Не знаю, сколько прошло месяцев, прежде чем я стала понимать, что секс не всегда означает любовь. Поженившись, мы с Оливером стали жить каждый по своему расписанию: ложились спать в разное время, а заниматься сексом среди бела дня он не хотел. Иногда наши жизненные пути не пересекались по нескольку месяцев, а потом мы занимались любовью и наши жизни опять текли по разным руслам. Очень редко случалось так, что нам обоим хотелось заняться любовью в одно и то же время. Со времен учебы в колледже многое изменилось: Ребекка была зачата в ночь, когда я желала, чтобы Оливер просто оставил меня в покое, чтобы я могла выспаться.
Разговаривая с Ребеккой, я была уверена, что упомянула о том, что сексом занимаются, будучи замужем. Я сказала это не из ханжеских побуждений. Скорее, мне хотелось быть уверенной, что, выйдя замуж, моя дочь познает огонь страсти, а не будет довольствоваться только жаром его углей.
26Ребекка
Указатель к саду Хансена — белая табличка с нарисованными от руки яблоками в качестве рамочки — находится на левой стороне дороги. Мама замечает его без моей подсказки. Мы поворачиваем на подъездную дорожку, шины нашей машины скрипят по гравию. Вдоль тропинки две каменные стены, довольно кривые, чтобы понять — они возведены человеком. Вся дорога в ямах, в которых стоит дождевая вода.
Мы въезжаем на холм, и куда бы я ни кинула взор — повсюду аккуратные ряды яблонь. Ну, я знаю, что это яблони, благодаря дяде Джоли, в противном случае не догадалась бы. Большинство деревьев практически голые и какие-то костлявые. Мне кажется, что лишь на одном дереве вдалеке я могу разглядеть крошечные зеленые яблочки. Я почему-то ожидала увидеть фрукты на всех деревьях, на всех одновременно.
Мама останавливается на клочке заросшей травой земли — довольно большом, чтобы можно было поставить машину. В нескольких сотнях метров стоит гараж со старым автомобилем-универсалом, очень похожим на нашу старушку машину, и большой зеленый трактор. Еще там находятся различные устройства и приспособления, которых я не знаю. Напротив гаража — большой красный сарай. На сеновале традиционный пенсильванский гекс от дурного глаза.
— Не знаю, где Джоли, — говорит мама. — Мы ведь приехали вовремя.
Она смотрит на меня, потом на открывающиеся невероятные просторы. За сараем, за бесчисленными рядами яблонь виднеется поле высокой травы, которое примыкает к озеру. Даже отсюда видно, насколько там чистая вода, какое ровное песчаное дно.
На гребне холма стоит огромный дом — белый с зеленой отделкой. Перед ним — двойное крыльцо, висит гамак, а внутрь ведут двери с рифленым стеклом. С улицы видна длинная винтовая лестница в доме. На втором этаже четыре окна.
— Не вижу причин, почему бы нам не начать осваиваться, — предлагаю я и делаю шаг к дому.
— Ребекка, нельзя просто так войти в дом к незнакомому человеку. Пойдем прогуляемся и поищем Джоли.
Мама берет меня под руку.
Мы спускаемся по холму к задней стене сарая и, приближаясь, слышим жужжание. Я поднимаю крючок, запирающий калитку, которая ведет на огороженную территорию. Повсюду маленькие катышки — не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это навоз. За загородкой сарая стоит мужчина с каким-то внушительным инструментом, провод от которого тянется к находящейся где-то над его головой розетке. Овца сидит совсем как человек, а мужчина стоит у нее за спиной и держит ее передние ноги. На первый взгляд кажется, что они исполняют какой-то танец. Мужчина берет инструмент — это бритва — и начинает вести ею по блеклой шерсти овцы. «Смешно», — думаю я. Овца совершенно не похожа на облако, как мы привыкли представлять овец. Шерсть падает толстым одеялом прямо в сено и грязь. Постепенно животное становится голым, и я замечаю его живот и усталые глаза. Время от времени мужчина преодолевает сопротивление животного, и тогда бритва уходит в сторону. Одной ногой он прижимает овцу к земле и поворачивает ее то так, то эдак. Создается впечатление, что овца всегда ложится так, как хочет человек. Когда он удерживает ее, мышцы на его руках напрягаются.
В конце концов он выключает жужжащую бритву и ставит овцу на ноги. Животное смотрит на человека как на предателя. Больше оно не похоже на овцу, скорее на козу. Овца бежит по каменистой тропинке к яблоням. Мужчина вытирает лоб рукавом футболки.
— Прошу прощения, — окликает его мама, — вы здесь работаете?
Мужчина улыбается.
— Думаю, можно и так сказать.
Мама подходит ближе. Она смотрит себе под ноги, чтобы ни во что не вступить.
— Вы не знаете Джоли Липтона? Он тоже работает здесь.
— Если хотите, через минутку отведу вас к нему. Мне осталось остричь одну овцу.
— Ладно, — разочарованно вздыхает мама, опирается о забор и складывает руки на груди.
— Если поможете, дело пойдет быстрее. Просто помогите мне выгнать сюда последнюю овцу.
Он открывает дверь, которую я раньше не замечала, дверь, которая, скорее всего, ведет в загон внутри сарая. Мама закатывает глаза, но следует за мужчиной в сарай. Я слышу, как он что-то нежно нашептывает животному. Потом они появляются в дверях, все трое, и мужчина направляется к загородке.
