Эвглин была права. Там, в Приграничье, все было намного проще. А сейчас розовые лепестки путались в ее волосах и сыпались на веснушки, покрывавшие плечи — и Эвглин этого не замечала, полностью погруженная в свои мысли.
— Я не сомневаюсь, — мягко сказал Харвис. Протянув руку, он сорвал с ветки один из цветков, который еще не растерял лепестки, и свернул его, отправив в тоненький стебелек одно из личных заклинаний. Спустя несколько мгновений в руке Харвиса уже лежало изящное золотое колечко с розовыми бриллиантами.
Он вздохнул, решаясь, и, опустившись на одно колено, взял Эвглин за руку. Девицы, стоявшие на соседнем мостике, дружно ахнули и о чем-то защебетали. Ну и дьявол с ними. Пусть жизнь гонит Эвглин палкой в ненужный и нежеланный брак — он, Харвис, должен сделать все так, как надо.
— Эвглин, — произнес Харвис, глядя в ее растерянное лицо. — Вы выйдете за меня замуж?
Девушка оторопело смотрела на него, и Харвис понял, что она готова расплакаться.
— Я люблю вас, — промолвил он и не соврал. — Я обещаю, что вы никогда не пожалеете о своем согласии. Нас обоих сейчас пугает наше будущее, но я готов развеять ваши страхи.
Харвис умолк, понимая, что говорит не то и не так. Он умел выступать с кафедры в лекториях Эльсингфосской академии, он умел доказывать свою точку зрения непробиваемым идиотам Ученого совета, но вот с объяснениями в любви у него всегда было туго. Сколько лет прошло с его последнего признания? Не то пять, не то восемь.
На его руку упала капля — Эвглин все-таки заплакала.
— Да, — едва слышно промолвила она. — Да, Харвис, я согласна.
Кольцо скользнуло на ее палец и село на нем, как влитое. Эвглин удивленно вскинула брови и смущенно улыбнулась: этого она точно не ожидала и зачарованно залюбовалась игрой света в прозрачной глубине камней.
— Такова наша традиция, — объяснил Харвис, поднявшись. — Жених надевает кольцо своей невесте за день до свадьбы.
— У нас не так, — Эвглин смахнула слезинку, и Харвис всем сердцем почувствовал, насколько она растрогана. — У нас… в общем, по-другому.
Она не договорила. Харвису, конечно, было интересно, каковы традиции в иных мирах, но он прекрасно знал, что еще успеет об этом послушать. Губы Эвглин оказались очень теплыми и мягкими, слегка солеными от недавних слез, а она сама, прижатая к Харвису порывистым резким движением, застыла от неожиданности, и Харвис испугался, что все испортил.
Но Эвглин все-таки справилась с волнением и ответила на его поцелуй. Теперь в ней снова ожила та решительная дерзость, которая так влекла Харвиса: девушка прильнула к нему всем телом, и движения ее губ и языка были настолько невинными и одновременно порочными, что у Харвиса кровь застучала в ушах. Неудивительно, что принц предложил Эвглин стать его любовницей. До ссылки он имел славу знатока женщин и сразу почуял в ней этот страстный внутренний огонь.
«Не отдам, — подумал Харвис. — Никому и никогда не отдам».
И он не знал, что Эвглин с трудом сдерживает дрожь.
Когда Харвис опустился на колено, Эвглин поняла, что обратной дороги нет. Конечно, она не тешила себя напрасными надеждами, прекрасно понимая: вынужденного брака не избежать. Харвис был к ней добр, он мог вернуть ее домой — и в то же время Эвглин боялась его. Когда они проходили через артефакт в королевских дверях, то страх, притихший было в Приграничье, ожил снова.
Они вернулись туда, где Харвис был самым страшным колдуном своего времени — и это признавал сам король. Все, что рассказывалось о нем на посиделках в общежитии, не было байками. Он летал на метле, он умел поднимать мертвых богов из самых глухих и темных чащ, он знал, как зачаровать неупокоенных духов — и он сейчас целовал Эвглин с такой трепетной нежностью, что она чувствовала себя невесомой, пушинкой, готовой взлететь.
Это был какой-то жуткий восторг. Эвглин казалось, что она стоит на краю обрыва и готова раскинуть руки и сорваться вниз. И пусть там ее ждут только скалы — какое-то время она будет летать.
— Я согласна, — завороженно повторила он. Харвис мягко погладил ее по щеке тем ласковым жестом, который вряд ли можно ожидать от такого, как он. Эвглин прикрыла глаза, пытаясь унять внутренний трепет.
— Вот и хорошо, — негромко откликнулся Харвис. — Эвглин, у нас будет замечательная жизнь, вот увидите.
Потом они так же неторопливо пошли к выходу из парка, и Эвглин вдруг поймала себя на том, что смотрит на Харвиса и чувствует не только страх, но и жалость. Одинокий, отделенный своим ужасающим даром от остальных, он был лишен самого обычного человеческого тепла и участия, и Эвглин вдруг стало холодно, когда она представила, каково это — жить, когда ты внушаешь только ужас.
— Вряд ли вы будете мне помогать, — сказала Эвглин, когда парк остался позади, и они вышли на беззаботную улочку, ведущую к дому Харвиса. Горожане обрадовались солнечному дню и предпочли проводить время на улицах, а не дома. Все ресторанчики выставили на улицу раскладные столы и стулья и раскрыли полосатые зонтики, и официанты сбивались с ног, разнося заказы, на углу уже устроился маленький оркестрик, бодро наигрывая что-то, отдаленно похожее на вальс, и мороженщик, толкавший свою тележку, бойко нахваливал лакомый товар. Даже дождливое лето все равно оставалось летом.
