— Нет, не упадем, лифт заклинит. Хотя, кто его знает, он же редко использовался…
— Утешительно… — покрутил я головой и прислушался к тому, что происходило под полом. Было тихо, но я знал, что сейчас там погибают десятки и сотни существ, созданных умами и руками тех, кто толпится в кабине. Погибают молча, так и не увидев, что же ожидало их на земле, так и не выполнив своего предназначения. А значит, не будет тысяч и тысяч смертей ни в чем не повинных людей, виновных только в том, что они стоят на пути кровожадных замыслов безумца, и тех, кто ему помогал осуществить эти замыслы.
Мне было совсем не жаль этих существ. Я спросил у лысого лифтера:
— Слушай, а почему клоны такими слабыми оказались? Ну, не считая негров? Кстати, сколько их вообще вы успели слепить?
Он замялся, потом, отведя глаза в сторону, выдавил:
— Ну, китайцев было где-то около двухсот. А негров пару десятков сделали, они ведь элита. Но я сам такими вопросами не занимался, больше техникой.
— А какого черта сюда попал? На воле работы не было?
— Нет, работал, просто платили мало, и невозможно было свои темы разрабатывать.
— Что же ты в подземелье полез, солдат строить для Баркаева? Ведь не мог не догадываться, для чего он их готовил?
— А, так его фамилия была Баркаев? Вот уж не знал. Обычно его называли просто — хозяин. А строительство солдат было лишь возможностью работать так, как мне хотелось. Да и остальным тоже. За хозяйскую идею никто не болел. Для отвода глаз все это делали. Вы должны были видеть, каких он солдат получил. Слабых, неприспособленных, болезненных. Да, кроме того, недолговечных. Примерно через месяц среди них должно было начаться что-то вроде эпидемии. Ресурс организма так был рассчитан.
— Что, негры тоже?..
— Все, — пожал он плечами. — Зря вы говорите, что мы ни о чем не догадывались. Фанатиков среди нас нет. Мы использовали предоставленные возможности в своих целях. В основном.
В своих целях, понимаете ли! У меня возникло острое желание взять и отправить этот железный ящик на дно шахты, где уже плескались холодные воды. И ведь не за Баркаева мне было обидно! Дурили его эти ученые, как хотели, своим чем-то там занимались. Только вот кто мне скажет, это свое не было ли хуже недоделанных клоновых солдат? И не станет ли в мире темней, после того, как мы вытащим всю эту ораву умников на солнечный свет и отпустим на все четыре стороны?
Глава 17
Разговаривать больше не хотелось. Кабина двигалась вверх, подземные обманщики уже от нетерпения притопывали на месте, Петр Борисович уединился, насколько это можно было, в углу с Леной и что-то ей нашептывал. Его, как постороннего, к физическому участию в подъеме не привлекли. И к нам он что-то охладел, держался в стороне. А в руках у девушки я неожиданно увидел… наволочку из бункера Баркаева! Вот же черт, мы совсем забыли за всей этой суетой о том, что удалось добыть у подземного бандита! А она, значит, не забыла, постаралась прихватить с собой. Но не для нас же, наверняка для своих хозяев!
Загайнов, наверное, уловив мой взгляд, толкнул в плечо.
— Не беспокойся, я давно это вижу. Но зачем нам сейчас руки занимать? Пусть поработает лошадкой, а когда разберемся с теми, кто наверху, вернем добычу.
Я плюнул на всех и вся и, пока еще было время, занялся проверкой оружия и снаряжения, стараясь хорошенько запомнить, в каком кармане, что у меня лежит…
Прошло еще несколько томительных минут, и наконец лифт, дернувшись напоследок, замер.
— Что, застряли? — послышались взволнованные голоса.
— Всем спокойно! — объявил Загайнов, вновь взявший на себя командные функции. — Конечная остановка, но салон просьба не спешить покидать. Пропустите вперед контролеров.
Мы протиснулись к двери и стали ее изучать. По идее она должна была открыться автоматически, как только кабина остановится на нужном этаже. То есть на поверхности, разумеется. Но она открываться не хотела. То ли Баркаев и ее заблокировал из своего бункера, то ли мы, своим взрывом открыв нижнюю дверь, повредили и верхнюю.
— И что теперь? — задумчиво спросил Сашка, неизвестно кому адресуя этот вопрос. — Ну не гранату же взрывать?
Да, в таком замкнутом пространстве от всех нас только клочья полетят. И выходить наружу некому будет.
— Лифтер! Как бы нам эту дверцу отворить? Нет конструктивных соображений?
Призванный к ответу ученый-преступник почесал свою лысину, пошмыгал носом и заявил, что ломать надо, а если не будет открываться, то попробовать кабину на чуть-чуть опустить, совсем на десять сантиметров и тогда, может статься, дверь отойдет полегче.
Была в такой рекомендации какая-то несуразность. Но ведь, например, конструкторы не закладывали в телевизор «ручку-кувалду»: плохо показывает — тресни кулаком по определенному месту. А в народе пользуются этим средством — и с успехом.
Как ни смешно, но метод сработал. Неплохим лифтером, видимо, был папенька будущего ученого. Может, не такой уж и пьяница, если премудростям своего ремесла сынулю обучил.
