— По приказу Костячного. Он мой шеф.
— Что он хотел узнать?
— Сколько у нее детей, от кого и где документы. Она шантажировала шефа.
— Что вы нашли?
— Ничего. У нее ничего не было.
— Что произошло дальше?
— Шеф и афганец ушли, а я остался.
— Что ты делал с Савиновой?
— Шеф приказал удавить ее и вывезти на пустырь. Я все сделал. Все, больше не могу терпеть боль.
— Мы вызвали медиков. Говори, что вы хотели сделать с Евгенией и Рябуша.
— Все знал афганец, я только приехал получить задание и выполнить его.
— Врешь, зачем тогда брал с собой инструменты пытки? Говори, а то будет больнее.
— Шеф хотел узнать, что она растрепала об их половой связи, а потом прикончить. Вводи наркоту, больше не могу терпеть, я ничего не знаю, у меня кружится голова, помогите, я умираю.
— Туда тебе и дорога.
Генерал Климов мрачно смотрел на сидящего перед ним Митина. Он даже не хотел смотреть на его плаксивую физиономию, отца троих детей, которые вынуждены расхлебывать грехи своего неудачника папаши. Если бы не смертельное ранение Бориса Петракова, он бы не был так суров к нему. Но жизнь замечательного парня полностью на совести Митина. Борис горяч, поторопился, не взял прикрытия и жестоко поплатился, но теперь ничего не изменишь.
— Мы тебя давно вычислили, Митин. Сразу же, как стала работать наша бригада. Даже кое в чем помог. Например, когда ты сообщил своему хозяину о востребованном деле Савиновой. Взбудоражил преступников, они заметались. Нам стало все ясно. Но мог бы прийти, доложить и работай. Струсил. Бориса Петракова поцеловал. Афганец не знал его в лицо, ты указал, и он стал за ним наблюдать. В театр за ним пошел. У них мозгов не хватило, где искать улику. Борис нашел, и от твоего поцелуя получил пулю в грудь. — Климов негодовал, откинувшись на спинку кресла, с презрением смотрел на вытянувшегося в струнку человека. — Дети у тебя нормальные. Парень с бандитами драться желает, а ты своим слюнтяйством всю душу ему изгадишь. Почему за твои ошибки он должен расплачиваться? — генерал гневно умолк на несколько секунд. — Скажи, когда Бориса предал?
— Последняя ваша пресс-конференция. Афганец на ней был. В коридоре я у Петракова попросил зажигалку, прикурить. Но я не думал, что так развернутся события.
— Прочь с глаз, Митин. Одно смягчает: чтобы заблокировать бандитов и предотвратить новое убийство невинных людей, мы использовали твою предательскую связь Климов встал, вышел из-за стола. Прошел к окну и долго смотрел на бегущий поток автомашин. Вдруг он вздрогнул от взволнованного голоса, раздавшегося в кабинете:
— Сергей Петрович! Борис Петраков пришел в сознание. Врачи говорят: будет жить!
XIV
Сергей Петрович собирался навестить Петракова. С тех пор, как он был зачислен в его бригаду, Климов привязался к нему, полюбил Бориса как сына, может потому, что не имел своего. Конечно, это так, но еще и потому, что в парне он видел талантливого человека, с хваткой сыщика, не уступающей его собственной, какая была в далекой молодости.
Молодость. Кажется и вовсе не было ее, а сотни раскрытых уголовных дел наросли сами собой. Но удивительно, он помнил не столько свои молодые годы, сколько эти дела.
Человеческое общество вообще, а российское особенно — криминальное. Если в нашей стране преступность процветает из-за передела собственности и слабой власти, неустроенности людей, бедности, бесконечных репрессий, то почему она есть в благополучных странах Запада?
Откуда зарождалось непослушание?
Генерал в последнее десятилетие стал увлекаться чтением Библии. На протяжении всей истории израильтяне — избранный Богом народ — вступали с Ним в конфликты. Они то признавали Бога, то отрицали Его. Даже цари изменяли Его вере и не следовали Его заветам. И тогда народ подвергался Божеской немилости. Смерть, кровь, порабощение приносили с собой на израильскую землю воины других народов. В конце концов, Бог рассеял по земле свой непокорный народ, и он теперь всюду. Как и всюду разного рода криминальные действия людей независимо от веры, ранга и состоятельности. Почему он проводит параллель между иудеями и преступлениями? Может быть, потому, что первое тяжкое преступление на земле совершил иудей Каин?
Каких только преступлений не приходилось расследовать ему за четыре десятилетия! Характер и мотивы повторялись неоднократно. Мать-детоубийца тоже не первая. Но повод в данном случае — единственный. Теперь, когда на все вопросы даны ответы, можно ли обвинить Евгению в преступлении? Все тот же классический мотив: дети расхлебывают кашу, заваренную родителями, какова бы она не была горька или сладка. Все тот же вечный библейский мотив соблазна и непослушания Адама и Евы, съевших запретный плод.
Сергей Петрович пролистал дело Евгении, задержал внимание на заключении медиков о состоянии здоровья и физических недостатках младенца. Несомненно — это урод. Вырастет такой человек — вечное горе не только матери, но и ему самому. О состоянии его умственных способностей медики высказывали предположение, что они вряд ли полноценны и предопределили близкий летальный исход.
