Сегодня с помощью Жени он попытается построить какую-то логическую цепь, у него уже наметилась канва, надо бы высказаться, но генерал в отъезде, а Евгения что-то не в своей тарелке. Он заметил неадекватность ее настроения еще вчера, когда вернулся домой после очередной встречи с клиентом. Женя, как ему показалось, чем-то испугана и сдержанно возбужденная.
— Женя, ты чем-то расстроена? В чем дискомфорт твоего самочувствия?
— Пустяки, в компьютере произошел сбой, я чуть не потеряла последнюю информацию о казахстанской девушке, скончавшейся месяц назад от инфаркта.
— Все обошлось благодаря твоему опыту! — многозначительно сказал Борис улыбаясь. — Займемся ужином, я изрядно проголодался.
Затем они поужинали и уселись к телевизору, чтобы послушать новости на ведущих каналах, высказать свои впечатления от прожитого дня.
Исподволь наблюдая за женой, он отметил, что вчерашнее состояние не улетучилось, а обозначилось резче: она рассеяна и едва уловимо вздрагивает, когда он к ней обращается. Что бы это значило, кто постучался мохнатым пальцем в ее неокрепшую от потрясений душу, которую он до конца еще не изучил, как учебник по философии или математике, где прорва недосягаемых понятий и формул, не пригождающихся в повседневности?
— Женя, я хотел кое-что обобщить в собранной нами информации, но твое состояние мешает мне сосредоточиться. Что же все-таки произошло в офисе во время моего отсутствия?
— Милый, не волнуйся, в офисе ничего со мной не произошло. К нам никто не приходил и никто не звонил.
— Тогда почему ты рассеяна и вздрагиваешь на мой голос? Я же вижу, не мучь себя и меня. — Борис налил воды из графина, жадно выпил, словно на дворе стоял знойный июль, а он полдня пекся на солнце. Глаза его умоляли и страдали. Евгения видела подобные глаза у Бориса в Красноярске, когда он лежал в больнице, а она должна была покинуть его. Теперь она знает причину внезапного бегства, что объясняло то состояние молодого человека. Неужели Борис подумал, что кто-то пытается вновь шантажировать ее прошлым? Эта мысль покоробила ее, словно фанеру выставленную под дождь.
— Милый, поверь, без тебя никто не приходил и не звонил, не было никакой почты. Все осталось в прошлом. Его съело время.
— Хорошо, я верю: все прошлое поросло быльем, но тогда скажи, в чем твоя тяжесть? Что-то легло на твою душу и придавило? Я настаиваю.
— Что ж, рано или поздно, но ты узнаешь: то, чего я боялась, но все же, о чем молила Всевышнего — свершилось!
— Ты беременна? — Борис едва не подскочил на стуле от радостной вести, но сдержал свои эмоции. Он еще не знал: хорошо это или плохо, кричать караул или ура! Пока лучше всего, не вибрировать. — Как мне тебя убедить, что с тобой больше не произойдет красноярского кошмара? Ты же сама прекрасно знаешь причину и говоришь: все осталось в прошлом!
— Да-да, но, оказывается, я ошибаюсь: страх не знает границ, и время над ним не властно. Страх, как разгневанный «Каменный гость», неудержим в своей поступи.
— Но ты уверена?
— Сегодня я ходила в больницу, и свои предположения по поводу просрочки месячных, высказала участковой акушерке, — сказала Женя, поймав укоризненный взгляд мужа. — Осмотр ничего не дал, слишком мало времени, но она все же подтвердила мои опасения. Как я могла так легкомысленно себя повести? Ведь столько есть средств защиты от зачатия!
— Да, но ты же пользовалась иными.
— Все оказалось ненадежно. Видно, Провидению это не угодно. Я совершала грех.
— Не расстраивайся, от этого я любить тебя меньше не стану, наоборот, крепче! Брак, замешанный на горячей любви, долго не остывает. Его может остудить разве что смерть.
— Спасибо, милый, я не сомневаюсь, но страх будет преследовать меня до конца срока и боюсь: он меня раздавит своей каменной пятой.
— Ты должна справиться, прогнать его, ты сильная, я тебе помогу.
— Как? Я не вижу способа.
— Я сведу тебя с ведущим гинекологом столицы, и ты будешь у него консультироваться. В его распоряжении самое современное оборудование, позволяющее следить за ходом беременности и развития плода.
— Но что это даст, если виной всему я?
— Женя, милая, не клевещи на себя, я тебя умоляю, верь в добрый исход. У тебя нет патологии, ты здорова и прекрасна! Я тебя люблю, и у нас родится здоровый ребенок. Верь в добро, договорились?
— Я верю! Вера в добро помогла мне полюбить тебя, она хорошая целительница, но мы все же поторопились.
— Возможно. Исправлять что-либо поздно.
— Почему же, можно заранее освободиться от плода. Только я так боюсь всяких болей.
— Я не отвечаю согласием, но если дело дойдет до этого, можно применить современные препараты, которые снимают боль. Но давай не будем спешить.
— Хорошо, а теперь займемся делом. Ты хотел кое-что обобщить, у меня тоже есть некоторые соображения в ходе нашего расследования.
— Любопытно послушать. Выкладывай.
