– Чего? - воскликнул старичок и отпрянул. Эти диковатые глаза… зловонное дыхание… Энтрери больше не сомневался.
– Кто ты? - пролепетал старик.
– Неужели не узнал родного племянника? - улыбнулся убийца.
– Дьявол тебя забери, Тоссо-паш, - проворчал вошедший в лачугу часом позже человек. - Если снова обделаешься, проваливай на…
С зажженной свечой он двинулся прямиком к столу, но услышал, как за его спиной закрылась дверь. Значит, кто-то забрался в дом.
Белриггер обернулся.
– Ты не Тоссо, - сказал он, смерив незнакомца взглядом.
Энтрери тоже смотрел на него, сомнений не было - перед ним отец. Годы его не пощадили. Он высох, выглядел изможденным, как будто все это время, что они не виделись, ничего, кроме крепких напитков, ему в рот не попадало.
Энтрери бросил взгляд через его плечо в угол, и отец тоже туда посмотрел, повыше подняв свечку. В углу лицом вниз лежал Тоссо-паш, и под животом у него натекла небольшая лужа крови.
Белриггер круто развернулся, лицо его перекосилось от ужаса и злобы. Незнакомец направил на него меч с необычным, кроваво-красным лезвием, и если старик и хотел броситься на непрошеного гостя, то сразу передумал.
– Кто ты? - выдохнул он.
– Тот, кто сводит счеты.
– Ты убил Тоссо?
– Может, он и жив еще. От ранений в живот умирают медленно.
Белриггер поперхнулся.
– Ты знаешь, что он со мной делал, - добавил Энтрери.
– С тобой? - с трудом выговорил старик - Да кто ты такой?
– Похоже, у тебя нет никаких семейных привязанностей, - рассмеялся убийца. - Хотя меня это не удивляет.
– Семейных? - повторил старик, бестолково тараща глаза. - Ты кто?
– Сам знаешь.
– Так, мне это надоело, - решительно заявил Белриггер и сделал движение к двери.
В то же мгновение острие красного меча кольнуло его под подбородок. Слегка повернув руку, Энтрери оттеснил отца к столу и, чуть нажав, заставил плюхнуться на стул.
– Много раз я слышал эти слова, - проговорил он и, подтянув к себе второй стул, перегородил дорогу к выходу. - Только обычно после них ты меня бил.
У Белриггера перехватило дыхание.
– Артемис? - едва слышно прошептал он.
– Неужели я так сильно изменился, отец?
Старик довольно быстро справился с собой.
– Что ты здесь делаешь? - спросил он, бегло осмотрев одежду и оружие.- Ты же сбежал. Зачем вернулся?
– Сбежал?! Меня продали в рабство!
Фыркнув, Белриггер поглядел в сторону.
– Тебе кажется, что это весело?! - стукнув кулаком по столу, крикнул Энтрери.
– А мне-то что? Не я ж тебя продал.
– Какой у меня любящий папаша! - с кривой усмешкой сказал убийца.
Как ни странно, Белриггер расхохотался ему в лицо.
– А Тоссо так не веселился, - хмуро заметил Энтрери, и старик сразу помрачнел.
– Что тебе нужно?
– Хочу узнать, что с матерью. Она жива?
По насмешливому взгляду отца Энтрери догадался, каким будет ответ.
– Тебя ж в Калимпорт повезли, да?
Убийца кивнул.
– Так вот, Шанали померла, когда ты еще туда и не добрался, хоть купцы и гнали лошадей вовсю. Дурень ты, она ж знала, что ей недолго осталось. А то, думаешь, продала бы она своего любименького сыночка?
Мысли в голове Энтрери понеслись вихрем. Он припомнил мать, какой видел ее в последний раз, и вдруг понял, что такой убитый вид у нее был совсем по другой причине.
– Мне даже жаль было эту шлюшку, - сказал Белриггер и тут же получил от Энтрери увесистую пощечину.
Убийца сел на место, а старик, с ненавистью глядя на него, сплюнул кровь.
– У нее выхода не было, - сказал он. - Нужно было заплатить жрецам, чтобы спасли ее жалкую жизнь, потому что брать в уплату за молитвы и чары ее источенное болезнью тело они уже брезговали. Вот она тебя и продала, а они взяли деньги. А она все равно померла. Не верю я, что они хоть что-то сделали, чтобы ей помочь.
Белриггер умолк, и Энтрери долго сидел, переваривая все, что услышал.
– Ну что, убивец, получил, что искал? - подал голос старик.
– Она меня продала?
– Разве я тебе не это только что сказал?
– А родной отец меня защищал, - с горечью промолвил Энтрери.
– Родной отец? - спросил Белриггер. - А ты его знаешь?
Энтрери сжал зубы.
– Ты что же, придурок, считаешь меня своим отцом? - расхохотался старик - Вот олух! Да не отец я тебе. Был бы ты мне родным сыном, я бы, может, вколотил в тебя побольше толку.
– Лжешь.
– Когда мы с Шанали встретились, она уже была брюхата. Да, потому что подкладывалась под жрецов. Как и все девки. Ты, может, сильно мал был, когда уехал, потому и не знаешь, а вообще почти все пацанята, что тут по улице гоняют, - их семя, жрецов.- Он фыркнул. - Я дал ей место, чтобы жить, а она мне взамен - небольшие радости.
