Сколько прошло времени? Час, два?.. В храме что-то изменилось. Орингаст почувствовал, что от стен пахнуло воздухом, будто они колыхнулись, то сжимаясь, то расширяясь. Он снова качнулся и резким движением попытался накрутить цепь на бедра, ухватился за нее руками, чтобы ощупать потолок. Цепь потекла вниз, а от черного монолита снизу выросли прозрачные иглы. Орингаст начал накручивать на себя цепь, раскачиваясь и перехватывая руками. Цепь шла вниз, но он успевал намотать ее так быстро, чтобы переливавшийся в призрачном свете, покрывшийся шипами алтарь не получил ожидаемой жертвы.
Цепь бесконечна? Видимо, нет. Храм играл с пленником. Звенья пошли вверх, и пришлось осторожно раскручиваться, чтоб не упасть на жертвенник, который опять принял вид черной запятой. А может быть, попробовать, удерживаясь, быстро скинуть несколько оборотов, раскачаться посильнее и спрыгнуть в стороне от алтаря?..
Как только Орингаст коснулся босыми ногами пола, ступни ожгло холодом, а цепь натянулась и потащила его обратно. В полуметре от "запятой" он подпрыгнул, чтоб не зацепить внезапно выросшие иглы. Цепь подобралась, Орингаст опять повис над камнем. Он уже устал. Висел, стараясь не опускать голову. Цепь не выдвигалась. Вроде бы ничего не происходило… с ним.
А стены зала стали бледнеть, через них начали проступать тени — сперва неясные, но постепенно они обретали резкость. Смотреть уже не было сил, глаза закрывались — но происходящее пугало. Мелькали туманные фигуры, не покидало ощущение пристального взгляда. Орингаст поднял голову и поглядел туда, откуда смотрели.
Глаза оказались напротив, в нескольких сантиметрах. Непонятная фигура по пояс высовывалась из потолка вниз головой. Безгубый оскаленный рот с острыми как бритвы зубами, выкаченные немигающие глаза, вместо носа — темные провалы. Волосы на голове шевелились, как червяки. Глаза пристально смотрели на Орингаста. Он не мог отвести он них взгляда. Изо рта чудовища вылетел тонкий быстрый язык, протер глазные яблоки и скрылся обратно. Призрачный монстр улыбался. Или не мог закрыть рот.
— Что тебе нужно? — шепотом спросил Орингаст.
Монстр не ответил. Он не отрывал взгляда от лица Орингаста, и охранник почувствовал заползающий в сердце страх. В глазах монстра промелькнуло одобрение, желание. Мимика его морды не изменилась. Орингаст отвел глаза от зрачков чудовища и увидал, что вместо рук у того из плеч растут длинные щупальца, скрывавшиеся в темноте зала. Вот показалось правое щупальце, в нем был спеленут человек в военной форме. Он не кричал, он уже был мертв или обездвижен от ужаса. Монстр подтащил солдата поближе и, засунув голову в пасть, скусил ее, словно конфетку. Ни крови, ничего… Щупальце бросило тело вниз, а изо рта осталось свисать маленькое, словно детское тельце. Монстр дернул головой, как это делают удавы, и проглотил голову воина вместе с тельцем. Освободившееся щупальце сразу улетело в темноту, а второе подтащило новую жертву.
Монстр жрал. Он выдергивал из живых еще тел — как понял Орингаст — души и глотал их целиком. Орингаст считал. Десять человек. Один за другим. Обезглавленные тела падали на черный монолит и всасывались в него, растворялись, будто были жидкими, а гигантская черная запятая — губкой.
Орингаст приготовился стать одиннадцатым. Он закрыл глаза и почувствовал прикосновение к лицу. Нежное, будто дыхание ребенка… Он посмотрел и невольно дернул головой. Язык монстра гладил его нос, губы, щеки, будто изучал. Щупальца превратились в длинные руки с паучьими пальцами. Орингаст передумал бояться. Он почувствовал омерзение, ярость, и решил, что если эта тварь не уберет язык, а коснется губ, он зубами вцепится в него.
Страх и изумление мелькнули в немигающем взгляде, Орингаст понял: монстр читает его мысли.
— Что тебе нужно? — спросил он вслух.
Монстр опять не ответил. Он полностью выполз из потолка, пробежался по нему, будто исполинский паук, и спрыгнул на пол. Орингаст не видел, что он делает — а когда монстр разогнулся, то стало ясно, что он разбирает и осматривает лежащие у алтаря тела, примеряя их на себя, словно костюмы. Вот одно тело ему понравилось. Монстр растянул шею трупа и влез в тело щупальцами вперед, напялил его на себя, как одежду, только голова осталась прежняя — зубасто-глазастая.
Орингаст моргнул. Монстр пропал, исчез и зал. Сверкнул яркий свет. Мимо лица телохранителя проплыло тело, опутанное, словно змеями, багровыми трубками. Что-то проталкивалось через эти трубки, они пульсировали, переползая с одного места на другое, залезали в рот, нос, уши… Зрелище было омерзительное. Внезапно тело развернулось — и Орингаст понял, что это он сам, только мертвый. Он всхлипнул. Сволочи! Гады! Подонки! Ну, убивайте скорее! И вдруг вспомнился голос в темноте: "Нощью тепе путет не то сна". Значит, уже ночь?! А кто эти солдаты?
Монстр висел под ним, сложив руки по швам. Он был в солдатской форме, и Орингаст прочитал на воротнике: ОКП 111. Отдельный кавалерийский полк. "Так ведь сто одиннадцатый расквартирован в двух шагах от монастыря!? Что он делает тут?".
