– Можно подумать, мелитопольские девушки лучше.
– Такой, как твоя, там нет.
– Такой и в Минске нет. Скорее всего, она ко мне переедет…
Я осёкся. Куда переедет, в общежитие? Если её там и поселят, то в комнате с Нинкой. Мне подобная перспектива не нравилась.
– Не переживай! – засмеялся Димка. – Курортные романы заканчиваются так же быстро, как и начинаются.
Мы с Димкой пошли загорать на массандровский пляж, девушки отправились на морском трамвайчике в Ливадию.
– Там народу не так много, – объяснила Алёна.
– Но ведь в Ливадии нет винного подвальчика, – сказал Димка.
– Подвальчик подождёт до вечера, – строго сказала она. – Без нас не смейте туда ходить.
Мы с Димкой переглянулись.
– Это просьба или приказ? – осведомился я.
– Просьба, конечно, – погладила меня по плечу Алёна, – но настоятельная. Не со строителями же нам туда идти.
– А что, строители хорошие ребята, – вскинула голову с тяжёлой шапкой волос Марина. – Выхожу утром на лоджию, а там пакет с черешней. Это не вы принесли?
– Нет, – хором сказали мы.
На пляже мы с трудом отвоевали у дикарей лежак.
– Когда у писателей будет собственный пляж? – спросил Димка.
– Боюсь, не скоро, – вздохнул я. – В Ялте артистов любят.
Неизвестно откуда появились Оленька с Танюшкой и легко согнали с соседнего лежака семейство из Харькова.
– Мы всё про вас знаем, – сказала Оленька.
– Так уж и всё, – усмехнулся Димка.
– Ну, ты вообще у себя в номере никогда не ночуешь, а вот некоторые…
Она замолчала.
– А может, это любовь! – фыркнула Танюшка.
– Не твоё дело, – строго посмотрел я на неё. – Деда бы постыдилась.
– При чём здесь дед? – покраснела Танюшка.
– В своём творчестве он что исповедовал?
Тут я замолчал, поскольку не знал, который из Ивановых является её дедом. А они всё-таки разные, эти Ивановы.
– Не заговаривайте нам зубы, – сказала Оленька. – Меня вчера в ресторан приглашали.
– Рауль? – спросил я.
– Откуда вы знаете? – растерялась Оленька.
– Я тоже о вас кое-что знаю. Это не вы всю ночь целовались под моим окном?
Теперь зарделась Оленька. Хорошая девушка. В другой ситуации… Хотя, нет, другой ситуация быть не могла.
– Ты в Ялте до этого была? – спросил я Алёну, когда мы после ужина пошли гулять на набережную.
– Нет. Вообще-то мы с Маринкой собирались ехать в Сочи, но у папы с путёвками не получилось. Про Ялту я узнала уже на вокзале.
– На каком вокзале?
– Киевском. Я с туристической группой ездила в Чехословакию, а папа занимался путёвками. Приехала из Праги, папа меня встречает на вокзале и показывает билеты в Ялту. Я стала отказываться, но они с Маринкой меня уговорили.
«И здесь папа, – подумал я. – Но для того, чтобы оценить дочку, нужно посмотреть на маму».
– А в Минске ты была? – перевёл я разговор в другое русло.
– Нет, но очень хочу побывать, – оживилась Алёна. – Мне его многие хвалили.
– Приезжай, – сказал я. – С мебелью познакомлю.
Я хотел сказать – с друзьями, но выскочила именно мебель.
Алёна, правда, мою оговорку не заметила. Она вообще не замечала промахи собеседников в разговоре, что говорило о хорошем воспитании.
Действительно, как она будет смотреться на фоне всей моей минской мебели. У меня не было ни кола ни двора, но кое-какой обстановкой я всё же обзавёлся. Друзья-пьяницы, подруги, одна другой вздорнее, строгое начальство, требующее, чтобы я читал дневники Толстого.
– Ты на белорусском пишешь? – спросила Алёна.
– Конечно, – сказал я.
– К приезду я постараюсь его выучить. Не в полном объёме, конечно, но говорить научусь.
Ни Катька, ни Нинка, ни Светка по-белорусски не говорили. Более того, они и не собирались на нём говорить, хотя родились и выросли в Минске.
– А когда ты ко мне приедешь? – несколько озадаченно посмотрел я на девушку.
– Через пару недель, – удивилась она. – Вернусь в Москву, и на первые же выходные приеду.
События разворачивались гораздо стремительнее, чем я ожидал, но мне это нравилось. Если тонуть – то уж лучше сразу.
5
Алёна прилетела в Минск на самолёте. Я встретил её в аэропорту в костюме и с букетом роз. На ней тоже было платье, как я понимаю, из Чехословакии. Натуральные жених и невеста.
– Расписываться будем в Минске, – сказал я, вручая ей розы.
– Как хочешь, – пожала она плечами.
– Тем более, мне дают квартиру, – небрежно пояснил я.
– Какую квартиру? – взглянула она на меня.
– Пока однокомнатную, но через год-два…
Говоря о квартире, я отнюдь не врал. Не успел я вернуться из Ялты, как мне позвонили из Литфонда.
– Вы подавали заявление в жилищную комиссию? – строго спросила женщина, причём по голосу я понял, что говорила Нина Петровна, отправлявшая меня в Ялту.
– Не помню, – сказал я.
