— Во-первых, она в бегах. Я думаю, ее муж появится в нашем саду вскоре после ее приезда.
— Очень мило! — саркастически замечаю я. — Никаких разборок в Стоу!
— Все совершенно не так. Этот парень — засранец.
— О ком вы говорите? — интересуется Хадли.
Я похлопываю его по плечу.
— Спи давай, — говорю я. — Но разве он не знаменитый засранец?
— Наверное. — Джоли кладет пустую бутылку на бок. — От этого он не становится меньшим засранцем.
— Если он такой засранец, зачем едет за ней?
— Потому что она красотка, забыл? — вновь оживает Хадли.
— Потому что он не умеет отпускать от себя. Он не понимает, что ей без него будет намного лучше, потому что не умеет думать ни о ком, кроме себя.
Джоли смотрит на Хадли, который изрекает:
— Чертовски глубокое замечание, — и уходит в туалет.
— По мне, больше похоже на слезливую мелодраму, — говорю я. — Неужели она не может остановиться в Мексике и развестись?
— Она не может ничего предпринять, пока не приедет сюда и не поговорит со мной. И дело тут не только в Оливере. Дело в нас, в наших детских привычках, которым мы не изменили, повзрослев. Ей нужен я, — говорит Джоли, и я очень надеюсь, что так оно и есть.
Я изо всех сил пытаюсь не относиться к сестре Джоли предвзято. Я к тому, что мы вообще с ней не знакомы, ведь так? И, по сути, я должен был бы относиться к ней так, как отношусь к Джоли, который доказал, что собой представляет. Он любит наблюдать, как все вокруг растет, так же как и я. Но каждый раз, когда я представляю себе его сестру, она для меня похожа на остальных девушек, которые свысока смотрели на таких, как я, деревенщин, мечтающих стать тем, кем мечтал я.
Через некоторое время после того, как Джоли начал работать в саду, мы выяснили, что я встречался с одной девушкой, Эмили, которая жила через два дома от родительского дома Джоли. У нее были длинные черные волосы по пояс и изумрудные глаза, но, прежде всего, у нее были сиськи, как у «зайчиков» из «Плейбоя». Я увидел ее в скобяной лавке, она попросила меня объяснить разницу между болтом и гайкой. Сейчас я подозреваю, что все это было приколом. Разумеется, я проводил ее домой, и на той улице, где рос Джоли, она мне впервые подрочила.
Эмили пригласила меня на вечеринку в дом подруги. Помню, я надел свой лучший костюм, который ношу в церковь, а на ней была облегающая фиолетовая юбка. Первые два часа я провел, таращась на высокий потолок и витражные окна этого особняка. Потом Эмили схватила меня и потащила танцевать на середину паркетного пола, рядом с еще одной парой. Она развернула меня, так что я оказался лицом к лицу с высоким парнем в теннисном свитере, и вдруг расплакалась.
— Видишь, что ты со мной сделал!
Я подумал, что она обращается ко мне, и опустил глаза, чтобы посмотреть, не наступил ли ей случайно на ногу. Но она разговаривала с этим парнем, который, как оказалось, бросил ее пару недель назад.
— Из-за тебя, — плакала она, — видишь, с чем мне приходится встречаться?
С чем, а не с кем. Я перестал танцевать — все эти богатенькие детки смотрели на меня так, будто у меня выросло три головы! — выбежал в красивые тяжелые двери дома и вернулся в Стоу. Джоли упомянул, что старшая сестра Эмили дружила с Джейн. Они все вращались в одних кругах. И вполне возможно, что Джейн даже присутствовала на той вечеринке.
Вот о чем я вспоминаю, когда Джоли заговаривает о своей сестре: наверное, она видела меня, поэтому, как только войдет в сад, подойдет ко мне и станет безудержно смеяться. «А ты не…» — спросит она, и я на своей собственной земле буду чувствовать себя таким же ничтожеством, как почувствовал себя тогда, в юности.
— Приземляйся рядом с Сэмом, — приглашает вернувшийся из туалета Хадли идущую следом девицу в красной коже. — Смотрите, кто хочет угостить нас пивом! — Он подмигивает девушке. — Шучу-шучу. Я сказал, что ты хочешь купить ей пива.
— Я? — Я улыбаюсь девушке. — М-да, я…
— Он обручен, — приходит на помощь Джоли. — Это его холостяцкая вечеринка.
— Правда? Нечто вроде тайной вечери? — Она наклоняется через стол.
— А я жениться не собираюсь, — вмешивается Хадли. — Послушайте, дело в том, что я не собираюсь жениться.
— Он не угомонится, пока вы с ним не потанцуете. Бывает, он становится агрессивным. Пожалуйста, сделайте нам маленькое одолжение.
Хадли, подхватив игру, падает на колени.
Девушка смеется и хватает Хадли за руку.
— Пойдем, Фидо[10]. — Уходя, она смотрит на меня. — За тобой должок, и не думаю, что я тебе его прощу.
Мы с Джоли смотрим, как Хадли танцует с девушкой в красной коже под «Твист» Чабби Чекера. Хадли топчется в медленном танце. Лицом он уткнулся в шею девушки. Трудно разглядеть, сам он стоит или она его поддерживает.
После танца девушка исчезает в направлении уборной, а Хадли возвращается к нам.