Храм дрогнул. Цепь спустилась на метр, и Орингаст кулаком засадил монстру по немигающей улыбающейся роже. Но тот вдруг пропал.
Кто-то засмеялся тихонько, и Орингаст вспомнил этот смех:
— Атрелла!..
— Ты такой смешной, Ори!
Орингаст покраснел. Он понял, над чем смеется девушка.
— Ничего смешного, — проворчал он.
Атрелла стояла на границе призрачного света и темноты. Она выглядела, как в тот день, когда впервые появилась в столице: золотистые кудрявые волосы, белая блузка и белая с красно-золотым орнаментом юбка. Она сложила руки впереди, сцепив пальцы, как рипенские жеманницы, какими их рисовали художники в картинках-рассказах — школьницы-подростки, любимые героини школьниц-подростков.
Орингаст дернулся, раскачиваясь, чтобы подлететь поближе к Атрелле. Она смотрела на черную запятую алтаря — и вдруг спросила:
— Ори, ты хочешь меня?
— Дура!
— Не ругайся… — Атрелла не обиделась, она скинула блузку и принялась гладить обнаженную грудь: — Как думаешь, не маленькая? Может быть, подрастить? Я попрошу Варру.
— Прекрати, — попросил Орингаст. — Ты не настоящая.
— Я намного лучше настоящей, — надула губки полуобнаженная девушка. — Я красивее нее, ведь правда?
— Нет! — Орингаст перевернулся, цепляясь за цепь: — Ты омерзительна! Уйди… Или покажи свое истинное лицо!
Монстр жрал. Он сидел на четвереньках на полу и обеими руками забрасывал в рот что-то, что Орингасту никак не удавалось рассмотреть. Атреллы не было. Немигающий взгляд не сходил с фигуры Орингаста. Тот никак не мог понять, что же жрет пучеглазое страшилище. И вдруг понял: оно не ест, а достает что-то изо рта! Достает и бросает на пол. Орингаста передернуло. "Где я? Что тут происходит?".
Стены растаяли, а телохранитель, подвешенный на крюке за позвоночник к самому небу, воспарил над бесцветным миром, разлинованным на квадратики. Внизу сновали люди. Они смотрели на Орингаста. Смотрели молча. Люди шли по дорогам. Их потоки пересекались, но они не сталкивались, с математической четкостью проходя по одному через промежутки. Куда они идут? Этим дорогам не видно конца. Орингаст пытался понять хоть что-нибудь — и вдруг осознал, что по одним дорогам идут мужчины, а по другим женщины. Поперек друг друга. У них нет времени поглядеть друг на друга. И все они наги и босы. Цепь потянула его вверх, и все квадраты закрутились в замкнутые круги, большие и маленькие — мир оказался круглым, и люди двигались по бесконечному маршруту. Он понял, что это мир мертвых — царство Нэре. Зачем ему это показали?
— Это не твой мир, — ответил кто-то.
— У меня нет мира, — сказал Орингаст, — я же не бог.
— Мир у каждого свой. Ты его создаешь всю жизнь, а когда она заканчивается, приходишь в него.
— А этот чей?
— Одного математика. Он всю жизнь вычислял отношение длины окружности к радиусу, так и не женился и детей не завел.
— При чем тут я? Я не собирался прожить жизнь, вычисляя какую-то ерунду…
Орингаст поискал, откуда шел голос. Он никак не мог понять, кто говорит. Монстр перестал жрать. Он крутил башкой в одном направлении, будто она была насажена на кол.
— Ты уснешь. Ты же хочешь спать? Устал? Засыпай! — предложил голос.
Орингаст поник головой. Он висел над алтарем, и цепь медленно опускалась все ниже. В полутемном зале не было никого. Орингасту снилась Ивинсольская академия. Сержант скомандовал отбой. Первый курс. Как же хочется есть…. Желудок просто сводит от голода, он свернулся в кулак и толкается в горло. Курсант Браго натягивает одеяло до самого носа, при этом тощие ступни вылезают наружу. Надо поспать. Надо поспать… Глаза закрываются…
— Рота, подъем!
Орингаст дернулся. Прямо перед глазами переливались хрустальные иглы… Голос сержанта еще стоял в ушах. Воин, как обезьяна, подтянулся на цепи повыше. Цепь петлей свисала к алтарю. Орингаст подтянул ее к себе и завязал скользящим узлом, просунул в эту петлю одну ногу до колена и повис, уже не балансируя, будто на качелях. Маленькая победа. Хватит теперь цепи до алтаря?..
Жертвенник втянул иголки.
— Мне нравится, как ты держишься, — сказала женщина. — Настоящий воин. Сколько ты еще так провисишь? Час? Два? Ты уже устал. Какая выгода так себя изнурять?
— Жизнь выгоднее смерти, — ответил Орингаст.
— Позвольте не согласиться, — возразил мужчина. — Это недоказуемо. Смерть — это всего лишь переход от одного вида жизни к другой.
— У вас, стало быть, тоже можно умереть? — усмехнулся Орингаст.
— Конечно, — хором откликнулись мужчина и женщина.
— И куда же попадают умершие мертвецы?
— Это зависит от того, как они жили.
Орингаст помотал головой:
— Где жили? В царстве мертвых?
— Конечно, — опять хором повторили странные собеседники.
Орингаст чуть сполз по цепи. Его ноги оказались свободны. Связанная им петля исчезла.
— Ты напрасно сопротивляешься, — заметил мужчина. — Что тебе в этой жизни? За что цепляешься?