— Скандал был, фамилию не помню, сколько лет прошло. Спортсмен школьный. Чемпион какой-то.
— Кто же может о ней подробнее рассказать? У вас есть здесь родственники?
— Никого.
— Кто-то же был у Лидии в подружках?
— Прибегали какие-то. Толкались. Лидка артисткой все мечтала стать. Вот они вокруг нее и хороводились.
— Молодой человек, от которого она забеременела, бывал у вас?
— Не бывал вроде. Давно это было, молодые скрытничали. Это теперь все разрешено, а тогда строгость еще была.
Борис понял, что от старика он ничего не добьется, хотя ценнейшую информацию о беременности и побеге Лиды из родного дома получил. Распрощавшись и поблагодарив старика, он, не теряя ни минуты, отправился в школу изучать архив.
Искать соклассниц Лидии Савиновой Борис не стал. Наверняка у каждой фамилия мужа. Он добросовестно переписал в блокнот весь класс и сделал выбор на мужской половине. Хорошо успевающих оставил в покое, так как они наверняка поступили в вузы, а вот на троечниках сосредоточил пристальное внимание, которые, скорее всего, осели в городе на предприятиях. В паспортном столе навел справку и натолкнулся на двоих, которые, как и предполагал, работали на крупном заводе. Вечером он беседовал с одним из них.
— Я слышал, что Лида дружила с Игорем из параллельного класса. Помню о скандале, о том, что она исчезла. А вот фамилию Игоря убейте, забыл. Я в этой школе всего полгода учился, — виновато оправдывался он.
— Кто еще в городе из ваших соклассников?
— Как же, Наташа, Наталия Владимировна, наш кардиолог. Она дружила с Лидой. Мы все Савинову любили. Она была наш кумир: пела, плясала, артистка.
— О ее дальнейшей судьбе слышали?
— Мало. Наташа рассказывала, что якобы ребенок у нее тут же умер. И она устроилась в Красноярске в театр. И больше ничего.
— Прощайте. Иду к Наталии Владимировне.
На звонок, дверь квартиры Наталии Владимировны отворил юноша-старшеклассник, очевидно сын.
— Вам кого? — спросил он.
— Наталия Владимировна Козина здесь живет?
— Мама, это к тебе, — крикнул юноша, — проходите, она дома.
В коридоре появилась сегодняшняя пассажирка из автобуса. Борис узнал ее сразу же. Она была выше среднего роста, одета в светлый фланелевый халат, походка мягкая, через носок. Внимательный взгляд серых глаз остановился на пришедшем человеке.
Борис представился, попросил разрешение войти.
— Простите за поздний визит, но служба обязывает, — сказал ровным тоном Борис.
— Проходите, коль пришли, — мягко сказала Наталия Владимировна и повела гостя в гостиную. Борис торопливо сбросил пыльные туфли, последовал за ней.
— Чем могу быть полезной?
Борис опустился в кресло, незаметно оглядывая убранство комнаты, состоящее из стенки, тумбочки с телевизором, дивана и двух кресел, журнального столика и отдельно стоящего книжного шкафа, стены в обоях с нежным абстрактным зеленоватым рисунком действовали успокаивающе. Сыщик коротко изложил суть дела.
— Лида погибла! — воскликнула Козина, всплеснув руками. — Бедняжке не везло с самого детства, хотя она одаренная натура. Сначала ее допекала мачеха, затем неосторожный роман с Костячным, ее беременность и скитание без средств на существование. Затем рождение ребенка, его смерть, простите, как избавление от тяжкого креста. И даже я мало знаю о ее жизни.
— Она приезжала в Ачинск несколько лет назад, вы с ней встречались?
— Только один раз, на бегу. Я ее приглашала в гости, но она так и не пришла.
— Что она говорила о своей жизни?
— Почти ничего. Общие фразы. Единственное, на мой вопрос: как же твой талант актрисы? — она ответила: работаю в Красноярской филармонии. Пою.
— А Костячный?
— Этот молодой эгоист стал причиной всех ее бед. Он отказывался от связи с Лидой. Но ему не поверили, исключили из комсомола. После окончания школы, вместо областных гимнастических сборов для тренировок, он почти сразу же был призван на службу в армию. Я в этом же году поступила в медицинский институт и о нем больше ничего не слышала. Правда, ходили слухи, что он за что-то отбывал срок. Если вопросы исчерпаны, то я вас хочу напоить чаем и, может быть, что-то еще вспомнится для вас существенное.
В этот же вечер Петраков сообщил старшему следователю бригады Климова об успешной раскрутки дела и просил уточнить в краевом роддоме кто был рожден Савиновой в октябре означенного года, в каком состоянии находился младенец. Вечером следующего дня Борис получил исчерпывающий ответ.
IV
Май 1974 г.
Пассажирский поезд Москва — Иркутск уносил Лиду из родного города в неизвестность, хотя она ехала с твердым намерением разыскать брата. Как-никак родная кровь. И надеялась получить поддержку хотя бы на полгода. Самостоятельно она решительно не знала, как ей быть, где жить, на что питаться, когда кончатся деньги?