У мамы, когда она наклоняется, с правого плеча сползает рубашка. Движения у нее напряженные и неловкие.
— И что мне с этим делать?
Мужчина велит маме подвести овцу туда, где стояла предыдущая. Она выполняет указание, но тут мужчина отпускает животное, чтобы взять бритву. Следуя его примеру, мама тоже отпускает овцу.
— Что ты делаешь? — кричит мужчина, когда овца бросается наутек. — Лови ее! — орет он мне, но как только я делаю шаг вперед, овца бежит в противоположном направлении.
Мужчина бросает на маму разъяренный взгляд, как будто никогда в жизни не встречал такую дуру.
— Я думала, она будет стоять на месте, — оправдывается мама, потом бежит в угол загона и пытается схватить овцу за шерстистую шею. Мама подходит довольно близко, но поскальзывается на мокром сене и падает на кучу навоза. — Ох, — вздыхает она на грани слез. — Ребекка, лезь сюда.
В конце концов мужчине удается поймать овцу, и он начинает ее стричь. Он или делает вид, что не заметил, как мама упала, то ли ему просто наплевать. Мама встает и пытается стряхнуть навоз. Она не хочет касаться его руками, поэтому просто трется о забор. Мужчина, увидев это, начинает смеяться.
Наконец он отпускает овцу, закрывает загон в сарае на крючок и вытаскивает бритву из розетки. Потом подходит к нам с мамой.
— Вот уж не повезло, так не повезло! — говорит он, еле сдерживая смех.
Мама вне себя.
— Уверена, что подобное поведение неприемлемо даже для того, кто не обучен правилам хорошего тона. Я пожалуюсь Джоли, и он обязательно расскажет об этом тому, кто всем здесь заправляет.
Мужчина протягивает руку, но потом, передумав, убирает ее.
— Меня этим не испугаешь, — отвечает он. — Я Сэм Хансен, а вы, должно быть, сестра Джоли.
Мне это кажется забавным. Я начинаю смеяться, и мама окидывает меня сердитым взглядом.
— Она может привести себя в порядок перед встречей с братом? — спрашиваю я и протягиваю ему руку. — Я Ребекка, племянница дяди Джоли.
Сэм ведет нас в стоящий на холме дом, который называет Большим домом. Он рассказывает, что дом был построен в девятнадцатом веке. В нем очень простая мебель в деревенском стиле — из светлого дерева, выкрашенного в голубой и красный цвета. Сэм показывает наши комнаты (вверх по винтовой лестнице). Я узна´ю, что моя комната раньше была его детской. А мама будет жить в старой спальне его родителей.
Мама умывается, переодевается и спускается вниз, держа грязную одежду в руках.
— А с этим что делать?
— Постирать, — советует Сэм.
Он идет на улицу, а мама продолжает стоять у меня за спиной с открытым ртом.
— Чертовски любезный хозяин, — говорит она.
По дороге, в поисках дяди Джоли, Сэм объясняет, что и где растет в саду. Наверху сектор, мы мимо него проезжали, предназначен для оптовой продажи — здесь выращивают яблоки, которые потом продают в сети супермаркетов. Внизу — яблоки, которые реализуются через розничную сеть; они созревают позже, их продают в местные фермерские торговые палатки и всем желающим. Каждый сектор, в свою очередь, разделен на подсекторы по сортам растущих там яблок. Озеро внизу сада называется Благо, и в нем можно купаться.
По дороге он окликает какого-то высокого мужчину, который подрезает ветки дерева.
— Хадли, — зовет его Сэм, — слезай, познакомься с родственницами Джоли.
Когда мужчина подходит, я вижу, что он совсем молодой. У него неровно подстриженные льняные волосы и ласковые карие глаза. «Как у коровы», — думаю я. Он пожимает маме руку и представляется:
— Хадли Слегг. Рад познакомиться, мадам.
— Мадам, — шепчет мне мама и удивленно приподнимает бровь.
Хадли отстает от мамы с Сэмом, чтобы иметь возможность, пока мы идем, поболтать со мной.
— Ты, должно быть, Ребекка. — Я заинтригована, что он знает мое имя. Даже не стану спрашивать откуда. — Как тебе Массачусетс?
— Здесь красиво, — отвечаю я. — Намного спокойнее, чем в Калифорнии.
— Никогда не был в Калифорнии. Разумеется, я много слышал о ней, но никогда там не был. — Я бы хотела, чтобы он рассказал мне, что слышал, но он продолжает: — В школу ходишь?
Уже давно никто не спрашивал меня о школе.
— А ты?
Хадли смеется.
— Господи, нет. Я уже давно ее закончил. Я не очень хорошо учился, если ты понимаешь, о чем речь. — Он машет в сторону деревьев, мимо которых мы проходим. — Но мне нравится то, чем я занимаюсь, и у меня, благодаря Сэму, есть работа. — Он внимательно смотрит на меня. — Значит, любишь плавать?
— Откуда ты узнал? — удивляюсь я.
— Вижу сквозь твою футболку.
Какая же я дура! На мне же под футболкой купальник с надписью «СПАСАТЕЛЬ». Сегодня очень жарко.
— В Сан-Диего я работала спасателем. Не в океане, конечно, просто в бассейне.