— И вот наступила ночь. Златоволоска села в угол под иконами и стала ждать, когда придет вурдалак. Пробили часы полночь. Чу! Отворилась дверь, и мертвец шасть в избу! Вытянул вперед лапы, а на лапах когти, крючьями загнутые. Не растерялась Златоволоска да как плеснет в мертвеца живой водой! Дым пошел, пар повалил, и рассыпался окаянный вурдалак!
Пушок выпустил из ноздрей струйки пара и ощетинился. Уж он-то был смелый дракон и ни за что не испугался бы какого-то вурдалака! Ух, он бы его гонял! Эвглин заметила, что Харвис вернулся, и закрыла книгу.
— Добрый день, — улыбнулась она. — Как дела в академии?
Харвис опустился на скамью, привычным жестом почесал надбровья дракона и ответил:
— Вчерашнего гостя к нам отправили коллеги Борха. Хотели, видишь ли, проверить, настолько ли я силен, как обо мне говорят.
Эвглин сжала губы и хлопнула книгой по ладони.
— Вот, значит, как, — промолвила она, с трудом сдерживая раздражение и обиду. — Похоже, не доверяют нам обоим, а не только мне.
— А как мне доверять? — усмехнулся Харвис. — Я влюблен в свою жену, а значит, она крутит мной, как захочет. Вот чего вы хотите, госпожа ванн Рейн? Смерти его величества, например?
Эвглин грустно усмехнулась. Меньше всего она хотела чьей-то смерти.
— Интересно, сколько раз нас еще попытаются убить? — задумчиво поинтересовалась она. — И когда поймут, что я безвредна? Я ведь правда никому не хочу ничего плохого…
Харвис вдруг подумал, что она сама не знает, насколько невероятно, непостижимо хороша — сейчас, в эту минуту. Он обнял Эвглин за плечи и сказал:
— А если серьезно, то чего ты хочешь? Сейчас, сегодня.
Эвглин улыбнулась — на этот раз уже теплее. Она была всего лишь девушкой, а девушки, наверно, одинаковы во всех мирах.
— Даже не знаю, — смущенно призналась она. — Не просить же дождь лягушками!
Харвис рассмеялся: настолько Эвглин была непосредственна и мила.
— Дождь лягушками? — улыбнулся он и пощелкал пальцами, собирая энергию. — Извольте.
Крошечная прядка облака, которая неторопливо плыла по небу по своим делам, начала спускаться к саду. Медленно, но верно она обретала плотность и темно-серый цвет. Эвглин удивленно смотрела на растущую тучу, Пушок изумленно фыркал и вздыбливал крылья, и откуда-то из-за соседского забора послышался изумленный возглас.
В траву шлепнулось что-то тяжелое, завозилось и гортанно квакнуло. Еще одна бурая болотная лягушка упала в кусты сирени, а третья свалилась на колени Эвглин и тотчас же обернулась большой растрепанной розой. Эвлин ахнула и осторожно взяла ее в руки.
А лягушки продолжали падать. Касаясь травы, они квакали, отпрыгивали в сторону и превращались в розы. Пушок со своей привычной неуклюжестью скакал по лужайке, едва не снося кусты, и хватал пастью лягушек, чтоб в следующий миг недовольно выплюнуть изжеванные розовые бутоны. Дракон выглядел обиженным — кому нужны эти глупые цветы, когда есть прекрасные, жирные, вкусные лягушки? Харвис пожалел его: несколько цветков заквакало, становясь жабами, и Пушок с удовольствием проглотил их.
Вскоре лужайку покрывали пушистые облака роз. Опустевшее облачко взмыло в небо, и Харвис провел рукой над цветами. Они вздрогнули, и Эвглин увидела, что цветы принимаются утапливать в земле свои стебельки.
— Розовый сад, — завороженно произнесла она. — Настоящий!
— Зимой они будут хрустальными, — сказал Харвис, прокладывая нитку нужного заклинания. — Нравится!
Вместо ответа Эвглин обняла его — так они и сидели, еще не зная, что это их последний спокойный день.
Только Пушок был недоволен. Кому нужны цветы, когда есть лягушки?
В дом ворвались в три часа утра — в самое глухое предрассветное время, когда весь тихий респектабельный район спал глубоким сном и не думал просыпаться. По стенам заметались пятна света, спальню наполнили тяжелые шаги и голоса, и чья-то грубая рука бесцеремонно сдернула Эвглин с кровати.
— Вы арестованы, — коротко сказал долговязый мужчина в маске, рывком поставил Эвглин на ноги и поволок в коридор.
— Харвис! — вскрикнула Эвглин, обернувшись — троица в масках, облаченная в темно-серую форму без знаков отличия, вдавливала Харвиса лицом в ковер, одновременно разворачивая над ним золотую сеть. Человек, который тащил Эвглин, тотчас же хлестнул ее по голове, и предрассветный мир подернуло пеленой обморока.
Это не могло быть правдой. Эвглин решила думать, что все, что с ней происходит, просто дурной сон. Люди в масках, которые тащат ее по лестнице, конвойный экипаж, брызги света от фонарей на траве и стенах дома — все это было ненастоящим.
Харвис, подумала Эвглин. Что они сделали с Харвисом…
Где-то в стороне заскулил Пушок, и Эвглин рванулась в чужих руках. Ее ударили снова и втолкнули в разверстую пасть конвойного экипажа. Хлопнула дверь, и Эвглин оказалась в кромешной тьме.
— Харвис… — простонала она, пытаясь подняться. — Харвис!