Большой город ее встретил шумом двигающегося транспорта, суетой и безразличием. Никто ее не знал. Никого не знала она. Никому нет дела до ее горя и отчаяния, как и ей не было дела до проблем многочисленных куда-то спешащих людей. Но все же в душе она оставалась актрисой и решила, что играет роль героини, попавшей в ее ситуацию, пьесу же пишет она сама. Лида сдала в камеру хранения чемодан, собираясь отыскать горсправку. Ей подсказали куда ехать, и через полчаса она стояла у окошечка киоска и, показывая свой паспорт, попросила разыскать ее брата Савинова Виктора Ефимовича.
Седовласая, с холодным взглядом женщина поморщилась и спросила:
— В каких районах города ты наводила о брате справки?
— Только в одном, в Октябрьском.
— Вот что милочка, плати, я выпишу тебе квитанцию, и придешь ко мне через сутки.
— А как же ночь? — испугалась Лида. — Мне негде ночевать!
— Иди в гостиницу, — холодно ответила женщина, приняла у девушки деньги и выписала квитанцию.
Лида, пошатываясь от страха перед наступающей ночью, побрела прочь от киоска, куда глаза глядят. Вдруг она почувствовала, что чертовски проголодалась. Со вчерашнего вечера у нее во рту ни крошки. Тут еще прилив тошноты и неприятная слабость во всем теле, в глазах поплыли розовые и черные круги, она покачнулась, попыталась ухватиться руками за что-нибудь, но опоры не оказалось, и Лида упала на холодный тротуар, под ноги многочисленным прохожим, почувствовала удар по голове и потеряла сознание.
Белый потолок медленно выплывал из мрака, как заснеженная льдина из мутного потока воды, неся с собой боль в голове. Потом она почувствовала мягкую, пахнущую хлорамином постель. И когда осознала, что лежит на кровати с панцирной сеткой, на какой спала все эти годы, встрепенулась, собираясь дать отпор мачехе. Но вместо гавкающего голоса сухой воблы, услышала грудной, ласковый.
— Наконец-то проснулась. Говорят, ты чудом осталась живой. Автобус, под который ты попала, ударил тебя буфером в голову, и потому отшвырнул в сторону, не раздавил. К счастью, твой ребенок не пострадал.
«К счастью? — лихой, безумной волной откликнулось все ее сознание. — Счастье для меня, если бы он погиб, он мне совсем не нужен. Сколько мук и страданий принес он и сколько еще впереди».
— Где я? — спросила Лида.
— В краевой хирургии, тебя на «Скорой» привезли, — последовал ответ соседки по койке. — Меня зовут Ксюша, будем знакомы.
— Лида, безразличным тоном ответила девушка.
— Уж и так знаем… Я тут с переломом ноги. Мастер на стройке. Бригада у меня штукатуров-маляров, делилась своими делами словоохотливая Ксюша.
— А я никто, ехала в город на работу устроиться, да вот беда случилась.
— У меня сынок Сашенька дома один, сердце болит, как бы не набедокурил. Соседи да подруги доглядывают. Сегодня прибежит проведать.
— А у меня никакого угла нет, замогильным голосом откликалась Лида.
— Чего ж ты тогда сюда ехала. Сбежала от позора? — напрямую спросила Ксюша. — Дело это знакомое. Доверься.
— Твоя правда, Ксюша. Я десятый нынче должна закончить, влюбилась, как в омут упала, а он натешился, да оттолкнул. Потом мачеха обнаружила живот. Я и сбежала.
— Кто он?
— Одноклассник.
— Да, поначалу я влюбился, что-то было, какая-то тяга к тебе, — говорил он холодно, — ведь любовь всегда избирательна, если даже она мимолетна, но это проходит через несколько постельных встреч. Потом просто хочется еще и еще раз видеть твое обнаженное тело, ощутить возбуждение от прилива крови. Бесспорно, азарт, страсть двигали. Но стоит всему закончиться, как меня уже ни на что не хватает. Я как вор, все совершаешь в тайне, никто не слышит тебя, никого — ты.
— А как же я, говори мне о своей любви, я слушаю, я ласкаю тебя. Это должны знать только ты и я, — возражала Лида на такую отрешенность любимого.
— Чепуха, ты не в счет, тебя мне мало. Другое дело спорт, победа, рев толпы, ты стоишь и упиваешься славой долго, без всякого стеснения. Слава живет в тебе вторым человеком, живет толпой. Ее ревом. Ты идешь, а все знают — вот он чемпион, ловкий талантливый парень. Это гораздо приятнее, чем тайное чувство к тебе одной, своей сверстнице, совершающей, в общем-то, грешное дело.
Лида ужасалась рассуждениям Игоря. Приводила множество примеров любви из произведений Пушкина, Толстого, Шекспира, Шолохова. Влюбленных людей в возрасте и юных, доказывала существование любви в природе человека, коль о ней столько написано хорошего и трагического.
— Выдумано все это, Лидка, от скуки, из пальца высосано. И пушкинские романтические Татьяны, и утонченные толстовские княжны, и толстозадые шолоховские Аксиньи — всем им надобен добрый мужской член.
Лида оскорблялась. Своим близоруким взглядом он так категорично и уродливо видит воспетое множеством талантливых людей чувство, отнюдь не узкое, а широкое, переполненное светом и красками, как просторная улица с беспрестанным на ней движением множества людей и судеб. Ее чувствительная натура с умилением воспринимала любовные стихи Е