Димка побежал, счастливый. Он спустился вниз, к морю, по длил ной деревянной лестнице и увидел много людей в трудах и в купальниках, они загорали на солнце, у самой воды, и различить среди них Андриановых было не так-то просто.
Димка медленно пошел вдоль берега по мелкой шуршащей гальке, и все оглядывались на него — странно он, должно быть, выглядел среди загорающих — в своих наглаженных брюках, белой рубашке, с букетом ярких цветов в руках.
Он остановился растерянный.
—. Дима!.
Он обернулся. Навстречу ему бежала Неля — в мокром, сверкающем на солнце ярко-красном купальнике, в каплях морской воды, искрящихся на лице, на волосах, на тронутом загаром т, еле, — она летела к нему, едва касаясь босыми ногами прибрежной гальки, и в глазах ее, голубых, как небо, сияла радость.
Поздравляю тебя, — едва слышно сказал Димка, протягивая Цветы. И смутился, когда Неля на виду у всех поцеловала его.
До обеда они купались, загорали, играли с большим, Цветастым, легким, как пушинка, мячом. Он приятно звенел, когда по нему слегка ударяли ладонью. И в душе у Димки все звенело от этого сверкающего моря, от солнца, от того, что Неля была рядом.
А потом Нелина мама позвала их в дом, там уже был накрыт стол: посредине возвышался огромный торт, стояли бутылки с крюшоном и лимонадом, вазочки с конфетами и печеньем.
Собралось человек десять ребят, и Андрей приехал, они тоже отдыхал и на даче по соседству. Только взрослых никого не было, кроме Нелиной мамы, всех мужчин вдруг куда-то вызвали, они быстро ушли с пляжа, бегом поднимались по лестнице. -
— Опять у них, наверно, учения, — вздохнула тогда Неля, глядя вслед отцу. — Хоть бы в день рождения могли не устраивать.
Ребята наперегонки стали занимать места за столом, они все чувствовали себя здесь как дома. А Димка постеснялся расталкивать других, чтобы занять стул поближе к Неле. Он остался с самого края, на другом конце стола. Рядом с Нелей оказался Андрей, а по другую сторону — мама.
— Так, — сказала Нелина мама, — всем хватило места?
— Всем! — хором ответили ребята.
Димка молчал, хотя его почти вытеснили, он с трудом пристроился на самом углу стола.
— Что ж, мужчин у нас сегодня нет, все они куда-то подевались. Придется кому-то из вас взять на себя роль старшего. Ну, кто храбрый?
Все молчали.
— Разрешите мне? — поднял руку Андрей.
— Ну что, ты, я думаю, вполне справишься, — сказала Нелина мама. — Давай, принимай бразды правления, а я тут буду между кухней и вамп.
Андрей велел разливать крюшон, и когда все бокалы наполнились темно-вишневым шипучим напитком, он встал, постучал ножом по тарелке, все утихли. Андрей поднял свой бокал с крюшоном, собираясь говорить, и тут вдруг раздался Нелин голос:
— А где Дима?
— Я здесь, — Димка высунул голову из-за спин..
Все засмеялись. А Неля грустно посмотрела по сторонам.
— Димочка, иди сюда, на мое место, — сказала Нелина мама, — мне все равно надо ходить на кухню, а то там сгорит все.
Не надо, не надо, — закричали все, — ему и там хорошо. Сидите.
Но Нелина мама подошла к Димке, обняла его за плечи и повела на свое место.
Ну, вот, — сказала она, усадив его рядом с дочерью. — А мне там будет удобнее. Ну, Андрей, давай.
Он опять поднялся, откашлялся, как взрослый, подмял бокал с крюшоном, который уже перестал шипеть, и только успел сказать: «Дорогая Неля», как в соседней комнате зазвонил телефон.
Все опять засмеялись, Андрей скорчил страдальческую мину, а Нелина мама крикнула ему: «Продолжай!» — и побежала к телефону. — , Итак, — сказал Андрей тоном профессора, — на чем я остановился?
— Дорогая Неля! — хором подсказали ему.
— Да! Значит, дорогая Неля, мы все, твои друзья, собрались здесь, сегодня, чтобы отметить знаменательную дату в твоей жизни…
В комнату вошла Нелина мама, она остановилась в дверях, лицо у нес было белое.
— Дети, — сказала она охрипшим голосом, — сегодня утром Германия напала на нас. Это война, дети!
На углу переулка, в котором жили Димка и Неля, стоял большой серый дом старинной постройки. В нем когда-то жили владельцы виноторговой фирмы и говорили, что под домом есть необозримые погреба, целое подземелье, где раньше хранились вина. Но никто никогда этого подземелья не видел, почему-то туда никого не пускали. В первые дни войны, когда начались воздушные налеты па город, погреб открыли, в нем устроили бомбоубежище.
По нескольку раз в день над городом появлялись одиночные немецкие самолеты, они летели на большой высоте, появлялись тихо, незаметно, медленно плыли в синем летнем небе. Они были какие-то длинные, хвостатые, худые как скелеты, — зенитки открывали по ним яростный огонь, в небе лопались желтые облачка разрывов, словно маленькие пушистые одуванчики, они вспыхивали слева и справа от самолета, и все мальчишки, задрав головы, спорили, какой это самолет, — одни кричали «Фокке-Вульф», другие «Хейнкель», а тот медленно и бесшумно плыл, окруженный этими облачками, пока не исчезал из виду, будто он таял в воздухе.