— Она в меня влюбилась, — говорит он. — Сама призналась.
— Нужно уводить его отсюда, пока он не стал папашей, — говорю я Джоли.
— Эй, я так и не рассказал свой тупой анекдот, — напоминает Джоли.
Мы с Хадли переглядываемся. Пришло время для очередного глупого анекдота про бар.
— Ладно, — потирает руки Джоли. — У бара стоят три шнурка.
— Шнурка?
— Да, шнурка. И хотят выпить. Первый заходит в бар, запрыгивает на стул и говорит бармену: «Добрый вечер, сэр. Налейте выпить». Бармен отвечает: «Я не могу тебя обслужить. Ты же шнурок!» И выгоняет его пинками из бара.
— Шнурок, — повторяет Хадли, — мне нравится.
— В бар заходит второй шнурок и решает попробовать по-другому. Садится на стул, ударяет кулаком по стойке и велит бармену: «Налей мне выпить, черт возьми!» Бармен смотрит на него и со смехом отвечает: «Прости, но обслужить я тебя не могу. Ты же шнурок!» И тоже выпихивает его из бара.
Девушка в красной коже возвращается из туалета и усаживается Хадли на колени.
— Третий шнурок наблюдает за происходящим. Смотрит на своих друзей и говорит: «Я понял». Он тянет себя за голову, немного распутывается, а потом завязывается в узел. Входит в бар и садится на стул. «Привет, — говорит он бармену, — налей-ка выпить». Бармен со вздохом отвечает: «Послушай, я сказал тебе раз, сказал два. Я не могу тебе налить. Ты же шнурок!» Шнурок обижается. Расправляет плечи. Смотрит бармену прямо в глаза и произносит: «Я битый узел!» — Джоли заливается смехом. — Поняли? «Битый»!
Я начинаю смеяться. Хадли либо не понимает, либо ему просто не смешно.
Девушка в красной коже поджимает губы, чтобы не рассмеяться.
— Глупее анекдота я не слышала.
— Ого! Слышали! — Джоли тянется к девушке и целует ее в губы.
Она смеется.
— Тупейший анекдот, — смеется она, — тупейший.
— Мой был тупее, — настаивает Хадли, ударяя по столу.
— Не знаю, — отвечаю я. — Это на самом деле тупой анекдот.
Где-то позади бармен говорит, что закрывается. Хадли с Джоли смотрят на меня, их глаза горят. В этом соревновании на самый тупой анекдот я судья. Учитываются содержание, соль шутки и подача. И уверенность рассказчика в своей истории. Я хмыкаю и шевелю губами для пущего эффекта, но на этот раз вынужден согласиться с девушкой. Я умываю руки — победил Джоли.
35Джоли
Милая Джейн!
Помнишь, как сгорел дом Косгроувов? Ты училась встарших классах, аябыл еще маленьким мальчиком. Мама посреди ночи вошла вмою комнату, ты пришла вместе сней — она только что разбудила итебя. Мама очень спокойно сказала: «У мистера Косгроува пожар». Косгроувы жили за нашим домом, наши задние дворы разделял лесок. Уже одетый папа стоял внизу. Мы тоже должны были одеться, хотя было три часа ночи. Когда мы вошли вкухню, зазвонил телефон. Звонила миссис Силверштейн из дома напротив. Она увидела оранжевое зарево за нашим домом иподумала, что это мы горим. Япомню, папа тогда ответил: «Нет, это не унас».
Пока никто не видел, мы стобой пробрались на задний двор, за которым горел небольшой перелесок. Мы прошли мимо прохладных высоких берез, по влажному ковру из сосновых иголок и, насколько могли близко, подошли ксоседскому дому. Оттуда открывался вид на лес, икогда мы подошли ближе, то услышали дыхание пожара — оно напоминало разъяренного льва. Он вобрал всебя весь воздух ирассыпал искры вночь — миллионы новых звезд. Ты восхитилась: «Какая красота!» — апотом, осознав, что улюдей горе, замолчала.
Мы попытались обойти дом там, где работали пожарные, стараясь обуздать огонь. Мы видели, как взрываются стекла. Некоторые соседские дети стояли на плоских неподвижных пожарных шлангах. Когда пожарные открыли гидранты, вода запульсировала по ним, как по артериям, сбрасывая детей одного за другим. Мы решили, что больше смотреть не на что, особенно потому, что Косгроувы сгрудились кучкой стой стороны дома ирыдали, стоя водних халатах.
Папа вернулся домой разворачивать шланги иготовить ведра, уверенный втом, что огонь перекинется на соседние дома, поскольку они стоят слишком близко друг кдругу. Стал поливать нашу крышу. Он решил, что если она будет мокрой, то не загорится.
Огонь никуда не перекинулся. Дом Косгроувов выгорел дотла. Они сровняли его сземлей истали строить точно такой же — этого мама понять не смогла, ведь они получили за него хорошую страховку.
На той же неделе вБостоне произошла еще одна катастрофа. Новые окна вздании Джона Хэнкока стали самопроизвольно лопаться. Падающие спятидесятого этажа осколки представляли собой такую опасность для окружающих, что полиция оцепила целый квартал вокруг здания. Кажется, окна не выдержали низкого давления на такой высоте ивоздух вздании выдавил стекла в