Экипаж дрогнул и резко двинулся вперед — Эвглин снова свалилась на пол, приложившись лбом о деревянный край сиденья. Боль встряхнула и оживила, окончательно прогнав обморочное оцепенение. Эвглин поднялась с пола и, устроившись на сиденье, первым делом сказала себе, что все будет хорошо. Речь не шла о какой-то ошибке: наблюдатели почему-то решили, что Эвглин опасна, и арестовали и ее, и Харвиса. Во всяком случае, Эвглин хотелось надеяться, что колдун жив, и золотая сеть не убила его, а просто обездвижила.
А раз так, то Харвис обязательно придумает, как прийти на помощь.
Это успокаивало.
Дорога была долгой. В конвойном экипаже не было окон, но внутреннее чутье Эвглин подсказывало, что едут они уже больше часа, и сейчас за глухими стенами пробуждается утро, спокойное, тихое, с моросью дождя по траве.
Лишь бы Харвис был жив. Лишь бы он только был жив.
Постепенно город остался позади — булыжники столичных мостовых сменились на самую обычную проселочную дорогу. Эвглин угрюмо думала о том, что же делать дальше. Куда ее везут? В чем она виновата?
Ответов не было.
Дорога завершилась во внутреннем дворе изящного белостенного здания: когда Эвглин выволокли из экипажа, она несколько мгновений щурилась от контраста тьмы и света. Ее тотчас же толкнули в плечо и прорычали:
— Давай, шагай уже!
Эвглин послушно двинулась к открытым дверям, окруженная уже знакомыми фигурами в форме и масках. Интересно, почему они прячут лица?
Ее дорога закончилась в небольшом кабинете, обставленном так, что сразу становилось ясно: хозяин этого места очень значительная персона, с которой лучше не спорить. Особенно выразительными были шаманские маски на стене: они скалились на Эвглин острозубыми ртами настолько свирепо, что хотелось припустить прочь без оглядки.
— Нравится? — спросил глухой голос без выражения. Эвглин обернулась: в кабинет вошел человек, которого до этого она видела только в газетах и, признаться, всегда боялась, что их пути пересекутся.
Иахим ванн Бильт был дальним родственником королевской семьи и главой службы безопасности короны. Эвглин сама не знала, что именно так ее пугает: господин ванн Бильт выглядел уравновешенным джентльменом средних лет, которому впору было работать счетоводом в какой-нибудь из столичных контор. Сейчас, когда он подошел почти вплотную, Эвглин всей шкурой ощутила, что производит самое пугающее впечатление: левый глаз ванн Бильта был бледно-зеленым, а правый — черным, а взгляд был таким, словно глава службы безопасности короны мысленно снимал с собеседника кожу.
Эвглин не сомневалась, что он знает, как это делается.
— Не нравится, — призналась она. — Они очень страшные, эти штуки.
По тонким губам ванн Бильта скользнула улыбка.
— Это не штуки, Эвглин, — ответил он, сел за стол и, придвинув к себе какую-то папку, махнул в сторону одного из кресел, приказывая Эвглин садиться. — Это ках-ваан-до, вырванные души шаманов.
— Меня сюда притащили, чтоб показать маски? — спросила Эвглин, стараясь говорить как можно ровнее и спокойнее. Ванн Бильт вынул из папки несколько листков и с прежней отстраненностью произнес:
— Нет, разумеется. Просто вчера в вашем деле появились новые обстоятельства, которые требуют вашей изоляции.
Должно быть, ванн Бильт ждал, что Эвглин будет молчать и слушать, как и полагается заключенной — но она спросила:
— И какие же это обстоятельства?
— Сотрудники моей службы имеют все основания считать, что вы опасны, — охотно откликнулся ванн Бильт. Провел ладонью по голове, привычным жестом приглаживая торчащие рыжеватые кудри. — Что вас могут использовать в дурных целях. Например, принц Альден.
— Что? — удивилась Эвглин. — При чем тут принц Альден?
Ванн Бильт оторвался от бумаг и посмотрел на Эвглин с такой обжигающей яростью, что ей захотелось закрыться от его взгляда.
— Неужели вы думаете, что принц отрекся от своих замыслов? Один раз они привели его в изгнание. Но во второй раз… возможно, они приведут его на трон, — прежним ровным тоном произнес ванн Бильт. — А для этого ему следует вернуться домой и заручиться поддержкой могущественных людей. Как думаете, Харвис ванн Бильт и его супруга подходят для этой цели?
— Я ничего об этом не знаю, — сказала Эвглин, собравшись с духом и твердо взглянув в лицо ванн Бильта. — И я, конечно, не собираюсь принимать участия ни в каких заговорах.
— А люди из вашего мира? — поинтересовался ванн Бильт, и его взгляд обрел хищную цепкость. — Каким было ваше задание, когда вас отправили сюда?
Значит, и об этом он знает, подумала Эвглин. Неудивительно, Борх наверняка оставил подробнейшие отчеты. Но вместо ответа она спросила:
— Где мой муж?
— В тюрьме, разумеется. Позавчера он пробовал покушаться на жизнь его величества Клауса.
— Неправда! — воскликнула Эвглин, вскочив с кресла. Ванн Бильт взглянул ей в лицо, и она тотчас же осела обратно. — Это неправда, это был приворотный артефакт…
— Как мило, — ухмыльнулся ванн Бильт, и впервые на его каменном лице мелькнуло нечто, похожее на эмоции. — А мои информаторы говорят, что принц Альден попросил вашего мужа создать артефакт-молнию для его величества. Вы понимаете, о чем я?