Однако сейчас, когда я стоял посреди ночного леса в потоках лунного света перед лукаво улыбающейся русалкой, я думал уже по-другому.
6
– Иди за мной, – сказала русалка.
– А как же Костя и девушки? – сделал я последнюю попытку остаться с людьми. – Мы ведь все вместе за цветком пришли.
– Але-есь! – послышалось совсем рядом.
«Не ходите, девки, в лесе, не то встретите Алеся», – сочинили на первом курсе про меня стишок девушки из моей группы. Откуда они знали, что в лесу я другой?
– О каждом из нас давно всё известно, – дёрнула плечом русалка. – Сейчас твои девицы не то что тебя – папу с мамой забудут.
Она подошла к кусту орешника, отломала длинную ветку, одним движением очистила от листьев и стегнула ею по воздуху. Я инстинктивно закрыл уши руками. Пронзительный свист встряхнул лес, с деревьев посыпались сучья и листья. Костя присел на корточки, девушки завизжали от страха. Через мгновение они бросились бежать, и Костя со своими аппаратами и камерами мчался далеко впереди всех.
– Теперь только у речки остановятся, – засмеялась русалка.
– Ну и за что ты их? – строго посмотрел я на неё. – Оглохнуть ведь можно.
– А ты не заглядывайся, – показала она мне язык. – У нас не так много времени. Тебя ещё отмыть надо.
– От чего отмыть?
– От сивухи. Пойдём.
И я покорно двинулся следом. Меня отнюдь не удивляло, что я очень хорошо видел в ночном лесу. Парила над поляной сова. Над огромным дубом порхали сотни летучих мышей. В траве полз уж. На окраине леса перед деревенскими огородами насторожился волк. На речном лугу парни раскладывали костёр, и я их тоже хорошо видел.
– Промылись глаза-то? – сказала русалка, не поворачивая головы.
– Как ты это сделала?
– Сняла пелену с глаз.
– Рукой?
– Чем же ещё. Скоро, миленький, полетим.
– Как птицы?
– Гораздо лучше.
«Ну и ладно, – подумал я. – Чему быть, того не миновать. Видно, на роду мне написано погибнуть от чар ведьмы. А вдруг не погибну?..»
– Ничего с тобой не сделается, – фыркнула она. – Больно нужен.
– Мысли читаешь?
– Все твои мысли у тебя на лбу написаны.
Я обратил внимание, что буквально за минуту мы перемахнули через весь лес. Или это был перелесок?
– Лес, конечно, не прежний, но и не такой маленький, – сказала русалка. – Сейчас в болотце искупаемся.
«Тут-то она меня и утопит, – посмотрел я на тонкую шею русалки. – Что лучше: поцеловать или придушить?»
– Я же тебя предупреждала, – повернулась она ко мне, – не надо ко мне прикасаться.
– Почему?
– Могу уступить. – Она вздохнула.
У меня поджало живот и потемнело в глазах. Я шагнул к ней.
– Прошу тебя! – вскрикнула она. – Если между нами это произойдёт, мы потеряем всю силу. Не сможем ни летать, ни плавать, ни прозревать.
– Ну и чёрт с ним…
– Пойми – второго раза не будет. А этим ты можешь с любой из них заняться, – она кивнула в сторону луга, на котором возле костра копошились Катя и Вера, Костя снимал их камерой.
– С тобой, значит, не получится? – проглотил я комок в горле.
– Мне, миленький, не меньше твоего хочется… – спрятала она глаза. – Но – нельзя. Между прочим, раньше русалок в лесах часто с маленькими детьми на руках видели.
– Ветром надувало?
– Конечно, ветром. Я тебе нравлюсь?
– Ещё как!
Она была настолько хороша, что мне страшно было на неё смотреть. Чистое лицо, прозрачные глаза, резко очерченные крылья прямого носа, выразительная линия большого рта, вздёрнутые соски маленькой груди. Возле уголков глаз веер едва заметных морщин. По виду, да и по манерам она мне казалась гимназисткой из позапрошлого века.
– А я и есть гимназистка, – улыбнулась она. – Как ты догадался?
– Дед у меня был колдуном, – вздохнул я.
Напряжение в теле спало, перестало звенеть в голове. Я понял, что не смогу упустить представившийся мне шанс. Как ни хороша Маша…
– Как тебя зовут?
– Маша.
– Это нечестно, – обиделся я.
– Правда, Маша. Девятнадцати лет.
– Двести девятнадцати?
– Просто девятнадцати. Мы ведь большей частью спим, как бабочки. А если дура вроде меня проснётся, тут и жди неприятностей.
– Ты не дура, – сказал я.
– Дурища! – отмахнулась она. – Была бы умной, не стала бы русалкой. Вообразила, что ты на него похож, и примчалась. А ты ничуть не похож.
– Но звали его Александром?
– Ну да. Залётный ухарь…
– Из-за него утопилась?
– Зачем тебе знать? И не топилась вовсе… Самый страшный грех – кончать жизнь в девятнадцать лет.
– Если бы не покончила с собой, умерла сто пятьдесят лет назад, и все о тебе давно забыли бы. Знаешь, сколько всего произошло за эти годы?
– Да знаю… На самом деле, на земле ничего не меняется. Люди живут и умирают, живут и умирают. А мы им мешаем.
– Мешаете?
– Что-то мы заболтались, – спохватилась она. – Видишь озерцо? Сейчас в нём искупаешься.
– С тобой?
– Без меня. Я пока травы приготовлю.