— Пожалуйста. — Евгения собралась с мыслями, высветила в компьютере табличку со статистическими данными и продолжила ровным голосом: — Ежегодно в России регистрируется более семисот тысяч инфарктов миокарда. Почти тридцать процентов людей из них до тридцати лет. Что становится причиной болезни сердца: приобретенный недуг или наследственный? Статистика здесь размыта. У наших клиентов безусловно приобретенный! Посмотри, какая география. Урал с его крупнейшими промышленными центрами и грязными городами, понятен. Часть наших клиентов оттуда. Белоруссия страдает от Чернобыля, тоже понятно. Но Север страны, и Сибирь тоже богата инфарктами, а на Алтае рождаются желтые дети… — Евгения умолкла.
— Каков же вывод?
— Я не знаю, но мне первоначально казалось, что выплывает какая-то закономерность. Теперь же я этого не нахожу.
— Закономерность существует, надо ее искать, продолжать сбор информации. Например, Алтай и Саяны стали свалкой ступеней ракетоносителей. Они туда падают. Близость Семипалатинского ядерного полигона. У меня есть нечто интересное. Послушай.
XXV
Николай Витальевич Илюшин, преуспевающий бизнесмен, один из тех, кто значился в списке генерала, на предложение Петракова встретиться и поговорить от имени Климова ответил согласием. Борис не скрывал, разговор предстоит долгий, Илюшин назвал адрес своей квартиры в пригороде Москвы, и поскольку сыщик был безлошадный, к назначенному часу выслал к его офису машину.
Илюшин оказался лысеющим блондином, выглядел на свои пятьдесят лет. Его лицо украшала и придавала профессорский вид аккуратная, подернутая серебром эспаньолка, глаза серые, проницательные, с хитринкой. Несколько тучен, как спелый перец, но свою склонность к полноте Николай аннулирует на гимнастических снарядах.
С бокалом какого-то напитка в руке, в легком спортивном костюме, он распахнул двери своей богатой квартиры перед Петраковым, приглашая входить.
— Леля, встречай гостя, — зычно крикнул он в глубину квартиры, откуда появилась лет сорока крашенная, сухопарая, с милым лицом брюнетка. В больших черных глазах недоверие.
Мужчины пожали руки, внимательно изучая друг друга.
— Борис Петраков, частный детектив, — представился гость даме. — Я по поручению генерала Климова.
— А-а, — подобрела глазами Леля, — милости прошу в гостиную.
Она подождала, когда гость снимет меховую куртку, пристроит ее на вешалке, вновь пригласила коротким жестом проходить и первая бесшумно, легко направилась в светлую просторную комнату с мягкой мебелью и акварельными пейзажами. Илюшин пропустил вперед Петракова, следуя за гостем.
— Что будем пить? — спросила хозяйка, внимательно оглядывая сыщика, непринужденно усаживающегося в предложенное глубокое кресло. — В морозный день — крепкое?
— Спасибо. Крепкое, если не возражаете, на посошок, — ответил, не торопясь, Борис. — Лучше начнем с горячего кофе, я ведь к вам надолго. С вашего позволения, мне о вас, о вашей жизни надо знать как можно больше. Надеюсь на открытую беседу.
— Если генералу поможет наше откровение, чтобы установить истинную причину инфаркта у нашего сына, мы — как на духу, — веско сказал Николай, жестом отправляя жену на кухню.
— Вот и прекрасно. Как себя чувствует сын?
— Две недели без движений. Как можно себя чувствовать в таком положении? Я день не позанимаюсь на турнике или брусьях — хожу как утюг.
— Вы бывший гимнаст?
— Да, занимался, ходил в мастерах спорта. Спортивная карьера не удалась, о чем не жалею, но любовь к гимнастике осталась. Конь, брусья, шведская стенка есть в соседней комнате. Качаю мышцы и здоров, как бык. Жена тоже. Шпагаты, сальто для нее пустяк. Потому и вопрос: что произошло с сыном?
— Анализы и заключение медиков я смотрел. Там ясно сказано — приобретенная болезнь сердца, но каким образом? Ответа, к сожалению, они не дают.
— Я убеждена — это преступление! — резко сказала Леля, внося в гостиную на подносе чашки с дымящимся кофе. — Мальчик никогда ничем не болел и вдруг такое!
— Заметь, Петраков, студент, почти отличник.
Борис, не спеша, взял предложенную чашку с кофе и стал задумчиво прихлебывать напиток, что не ускользнуло от пристального внимания хозяев.
— Вы знаете своих недругов? — Борис отставил чашку, прямо и жестко глядя на Илюшина.
Их оказалось немало. Но никто из них не имел контактов с сыном.
— Не забывайте, что внедриться могли через студенческое окружение, — предупредил Борис, — с пищей, с водой могли дозировать препарат, приведший к ослаблению сердечной деятельности. На шантаж, с целью выкачки из родителей денег, это не похоже, иначе бы при первом недомогании сына предъявили претензии, а вот на месть смахивает очень даже сильно. Есть такие на подозрении?
— Да-да! — торопливо вскричала хозяйка, и ее черные глаза заполыхали гневом, — это Кошельков, инженер Кошельков. Виктор с ним последнее время только и общался.
— Поясните? — попросил Борис, и устроился в кресле поудобнее, готовясь слушать длинное повествование.