Энтрери почти не слушал его. Он вспоминал, как видел в детстве мужчин, приходивших к ним в дом, плативших Белриггеру и потом лезших в постель к матери. Он закрыл глаза: ему почти захотелось, чтобы Белриггер бросился на него, воспользовавшись моментом, схватил кинжал и вонзил в сердце. Он бы не сопротивлялся.
Но старик даже не шелохнулся, он смеялся, смеялся, пока Энтрери не открыл глаза и не посмотрел на него так, что тот смолк.
Белриггер как-то неловко закашлялся.
Энтрери встал и спрятал меч в ножны.
– Поднимайся, - сказал он старику.
Белриггер с вызовом поглядел на него:
– Это еще зачем?
– Вставай. - И с этими словами убийца разбил ему нос кулаком.
Старик встал, вытирая кровь рукой.
– Что тебе надо? Я все рассказал, я тебе не отец.
Энтрери схватил его руку и закрутил за спину.
– Но ты меня бил.
– Надо же было учить тебя, - просипел старик, пытаясь дотянуться до него другой рукой.
Энтрери снова ударил его по окровавленному лицу.
– Жизнь сурова! - оправдывался старик. - Надо было учить тебя уму-разуму!
– Только попробуй сказать еще раз, что моя мать была шлюхой! - процедил Энтрери, сильнее заламывая ему руку и заставляя опуститься на колено.
– А что мне еще сказать? - жалобно вскричал Белриггер. - Ей приходилось это делать, чтобы жить. Всем нам выживать приходится. Я ж не виню ее и никогда не винил. Никто не хотел брать ее, а я взял.
– Ради своей наживы.
– Ну, не без этого, - признал старик. - А чем я виноват? Жизнь такая.
– Ты виноват в каждой оплеухе, что отвешивал мне, - спокойно сказал Энтрери. - Ты виноват, что позволил этому смердяку, - и он мотнул головой в сторону умирающего Тоссо-паша, - приближаться ко мне. Или он тебе тоже платил? Брал денежки за своего сыночка, а, Белриггер?
Несмотря на боль, старик яростно замотал головой:
– Нет-нет, никогда…
Энтрери ударил его коленом в лицо, и старик растянулся на полу. Выхватив кинжал, убийца наклонился над стонущим Белриггером, но передумал и направился к двери.
На улице у самого выхода стояла та самая старуха, которую он видел утром, - видно, услышала возню в доме. Похоже, и обрывки разговора она тоже слышала, потому что, вместо того чтобы нападать на него, сказала:
– Я знала Шанали, и тебя я тоже помню, Артемис.
Энтрери молча глядел на нее.
– Ты убил Белриггера?
– Нет. А ты слышала, о чем мы говорили?
– Кое-что, - сказала старушка, попятившись.
– Если он мне солгал, вернусь и порежу его на куски.
Она покачала головой, с сожалением глядя на него, и проковыляла к стулу у стены дома.
– Твоя мама была красоткой, - сказал она, усевшись. - И ее мать тоже, я ее помню. Когда она родила Шанали, была такой же молоденькой, как твоя мать, когда родила тебя. Совсем девочка, а для девочки здесь ничего другого не остается, вот она и делала это.
– Со жрецами?
– Да с любым, кто заплатит, - с отвращением сказала старуха.
– Она действительно умерла?
– Да, вскоре после твоего отъезда. Она и так-то уж на ладан дышала, а когда тебя забрали, ей совсем худо стало. Как будто бороться больше было незачем. Жрецы деньги взяли, чего-то пошептали над ней и сказали, что больше ничего сделать не могут.
Энтрери тяжело вздохнул, напомнив себе, что он с самого начала не рассчитывал застать мать в живых.
– Она там, с остальными, - вдруг сказала старушка, - на холме, за скалой, где хоронят всех, чьи имена некому помнить.
Энтрери, как и любой, кто провел детство в этой части Мемнона, хорошо знал кладбище для бедняков - полоску земли за скалой на юго-западной оконечности Мемнонской бухты. Он поглядел в ту сторону и, не сказав старухе ни слова, ушел, в последний раз бросив взгляд на лачугу, бывшую когда-то его домом и куда он больше никогда не вернется.
Глава 24
ДОБРАТЬСЯ ДО ГЛАВНОГО
Джарлакс сидел спиной к Энтрери, делая вид, что рассматривает улицу, просыпающуюся в лучах утреннего солнца. В углу безмятежно дрых Атрогейт, всхрапывая с неравномерными промежутками, - это оттого, с улыбкой воображал дроу, что насекомые заползают ему в открытый рот.
Энтрери сидел у стола, и выражение лица его было таким же напряженным и сердитым, как и всегда, сколько дроу его знал; правда, еще недавно он надеялся, что благодаря действию флейты Идалии это хмурое лицо изменится.
И ведь так все хорошо шло, мысленно посетовал Джарлакс, до тех пор, пока эта бестолковая женщина не предала его, окончательно добив израненное сердце. Хуже всего, что сам дроу, в отличие от Энтрери, знал, что она этого не хотела. Калийа поддалась странному порыву, она настолько исстрадалась, разрываемая чувством долга, любовью и боязнью покинуть Бладстоун, что ударила его. Она уже не стремилась отомстить или отыграться, как в первые дни их знакомства, ею руководили страх, скорбь и боль, с которыми ей не удалось справиться в одиночку.
Джарлаксу оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь и Энтрери это узнает, хотя у него были серьезные основания сомневаться, что убийце этого захочется. Все же зарекаться он не спешил, зная, что за Калийей хо