай был прав: если идешь гуськом, не заблудишься. Спина товарища – верный маяк. Я вспомнил о подруге смуглянки, у которой осиная талия, и оглянулся. Зрелище, открывшееся мне, было столь сильным, что я не удержался от восклицания. Вереница отъезжающих тянулась через весь луг, и конца ей не было видно. Разглядеть в этом мурашином сонмище смуглянку и тем более осиную талию её подруги не представлялось возможным.
– Хорошо идут, – сказал я.
– Не падают, – согласился Коля.
– Кто упал? – обеспокоился Игорь, который шёл за нами со своей сумкой.
Николай встрепенулся, высвободился из Ольгиных объятий, поднял вверх правую руку и зычно крикнул:
– За родину, за Сталина – вперёд!
Ольга зажала ему рот рукой.
Я хотел спросить Игоря о подруге с осиной талией, но во всех вариантах вопроса фигурировала смуглянка, и я сдержался. Может, в поезде обнаружится.
Дизель действительно мирно стоял на путях, дожидаясь нас. Машинисты покуривали у локомотива.