Дверь и впрямь удалось сдвинуть. Но ожидаемого яркого света мы не увидели. А что вы хотите, если лифт доставил нас действительно в какой-то пустой и давно заброшенный заводской цех. На улице солнце светило, конечно, вовсю, но сквозь грязные стекла под потолком его лучи нас почти не достигали.
Тем не менее света хватало на то, чтобы увидеть прямо перед дверью лифта, шагах в десяти от нее, шеренгу солдат с направленными на нас автоматами.
— Оп-паньки! — шепнул Сашка. — Приехали…
Да, положение было, как говорится, хуже губернаторского. Отступать некуда, вперед пути тоже нет. Эти солдатики нас изрешетят только так, не успеем даже оружие поднять. И что прикажете делать? Выход — или отсрочка решительных действий — был только один: переговоры. Нужно было попытаться договориться, объяснить, что к чему, снять напряжение. Я попытался определить, что же за солдаты перед нами — и не смог. Комбинезоны неизвестной раскраски, знаков различия никаких. Тяжелые башмаки, серые береты, непроницаемые лица. Примерно двадцать боевых единиц. Многовато.
Со стороны шеренги послышался резкий командный голос:
— Не двигаться! Оружие на пол! При первой попытке сопротивления открываем огонь!
За спиной у меня кто-то с всхлипом вздохнул. Переживают, лабораторные крысы. Это вам не искусственных человечков создавать!
Стараясь двигаться медленно, я опустил автомат на бетонный пол, распрямился, поднял руки над головой. В оружии сейчас толку не было. Оружием служила голова. И язык.
— Послушайте, что здесь происходит? Мы никому не угрожаем. Просто хотим уйти и никогда больше этого не видеть.
Я говорил спокойно, без высокомерия или истерических нот. Даже попытался улыбнуться, хотя вряд ли мою улыбку можно было сейчас разглядеть. Загайнов повторил мои действия, но клапан комбинезона скользящим движением расстегнул. У него, наверное, оставалась парочка гранат. Посмотрим, может быть, они и пригодятся. Если будет бой, мы-то с Сашкой уцелеем и даже постараемся положить всех противников. Но потери среди наших спутников неизбежны. Не то, чтобы мы очень беспокоились за их судьбу, но тут уже срабатывал кодекс чести. Помогли выбраться на поверхность — надо и на свободу вывести.
В шеренге помолчали, потом вперед выступила коренастая фигура одного из бойцов, видимо, старшего по званию.
— Кто вы такие? Почему находитесь на секретном объекте? Главный — ко мне!
Мы переглянулись с Загайновым.
— Ну? — спросил я взглядом.
— Давай! — едва заметно кивнул он.
И я пошел вперед. Коренастый тоже сделал навстречу мне пару шагов. Ствол автомата от моей груди он не отвел.
Вот так, на взгляд, трудно было определить национальность моего визави. Явный европеец, по-русски говорит без акцента и вообще похож на россиянина. Автомат — все тот же «калаш». Лицо — резкое, словно рубленое, глаза глубоко посаженные, взгляд твердый, настороженный. В любую секунду палец может нажать на спусковой крючок. Ладно, попробуем поговорить.
— Эти люди, — начал я, — ученые, попавшие сюда незаконно и по недоразумению. Их похитили и держали под страхом смерти взаперти, заставляя работать на террористическую организацию. Мы с товарищами тоже попали сюда случайно, разыскивая одного из похищенных бандитами. Когда представилась возможность, нам удалось бежать. Здесь граждане нескольких стран, и им нужна связь с соответствующими посольствами. Будем рады, если поможете в этом.
Он выслушал мою речь с непроницаемым лицом. Немного помолчал, словно подбирая слова, потом, тем же резким тоном сказал:
— Вы незаконным путем проникли на территорию секретного объекта, совершили на нем несколько террористических актов, повлекших за собой гибель мирных граждан и нанесших материальный ущерб оборудованию секретных лабораторий. Вы также насильственным путем захватили группу специалистов и намеревались, угрожая им оружием, вывезти людей в одну из сопредельных стран. Все эти преступления тяжкие и подлежат, по законам военного времени, высшей мере наказания.
Я ошеломленно потряс головой.
— Но позвольте! Какие террористические акты? Какой захват?! Какое, наконец, военное время? Между кем и кем война идет? Мы же не в Палестине находимся! Какая смертная казнь? В любом случае с нами должны разбираться компетентные органы: прокуратура, суд. И уже они будут решать: расстреливать нас или помиловать.
Он даже не усмехнулся.
— Я мог бы не отвечать на ваши вопросы. На этой территории я — прокуратура и суд, я решаю, кого казнить, а кого помиловать. Вы совершили все перечисленные преступления и будете казнены. В отношении же научного персонала решение будет принято позже. А что касается военного времени… С такими, как вы, мы находимся в состоянии постоянной войны. Взять их!
Вот и пришла пора переходить от разговоров к делу. Переговоры ни к чему не привели, этого самодура можно было переубедить только силой. Встречаются такие идиоты, причем не так уж редко. Насколько я понял, подземным ученым пока ничего не грозило. Убивать собирались нас с Загайновым, да, может быть, еще Петра Борисовича и Лену. Ну и Картышев-младший мог пострадать ненароком. Лишь бы Сашка сейчас действовал адекватно ситуации. Впрочем, в этом можно было не сомневаться.