Выводы медиков давали возможность спасти для общества зрелого, социально неопасного человека — Евгению, для которой заключение под стражу не есть наказание: она восприняла эту акцию как облегчение. Для нее большее наказание — душевные страдания. И если она узнает всю правду, что привело ее к такому печальному исходу, вряд ли ее израненная психика выдержит дьявольский удар. Это будет безжалостное убийство молодой женщины, которая способна рожать здоровых детей, иметь семью и быть счастливой; это глубочайшее горе для ее славных матери и отца; это не меньшая травма и всем троим Кузнецовым.
Еще никогда не сталкивался генерал со столь не вмещающимся ни в какие правовые рамки делом. Грабежи, убийства, насилия, экономические преступления — природа их понятна. Но как могло произойти такое несчастье с Анатолием и Евгенией, приведшее женщину к отчаянным действиям — уму непостижимо. Невольно поверишь, что их вел сам Сатана. Случайность, вероятность сближения? Среди тысяч парней и девушек брат и сестра нашли друг друга, чтобы полюбить, жениться и родить неполноценного человека. Из многих тысяч мужчин Евгения, захлестнутая отчаянием и желанием доказать свою полноценность, нашла своего кровного отца и отдалась ему, чтобы зачать и родить ребенка. Тоже случайность? Нет, не укладывается в голове Вместо длительного счастья — глубокое горе. Как могло такое случиться, кто нами управляет, когда мы влюбляемся?
Сергей Петрович знал, что Борис очень хочет видеть Евгению. Об этом сказал лечащий врач Бориса, когда сегодня утром генерал разговаривал с ним по телефону, собираясь навестить парня.
— Состояние его удовлетворительное, а встреча в таких случаях только на пользу, тем более что вы можете дать ответ на волнующий Петракова вопрос.
— Какой?
— Еще в бреду, он произносил имя — Евгения. Очевидно, его девушка. Так я думал. Теперь выяснилось, кто она. Молодого человека что-то очень беспокоит.
— Вот как!? — не мог не выдать чувств удивления генерал, умеющий держать свои эмоции в кулаке. — Вы считаете, встреча с Евгенией пойдет вашему пациенту на пользу?
— Если здесь замешаны чувства — да, — уверенно ответил врач.
— Любопытно, любопытно! — Генерал бывал свидетелем, как его холостые сыщики в ходе расследования находили свою судьбу в среде жертв преступления или косвенных участников трагедий и драм. Он не был сторонником такой связи. Но никогда не вмешивался в отношения молодых людей, и теперь он не мог ничего сказать определенного. Пусть события развиваются своим путем, он не будет мешать, а просьбу, если какая-то возникнет у Бориса, выполнит. — Коль вы считаете, что мое внимание пойдет на пользу парню, то сегодня в обеденный час я выкрою полчаса времени и навещу его.
— Пожалуйста, будем ждать.
Когда подошло время, Сергей Петрович поехал в больницу. В торговом павильоне купил две упаковки натурального яблочного сока, апельсинов и в сопровождении лечащего врача, средних лет человека, с живыми, смеющимися глазами прошел в палату к Борису. Увидев его, парень широко заулыбался и готов был вскочить и козырнуть ему, но прошло всего лишь два дня, как его вытащили с того света, и он был в состоянии только шевелить губами и правой рукой. Борис был бледен, глазницы почернели и провалились, но в них блистала жизнь.
— Здравствуй, сынок! — сказал с подъемом генерал.
— Здравия желаю, Сергей Петрович, — ответил раненый. — Как я вам рад!
— Ты не можешь представить мою радость видеть тебя живым. Я смотрю, ты держишься молодцом, — ставя на тумбочку пакет с покупками, говорил генерал, глядя то на больного, то на врача.
— Худшее позади, — не без гордости подтвердил хирург. — У него был всего один шанс — его могучие жизненные силы.
— Плюс руки и скальпель хирурга, Виталий Николаевич, — тихо сказал Борис.
— Не без этого, молодой человек, — ответил Виталий Николаевич, — иначе грош нам цена. Я удаляюсь, с вашего позволения, на четверть часа.
— Спасибо, доктор.
Как только дверь за хирургом закрылась, а Климов уселся на стул, Петраков вопросительно глянул на генерала.
— Костячного взять живым не удалось. Во время захвата его пристрелил афганец, твой должник. Он арестован. Улика, которую ты добыл, едва ли не ценой своей жизни, не пропала, и сыграет свою роль. Теперь у нас есть ответы на все вопросы. Но, я думаю, тебя больше всего волнует дальнейшая судьба Евгении?
— Не могу не признаться, Сергей Петрович. Я все время думаю о ней, — смутившись, сказал Борис, не отводя взгляда от генерала. — Кто будет писать по ее делу обвинительное заключение? Она не виновата, — тихо закончил Борис, и генерал увидел в его глазах тревогу за судьбу женщины, на долю которой выпало столько горя, которое в одиночку вынести и победить невозможно.
— Ты будешь писать, сынок. Поправишься и напишешь. Только ты и я, правда, еще, думаю, афганец знаем ее тайну. Непредвиденная смерть Костячного поможет удержать жуткую историю в наглухо захлопнутой папке, иначе девушку можно потерять.