— Это еще почему? — удивился Харвис. Эвглин сразу же поняла, что не должна была заводить об этом речь, но и молчать было слишком тяжело.
— Потому что я хочу вернуться в свой мир, — ответила она. — А вам, я чувствую, не захочется меня отпустить.
Харвис устало усмехнулся. Она была права.
— Я буду тосковать, — признался он. — Мне будет без вас очень грустно, это правда, — он посмотрел на Эвглин и предположил: — Но, возможно, вы не захотите возвращаться, — он осекся, словно понял, что выдал себя, и тотчас же добавил: — Я в любом случае найду способ открыть проход между мирами в безопасном месте. У меня уже есть пара идей.
— Какие? — нетерпеливо спросила Эвглин.
— Когда появляется проход, то он повреждает артефакты, — сказал Харвис. — Помните, в Приграничье он выбил несколько перед дождем?
Эвглин кивнула. Вот, значит, в чем была проблема — а она заподозрила происки неизвестного злоумышленника.
— А второе — высокая влажность воздуха, — продолжал Харвис. — Так что остаемся в столице, я настрою несколько артефактов, и мы будем ждать, когда врата откроются.
Он сделал небольшую паузу и добавил:
— Хотя я надеюсь, что вы останетесь, Эвглин. Я очень на это надеюсь.
День свадьбы остался в памяти каким-то размытым пятном.
Эвглин боялась, что Харвис решит лечь с ней в постель, не дожидаясь первой брачной ночи — очень уж решительным был его поцелуй на мостике у пруда. Но этого не случилось. Они вернулись в дом, поужинали запеченной уткой, приготовленной Мамой Мгбеи, и Харвис отвел Эвглин в гостевую комнату на втором этаже.
— Доброй ночи, — произнес он и знакомым жестом погладил Эвглин по щеке. Ему не хотелось расставаться, но он не собирался быть излишне напористым. Это могло все испортить. — Завтра у нас большой и сложный день. Попробуйте заснуть.
— Постараюсь, — ответила Эвглин, хотя искренне сомневалась в том, что у нее это получится. — Доброй ночи, Харвис, и спасибо вам.
Харвис улыбнулся и пошел в свою спальню. Золотистый огонек светильника, весело паривший над ним, на мгновение угас и снова вспыхнул, словно хотел сказать: не дрейфь, все будет хорошо! Где наша не пропадала!
Закрыв дверь, Эвглин села на кровать и несколько долгих минут рассматривала свое свадебное платье, вывешенное на ширму. Завтра она нырнет в это облако белого шелка, расшитое по подолу золотыми цветами и украшенное бриллиантовыми звездами на лифе — нырнет и станет женой Харвиса. И обратного пути уже не будет.
Когда Эвглин попала сюда, то решила: чего бы ей это ни стоило, она будет действовать исключительно по велению разума. Это единственный способ уцелеть в новом незнакомом мире. Если здравый смысл подсказывает, что надо выходить замуж за колдуна — она выйдет. Прежде всего ей нужно вернуться домой. Но сейчас здравый смысл отступил под натиском страха, и Эвглин подумала, что совершает очень серьезную ошибку. Невероятную ошибку.
Харвис никуда ее не вернет. Эвглин представляет для него научный интерес, она — живое подтверждение его теории множества обитаемых миров, но она еще и женщина, которую Харвис полюбил. Сегодня он был искренен и открыт, когда надевал на палец кольцо — и настолько же искренне опечален, когда заговорил о возможности открыть дверь между мирами.
Харвис не собирался отпускать Эвглин. Она попала в западню. Принц Альден тут тоже не помощник: Харвис прямо сказал, что сделает свой брак фактическим, а Эвглин прекрасно понимала, что его высочество очень пожалеет, если действительно полезет наставлять рога господину ванн Рейну.
Спасти ее было некому.
На улице снова пошел дождь. Как сказала за ужином Мама Мгбеи, дождь перед свадьбой — отличная примета, благословение тысячехвостого Джембе. Значит, семья будет богатая, с детьми и уважением. Харвис покосился в сторону Эвглин, словно прикидывал, сколько детей она ему родит, но, по счастью, ничего не сказал.
Дети! Колдун не собирался оставлять свой брак фиктивным, значит, Эвглин рано или поздно забеременеет и родит ребенка. Она ничего не имела против детей, но сейчас сама мысль об этом внушала ей ужас. Дождь шел все сильнее, Эвглин плакала во тьме и сама не заметила, как уснула.
По счастью ей ничего не снилось.
Утром полило так, что из окна не видно было соседних домов. Эвглин наивно понадеялась, что свадьбу, возможно, отменят — тут из дверей не выйдешь! — но заглянула одна из служанок и весело сообщила:
— Миледи, к вам куафер. Для церемонии уже все готово.
Эвглин вздохнула и прикрыла глаза. Ничего не поделаешь — остается только расслабиться и стать красивой.
Платье с едва слышным шелестом скользнуло на нее с вешалки и окутало, словно вторая кожа. Легкое, чуть прохладное, оно нисколько не стесняло движений: Эвглин посмотрела в зеркало и не узнала себя. В отражении она увидела хрупкую большеглазую девушку, больше похожую на фею или эльфа, чем на человека из плоти и крови. Куафер, долговязый и чернокожий, старательно собрал ее волосы в тугие косы, уложил вокруг головы и быстрыми отточенными движениями окутал жемчужными нитями так, что стало казаться, будто над головой Эвглин парит корона. Поправив последнюю шпил