– Как это не помните?! – возмутилась она. – Вам нужна квартира или не нужна?
– Нужна.
– Мы отправили документы…
В трубке раздались короткие гудки.
Определённо я Нине Петровне не нравился. Может быть, у неё тоже есть дочка? У нас в журнале машинисткой работала ещё одна Петровна, Лариса, которая косо на меня посматривала из-за того, что я не хотел знакомиться с её дочкой.
– Дочек много, а я один, – втолковывал я Ларисе Петровне.
– Моя лучше всех, – попыхивала она папиросой.
– Тоже «Беломор» курит?
– Не курит и не пьёт.
– Кто ж такую замуж возьмёт?! – изумился я.
– Мне некурящие вообще не попадались, – поддержал меня Алесь, мой напарник по отделу.
– А тебя не спрашивают! – отрезала Лариса Петровна. – Ты во сколько лет женился?
– В восемнадцать, – почесал затылок Алесь.
– А ему, – указала на меня папиросой Петровна, – тридцать!
– Двадцать семь, – сказал я.
– Если бы я свою Лючию сразу после женитьбы убил, – сел на любимого конька Алесь, – то уже давно бы из тюрьмы вышел!
Его Лючия, то есть Людмила, была лучшей из жён моих товарищей: рослая, глазастая, умная. Но при этом она была совсем не похожа на Алёну.
Так вот, почти сразу после звонка литфондовской Петровны я получил извещение из райисполкома. Меня приглашали в отдел жилищно-социального обеспечения на собеседование.
Что ж, в отдел так в отдел. Я прибыл в райисполком в указанное время.
Очереди, как ни странно, в кабинет номер три не было.
– Это вы? – искоса посмотрел на меня представительный мужчина.
– Я.
– Кожедуб Александр Константинович? – придвинул он к себе папку с документами.
– Так точно.
– Из Союза писателей?! – не мог поверить собственным глазам чиновник.
– А то! – приосанился я.
– Они что, с ума там посходили? – с отвращением посмотрел на меня ответственный товарищ. – Сколько вам лет?
– Там написано, – выдержал я взгляд его водянистых глаз.
– Заполняйте, – нехотя подвинул он ко мне стопку бумаг.
Я достал из кармана ручку.
– В коридоре! – рявкнул чиновник.
Вообще-то, его можно было понять. С точки зрения исполкомовского служащего я выглядел ужасающе. Джинсы, кожаный пиджак, самопальные туфли из Еревана, волосы до плеч. Но как ему объяснить, что на мне всего лишь униформа телевизионного журналиста. Я и не стал объяснять, взял бумаги и вышел в коридор.
Из многочисленных анкет я понял, что мне выделена однокомнатная квартира на Брестской улице. Поскольку я родом из Брестской области, адрес этой квартиры был вполне объясним. Но вот всё остальное вызывало вопросы. Да, после вступления в Союз писателей я написал заявление с просьбой о предоставлении мне жилья. Причём первый вариант заявления безжалостно забраковал мой главный редактор.
– Ну что ты пишешь? – поморщился он, разглядывая листок с набегающими одна на другую строчками. – Член Союза… прошу выделить… А слеза? Где, спрашиваю, слеза?
– Какая слеза? – уставился я на листок с заявлением.
– Пиши, – устало вздохнул редактор. – Рабочее место каждого писателя – это его квартира… У тебя есть письменный стол?
– Нет, – сказал я.
– Вот, и стола у него нет. Короче, напиши, что проживаешь в общежитии, где не то что писать, спать нельзя из-за антисанитарных условий. На жалость нажимай, ты же писатель.
Он одобрил третий вариант заявления, и то лишь после того, как над ним серьёзно поработала Лариса Петровна.
– Писатели не умеют писать, – сказала она, раскуривая «беломорину».
– Не все, – возразил я.
– Все, – махнула она рукой. – Я даже главного переписываю.
– Стихи?!
– Какие стихи? Приказы, протоколы, распоряжения… Много лишних слов.
С этим я вынужден был согласиться. Даже у классиков много лишних слов, что уж говорить о современных авторах.
– Хорошо, что ты опупеи не пишешь, – сказала Лариса Петровна.
– Какие опупеи?
– Романы.
– А гонорар? – вмешался в нашу беседу Алесь. – Это ж сколько деньжищ отвалят за опупею?
– Пропьёте, – хмыкнула Петровна.
– Хороший гонорар пропить трудно, – задумчиво сказал Алесь. – Но если постараться…
– Отопьём много, – согласился я.
Итак, я написал заявление о выделении квартиры, отдал в Литфонд и тут же о нём забыл. Как оказалось, напрасно.
…С грехом пополам я заполнил анкеты и вернул их сановному чиновнику.
– Свободны, – сказал он, не поднимая головы.
– Надолго? – спросил я.
– В смысле? – поднял он голову.
– Когда квартиру дадут?
– Вам сообщат, – побарабанил он пальцами по столу. – Будь моя воля…
К счастью, его воля в данном случае не имела никакого значения, и я с лёгким сердцем отправился к своему патрону Чигринову.
– Квартиру дают, – похвастался я.
– Да ну? – удивился он. – Сколько комнат?
– Одна.
– И ты берёшь?
Я растерялся.
– А что, были варианты? – поковырял я носком туфли ковёр.
– Я бы на твоём месте требовал двухкомнатную. Ты же писатель, а не какая-нибудь дочка.