– Если бы он хотел меня убить, то ударил бы исподтишка кинжалом, а не мечом, - покачал головой Джарлакс. - Просто он решил отстоять свои желания. Уверяю тебя, старый друг мой, если бы Артемис Энтрери действительно пытался меня убить, его труп остался бы лежать у портала.
Киммуриэль с сомнением посмотрел на бывшего командира, но промолчал. Проведя рукой над поверхностью воды, он вызвал новую картину, и четверо дроу увидели передвигавшихся по двору троих людей.
– Ладно, не будем спорить, - примирительно сказал псионик. - А вот об этих я предупреждал.
– Вот этот - Кейн, - сказал Джарлакс, - выдающийся монах.
Один из дроу бросил на него вопросительный взгляд.
– Он практикует боевую технику вроде куа-тоа, - пояснил экс-главарь, - используя в качестве оружия, довольно грозного, замечу, собственное тело.
– Второй - самый опасный, - сказал Киммуриэль, указывая на Седого Эмелина. - Его магическая сила внушительна даже по меркам Мензоберранзана.
– Как у Архимага Громфа? - уточнил один из чародеев.
– Не говори глупостей. Он же всего лишь человек.
Джарлакс почти не слышал, о чем говорят товарищи, внимательно наблюдая за третьим человеком, - его он не знал. Кейн и Эмелин тщательно и осторожно изучали местность, а этот как будто не знал, куда себя девать от волнения. Обеими руками он сжимал рукоять огромного боевого топора, и Джарлакс мог поспорить на что угодно, что ему не терпится в кого-нибудь его всадить. И пока монах и чародей обследовали окрестности ворот, этот третий не сводил взгляда с центральной башни.
Киммуриэль плавно махнул рукой, и в воде вновь появилось изображение Энтрери. Он находился в какой-то незнакомой Джарлаксу комнате. Оружие его оставалось в ножнах, но руки убийца держал поближе к эфесам, озираясь с заметной настороженностью.
Джарлакс секунду наблюдал за ним, потом расхохотался.
– Он догадался, что мы за ним следим, - предположил один из магов.
– Может, он думает, что мы придем ему на помощь, - добавил другой.
– Нет, только не он, - возразил Джарлакс. - Он сделал выбор сознательно и ясно представлял, каковы будут последствия. Я же говорил тебе, - обратился он к Киммуриэлю, - Энтрери - очень цельный человек.
– По-моему, ты путаешь цельность с тупоумием, - отозвался псионик. - Все силы цельного человека направлены главным образом на то, чтобы сохранить свою жизнь и все, что ему для жизни нужно. Ведь это основное стремление любого мыслящего существа.
Джарлакс кивнул, но не потому, что согласился, а потому, что предвидел в точности такой ответ. Такова уж была психология дроу: личное всегда ставилось превыше общественного, самость считалась достоинством, а щедрость и самоотдача - недостатком, который можно и нужно было использовать.
– Некоторые считают самосохранение второстепенным делом, а не основной целью, - все же заметил он.
– Значит, их уже нет в живых или скоро не будет, - невозмутимо парировал Киммуриэль. - Чтобы вернуться и помочь ему, придется пожертвовать слишком многим, - добавил псионик таким тоном, чтобы было ясно: он на это никогда не согласится.
Киммуриэль уже принял решение, что обратно Бреган Д'эрт не вернется, и Джарлакс почувствовал, что ему придется вступить в борьбу со своим заместителем, если он задумает спасти Энтрери, в случае необходимости, с помощью своей 6анды. Может, псионик даже мысленно внушил ему это - в присутствии Киммуриэля никогда нельзя быть до конца уверенным, что все мысли в голове - твои собственные!
Правда, Джарлакс и не думал отвоевывать власть. Он умел покоряться судьбе, даже если она делала неприятный для него поворот.
В чаше снова возник двор замка, но теперь он был пуст. Потом почти на самой границе изображения мелькнул на мгновение тот самый беспокойный человек. С умением бывалого охотника он перебегал из укрытия в укрытие, направляясь к двери главной башни.
– Прощай, дружище, - промолвил Джарлакс и поболтал пальцем в воде. Изображение исказилось и исчезло.
– Возвращаешься с нами в Мензоберранзан? - спросил Киммуриэль.
Джарлакс кивнул с видом человека, покорного судьбе.
Никто во всех землях Бладстоуна не умел читать следы лучше Ольвена Друга лесов. Говорили, что он мог выследить птицу, пролетевшую над голыми скалами, и тот, кто хоть раз видел Ольвена в деле, не стал бы это оспаривать.
– У них есть портал, - уверенно сообщил он Кейну и Эмелину, когда они спустились со стены во двор замка.
Земля была изрыта многочисленными следами гоблинов и кобольдов, которых внезапно - и насильно, как уверял Ольвен, - погнали сражаться.
Следопыт кивком указал на главную башню - массивное приземистое строение, соединенное со стеной, отделявшей основной двор от внутреннего.
– Или же они прячутся в туннелях внизу, где и разместили всех этих тварей, - добавил Ольвен.
– Туда ведут какие-нибудь следы? - спросил Эмелин.
– Кобольды и гоблины вышли вон из той двери, только внутрь они не входили. К тому же если бы в башню втиснулось три сотни этих уродов, она бы развалилась.