Она скрылась в кустах. Я разделся и медленно вошёл в воду, которая была гораздо теплее воздуха. Я окунулся с головой и поплыл к середине озера. По ногам скользили водоросли, но мне было не страшно. Случись что – русалка спасёт, я в этом был уверен. На середине озера я лег на спину. Небо было густо усеяно звёздами, и некоторые из них были совсем близко от меня. Мне казалось, они меня разглядывают. Я находился в середине вселенной, которая медленно вращалась, втягивая меня в пучину бесконечности. А может, я сам вращался в воде. Звёзды мигали, звали меня к себе, и я знал, что скоро окажусь среди них. Рано или поздно человек уходит к звёздам. Человеку не дано навсегда оставаться на земле. Мы покидаем свой звёздный дом, чтобы когда-нибудь в него возвратиться. Вечно мы живём лишь среди звёзд…
Я поплыл к берегу, едва угадывавшемуся в белом тумане. Когда я входил в воду, тумана не было. Я выбрался на берег, вытерся рубашкой и оделся. В разгорячённом теле пульсировала кровь, я не чуял под собой ног. А что будет, когда русалка меня опоит травами?
– Маша! – позвал я.
– Искупался? – вынырнула она из тумана. – Пожуй для начала мяту. Теперь чабрец… Это валерьяна, зверобой, чемерица, дурнопьян, бессмертник…
Я послушно совал в рот корешки, стебли и листья, которые она доставала из берестяного короба. Холод постепенно охватывал мои внутренности, проникал в конечности, обволакивал мозг. Сердце стучало всё реже. Я вдруг подумал, что могу легко выдохнуть из себя душу.
– А напоследок борец, – подала мне клубень Маша.
– Борец? – выплюнул я изо рта вязкую массу. – Это ведь сильный яд. Но я не хочу умирать.
– Не бойся, не умрёшь. Наши предки смазывали им наконечники стрел. Однако твоему телу он не повредит. Ты уже неуязвим для любого яда, – положила мне на плечо холодную руку русалка.
Я сделал усилие и разжевал клубень. Холод вытеснил из меня последние остатки тепла. Сердце молчало. Голова была ясной. Я взлетел над землёй и медленно на неё опустился.
– Летим? – спросил я, не узнавая собственного голоса.
– Хоть к звездам! – ликующе крикнула русалка.
– На луг?
– На луг!
7
Костёр пылал на берегу реки. Трещали сухие ветки, выбрасывая высоко вверх снопы искр. Сполохи огня выхватывали из темноты смеющиеся лица. Парни толпились вокруг костра, не решаясь прыгать через бушующий огонь.
Я вошёл в середину костра. Огонь обтекал моё тело, не причиняя вреда, лишь потрескивали волосы.
Русалка вытащила меня из огня за руку.
– С огнём даже мы не шутим! – сердито сказала она. – Хочешь, я испорчу ему аппарат?
Костя снимал кинокамерой костёр, стараясь, чтобы в кадр попали Вера и Катя.
– Не надо, – сказал я. – Поцелуй его.
Русалка сорвалась с места, подскочила к Косте и впилась в губы. Он выпустил из рук камеру и рухнул на спину. Вера с криком упала ему на грудь.
– Я не просил его убивать, – сказал я.
Русалка отпустила парня, сорвала с головы Веры венок и запустила в небо. Светящееся колесо прочертило небо и с грохотом взорвалось над рекой. Девчата с визгом рассыпались по лугу.
– Не надо портить людям праздник, – остановил я русалку. – Что с ним?
– Обмер, – пожала она плечами.
– Серьёзной русалке мелкие пакости не к лицу, – сказал я.
– Нам все к лицу! – захохотала она. – Хочешь, кого-нибудь утоплю?
Она пристально посмотрела на Катю. Мне её взгляд не понравился.
– Они нас не видят? – показал я на людей.
– Темно, – сделала танцевальное «па» русалка. – Мы для них тьма!
– Ужас, царящий в ночи?
Неожиданно для себя я сделал подножку парню, направляющемуся к Кате. Он рухнул лицом вниз возле Кости и Веры, которые целовались в траве. Катя напряжённо смотрела в мою сторону.
– Быстро твой друг оклемался, – хмыкнула русалка. – Скучно здесь. Полетели в город!
– В какой город?
Я посмотрел за горизонт. Там сияли огни больших и малых городов, и в некоторых из них меня ждали.
– Выбирай любой, – сказала русалка. – Я давно нигде не была. Надену длинное платье – и на бал! Зеркала побьём, покатаемся на люстрах. Самый большой дворец сожжём!
– В каком городе ты родилась? – залюбовался я сверкающими глазами русалки, пунцовыми губами, прерывисто вздымающейся грудью.
– В Киеве.
– Так и быть, отправляемся в Киев. Там ты станешь моей женой.
– Нельзя, – покачала она головой.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно, – вспомнил я глупую присказку.
– Разве ты не знаешь? – усмехнулась она. – Русалками становятся лишь те из девушек, которые обручены. Запили девицу, заручили, а она раз – и упорхнула в небо. Вечной невестой стала. Давай махнём в Вечный город!
Рим, конечно, велик, но что там делать? Отправляться надо с конкретной целью. Булгаковская Маргарита, например, расколотила окна в писательском доме. Вполне достойная миссия. Я тоже не прочь отправиться в Москву и побеседовать по душам кое с кем из писательских начальников. Вконец охамели, мерзавцы. Распродали писательское имущество, довели до ручки дома творчества, лишили нас поликлиники. И при этом корчат из себя народных заступников. Берлиоз за гораздо меньшие грехи головы лишился. Но в нынешние времена в другие игры играют. Заказывают конкретную особу – и на шестьдесят шестом ки