По радио объявляли воздушную тревогу, по улицам бегали люди с красными повязками на рукавах, с противогазами на боку, свистели в милицейские свистки, загоняли всех в бомбоубежище. Там было холодно, сыро и всегда пахло чем-то затхлым, с пористых известняковых стен свисала плесень.
Первое время, как только начиналась стрельба и воздух с режущим визгом рассекали зенитные снаряды, все кидались в бомбоубежище, сюда набивалось по нескольку сот человек — женщин и детей, сидели, прижавшись друг к другу, вздрагивая при каждом разрыве. Однажды Димка увидел здесь даже косматую старуху Штольц, ее принесли сюда двое дружинников вместе со стулом, усадили возле стены, и она сидела, с ужасом глядя на потолок, пытаясь трясущимися руками поднести ко рту стакан с водой. Вода плескалась, лилась ей на шею, за ворот. Димка хотел помочь ей, потом вспомнил, как она стояла на мраморной лестнице в белых перчатках до локтей, и раздумал.
Оказался тут как-то и Зеленый, Он, видно, очень торопился куда-то, все рвался к выходу, но дружинники не выпускали его, сказали, что, пока не объявят отбой, никому выходить нельзя, а если он будет устраивать панику, его отправят, куда следует. Он присмирел, с ними больше не ругался, но все носился но подземелью, затравленно озирался, трогал руками стены и причитал без конца: «Это что ж такое делается, а? Мамочка, родная, что ж это на свете делается! Это ж коллективный гроб, да и только!» Больше Димка его здесь не видел.
Выстрелы доносились в подвал глухо, но время от времени что-то ударяло в землю, все вокруг содрогалось, и тогда говорили, что это самолет упал где-то за городом, его сбили зенитчики, они специально отгоняли его подальше, чтобы он не рухнул на дома, на людей.
А бомбы не падали. Ни одна бомба не упала на город за целый месяц войны, и все радовались — вот как здорово действует наша оборона, И люди осмелели, все меньше и меньше народа собиралось в подвалах во время налетов.
Многие, правда, уехали. Уезжали с заводами, с учреждениями, с больницами. Нелина мама говорила, что они, видно, тоже скоро уедут: ее предупредили, чтобы она была наготове, за ними заедут из военной организации которая занимается эвакуацией семей командиров Красной Армии. От Нелиного отца вестей не было, в первые же дни он ушел на фронт, и с тех пор они о нем ничего не знали.
Готовился к выезду и госпиталь, в котором работал теперь профессор Новгородцев — отец Андрея.
Нелина мама и Андрей звали Димку с собой, но он не хотел оставлять мать, а она и слышать не желала о выезде.
— Война скоро кончится, немца побьют, а комнату, если уедем, потеряем, займут ее — кто нам еще даст такую? Нет, сынок, никуда я отсюда не двинусь. А ты бы поехал с Нелей, хорошие они люди. Поезжай, а я постерегу и их квартиру, чтоб не растаскали тут все.
Она даже договаривалась о чем-то с Нелиной матерью, подходила к ней несколько раз, когда они встречались в подвале. А Димка, Неля и Андрей собирались в своем углу, у них там был свой угол, ниша глубокая в известняковой стене, с какими-то железными крюками и обрывками цепей, — говорили, что здесь стояла когда-то главная бочка с самым лучшим вином.
Они забирались в нишу, зажигали свечку, и в ее тусклом, мерцающем свете, от которого громадные тени колыхались вокруг, чувствовали себя робинзонами, заброшенными в заколдованное царство злого волшебника. Крюки и цепи — это, конечно, чтобы приковывать похищенных добрых богатырей, а все эти люди, собравшиеся в подземелье, — женщины, старики, дети, которые плачут, просят пить и есть, — жертвы темной силы, которая надвигается сейчас на них всех.
Что-то леденящее вползло в душу, когда они забирались в нишу, сидели тут притаившись, при свете оплывшего огарка, прижавшись друг к другу.
— Давайте поклянемся, что всегда будем вместе, что бы пи случилось, — сказал как-то Андрей, — поклянемся, что будем всегда выручать друг друга, хотя бы ценой собственной жизни!
Он всегда умел сказать как-то особенно торжественно, так, что дух захватывало.
— Давайте, — прошептала Неля. — А как это сделать?
Надо разрезать каждому палец и смешать по капле нашей крови, Вот… У тебя есть нож, Димка?
— Бритвочка есть, — сказал Димка и достал из кармана маленький блокнот. Между листками лежал обломок бритвенного лезвия.
— Ну, кто первый?. — спросил Андрей.
Димка взял лезвие и чиркнул им по пальцу. Показалась кровь.
Потом он передал лезвие Андрею и тот сделал то же самое. Очередь дошла до Нели, она взяла в руки бритвочку, выставила палец, но лезвие дрожало в ее руке, она никак не могла провести им по пальцу.
— Вот так иметь дело с девчонками! — презрительно сказал Андрей и сплюнул.
— Я сейчас… Я не боюсь… Просто не могу лопасть…
Димке было очень жаль Нелю, ему так не хотелось, чтобы она резала палец, но что поделаешь, раз так полагается.
— Дим, помоги мне, придержи руку.