– Внизу много туннелей,- сказал Эмелин, уже бывавший в замке.
– Все тупиковые? - уточнил Ольвен.
– Да.
– Уверен?
– У меня был Камень Всевидения, самонадеянный охотник на оленей, - сердито сказал Эмелин. - Разве я пропустил бы потайную дверь?
– Значит, у них портал, - убежденно заключил Ольвен.
– И видимо, он двусторонний, - добавил Кейн. Следопыт постоял, прислушиваясь к мертвой тишине вокруг, и кивнул.
– Ну что ж, - предложил Эмелин, - давайте распахнем все двери и обследуем все сверху донизу. Королю Артемису и его коварному темнокожему дружку будет нелегко от нас скрыться.
Вместе с Кейном он отправился к воротам. Дверь на первом этаже одной из сторожевых башен была распахнута, открывая путь к огромному поворотному механизму.
Ольвен же постоял немного, а потом начал пробираться в противоположном направлении - к главной башне.
Он умел красться не хуже опытного городского вора, и оставаться незаметным ему помогали также плащ и сапоги, сделанные эльфами и обладавшие некоторыми волшебными свойствами. Ольвен настолько слился с окружающими постройками, что со стороны показалось бы, будто он попросту исчез. Ступал он совершенно беззвучно, и Кейн с Эмелином, соображавшие, как бы приладить порванную цепь, лишь тогда поняли, насколько далеко он от них ушел, когда увидели открытой дверь главной башни.
– Горе делает его безрассудным, - бросил Кейн, двинувшись за ним.
– Ольвен сам торит себе дорогу, - удержал его за плечо Эмелин, - так всегда было и будет. Ему никто, кроме себя самого, не нужен. Наверняка и Мариабронн стал таким, поучившись у него.
– И, судя по всему, оттого и погиб, - заметил Кейн.
– Ольвен, пожалуй, понимает это, - кивнул чародей.
– Самое плохое сочетание - скорбь и чувство вины, - сказал монах и добавил: - Почини цепь и приведи наших.
Сам он отправился вслед за Ольвеном.
Тратить время на разглядывание мебели и драпировок в главном зале Ольвен не стал, а сразу повернул вправо, где было несколько входов в уходящие вниз и в сторону коридоры. Склонившись к земле, он изучил пол и выбрал тот туннель, которым, как он решил, недавно пользовались.
Покрепче сжав рукоять топора, Ольвен решительно двинулся вглубь. Он осторожно миновал несколько комнат, не найдя в них ничего заслуживающего внимания. Несмотря на это, Ольвен, как опытный следопыт, ничуть не терял бдительности. Его не смущало количество ответвлений. Следов было не так много, и если бы он пошел неверным путем, то легко вернулся бы и начал снова. Шагая беззвучно и неспешно, он добрался до большого проема, за которым открывался освещенный свечами зал. Пробираясь вдоль стены, следопыт отметил, что следы ведут внутрь и резко сворачивают за дверь.
Остановившись в шаге от проема, Ольвен затаил дыхание и, чуть наклонившись, заметил чей-то локоть.
Он еще раз внимательно осмотрел пол: следы оставил один человек.
С ловкостью и быстротой, не вязавшимися с его грузной фигурой, Ольвен прыгнул вперед, намереваясь с одного раза зарубить неизвестного. Острое лезвие не встретило препятствия и легко вошло в грудь того, кто затаился у входа.
Из смежного коридора Артемис Энтрери с кислой ухмылкой наблюдал, как решительно незнакомый здоровяк развалил мумию, оставленную им у входа в зал.
Как он и планировал, топор рассек ее надвое и, разрубив веревку, которую удерживало тело, звякнул о камень.
Веревка лопнула, и с противоположной стороны со свистом полетела вниз секира. Энтрери был уверен, что великан погибнет на месте.
Однако верзила удивил его: едва лезвие со звоном ударилось в камень, он, кувыркнувшись, влетел в комнату, чуть опередив раскачивающуюся секиру, и с безупречным мастерством вскочил на ноги. А главное, Ольвен то ли предугадал, то ли почувствовал приближение Энтрери, хотя убийца и ступал бесшумно, и прыгнул ему навстречу, замахнувшись топором. Энтрери едва успел поднять повыше Коготь Шарона, иначе он выбил бы его у него из рук.
Ольвен тут же перехватил рукоять и, целясь в шею, неистово обрушился на врага.
Энтрери, насколько мог, отклонился назад и парировал мечом, однако удержаться на ногах не сумел и упал, упершись в пол свободной рукой. Используя ее как рычаг, он качнулся в сторону от набросившегося на него с ревом Ольвена и, сделав сальто, вскочил, выставив перед собой Коготь Шарона.
– Ага, так ты ловкач убийца! - прорычал Ольвен.
– Вот в чем разница между убийцей и жертвой.
– Что же, Мариабронну недостало ловкости?
– При чем здесь Мариабронн? - изумился Энтрери.
– Не вешай мне лапшу на уши! Ты его боялся - ведь он человек чести!
И с этими словами Ольвен замахнулся топором справа налево, потом разжал правую руку, а левой забросил топор за спину, снова перехватил рукоять правой, готовясь рубануть наискосок.