ассуждений мною овладело раскаяние, и я попытался молиться, но всякий раз путался и сбивался.
Но вот что удивительно — сей праведник в нашей палате больше ни разу не появился. Несмотря на изматывающую лихорадку и беспредельную слабость, я умудрился заметить, что люди, ухаживающие за стонущими кадетами, совершенно не похожи на военных. Нас теперь окружало гораздо больше женщин, и часть из них отличались далеко не безупречным поведением. Однажды я своими глазами увидел, как одна из сестер милосердия шарила в карманах лежащего без сознания кадета. Однако я был не в состоянии не только поднять руку, но даже произнести хоть слово. Когда я в следующий раз открыл глаза, кадет был накрыт с головы до ног грязной простыней. Меня разбудила перебранка между доктором и двумя стариками в испачканной землей одежде.
— Но он мертв! — настаивал один из стариков. — Нельзя, чтобы покойник лежал среди живых — он, того и гляди, начнет вонять. А тут и без того ужасно пахнет.
— Оставьте его! — резко приказал доктор Амикас, но в его голосе уже не было прежней силы. Он выглядел ужасно постаревшим и изможденным. — Вы будете уносить отсюда только те тела, на которые я сам укажу. Накрывайте их простыней, если вы считаете, что так будет правильнее, но не трогайте их. Я хочу, чтобы прошло не менее двенадцати часов между моментом смерти и выносом тела.
— Но зачем? Ведь в этом нет никакого смысла! Так нельзя!
— У меня есть на то причины. И давайте больше не будем пререкаться!
— Значит, это правда? — вмешался в разговор другой мужчина. — Правда, что женщину положили в гроб, а когда люди услышали, как она стучит в крышку, было уже слишком поздно? И она умерла в гробу, на кладбище.
Лицо доктора помрачнело еще сильнее.
— Ни одно тело не будет вынесено отсюда без моего разрешения, — негромко проговорил он.
— Доктор, — хриплым шепотом позвал я, но он меня, похоже, не услышал. Тогда я с трудом откашлялся и прохрипел уже громче: — Доктор!
Он обернулся.
— Что, мальчик? — тихо спросил он.
— Вы поговорили обо мне с полковником? Он знает, что Колдер солгал?
Доктор посмотрел на меня с откровенным удивлением, и я понял, что он забыл о моих бедах. Он рассеянно потрепал меня по плечу.
— Колдер очень болен, да и сам полковник нездоров. Он боится, что потеряет единственного сына. Сейчас с ним бесполезно разговаривать о чем бы то ни было.
В этот момент кто-то из больных громко застонал, затем послышались характерные звуки рвоты, и на пол потекла отвергнутая организмом жидкость. Доктор поспешил к страдальцу, унося с собой мою последнюю надежду. Колдер умрет. И никто никогда не поверит в то, что он меня оболгал. Выживу я или нет, но позора мне не избежать. Если я умру, мой отец похоронит вместе со мной свое бесчестье. Если меня не станет, семья сохранит свое доброе имя.
И в следующий раз в кошмар лихорадки я погрузился совершенно сознательно. К моим губам поднесли чашку с прохладной водой, но я отвернулся. Я не стану пить.
Я умер.
И оказался там, где правит мрак и царствует пустота. Я вглядывался в вечную тьму. Но я был не одинок. Множество бесплотных теней бесцельно топтались на месте, как и я, несчастные и равнодушные. Я не мог разглядеть их черты. Расплывчатые лица, бесформенные фигуры, впрочем, изредка мне удавалось различить какие-то отдельные детали. Женщина вспомнила о своем обручальном кольце, и оно засияло золотом на призрачной руке. Плотник сжимал молоток. Мимо прошел солдат, на груди которого блестели полученные за храбрость медали. Но большинство не имели характерных черт или драгоценных безделушек, унесенных с собой из прежней жизни. Я двигался среди них без всякой цели и смысла. Прошло какое-то время, и я вдруг почувствовал, что меня влечет в определенном направлении, и пошел на зов.
Как вода, выбирающая самый легкий путь среди нагромождения камней, я присоединился к потоку уходящих душ. Не испытывая ни капли любопытства, я все же огляделся и понял, что мы приближаемся к пропасти. Большинство душ, подходя к краю, медлили, а потом устремлялись вперед и исчезали из виду. Я подошел к обрыву и заглянул за край. Пропасть искрилась всеми цветами радуги, словно в солнечный день в реку пролили масло. Ко мне присоединилась женщина. Она посмотрела вниз, постояла немного, а потом сделала шаг вперед, в пустоту. И стала медленно опускаться, постепенно теряя очертания и плотность, подобно чернилам, растворяющимся в воде. Мне показалось, что она так и не достигла дна. Я долго стоял и размышлял, но потом мной овладела уверенность, что эта пропасть не для меня. Нет. Мне уготовано нечто другое.
Я медленно двинулся вдоль обрыва, смутно ощущая, что навсегда покидаю поток душ, к которому изначально присоединился. Вскоре я влился в другой, не такой большой ручеек отлетающих душ. Мы не говорили между собой и даже не смотрели друг на друга. Громадный утес нависал над бездонным и пустым ущельем. Одинокое мертвое дерево высилось над собирающимися тенями. Через пропасть был перекинут примитивный веревочный мостик — узкая паутина бледных веревок, переплетенных зелеными лианами. С нашей стороны его удерживал воткнутый в землю клинок «лебединая шея», излюбленное оружие племени кидона. Рядом стоял самый обычный шест, к нему крепились перила из лиан, натянутые над мостиками. Я вздрогнул, мне показалось, что я увидел нечто знакомое, в сердце закралось неясное предчувствие беды.
Перед мостом стояли только военные. Пехотинцы, рядовые каваллы. Кадеты из Академии, хромающие ветераны, ушедшие в отставку офицеры. Они терпеливо дожидались своей очереди ступить на мост. Холодный ветер доносил далекие крики живых.
— Папа, папа! — звал кто-то.
Стоявший рядом со мной пожилой человек склонил голову, призрачные слезы потекли по его бледному лицу. Пришел его черед. Он шагнул на мост, опустив голову, словно превозмогая ветер, которого я не ощущал.
Я увидел Триста, Нейтреда и Орона. Они топтались на месте рядом с другими телами, но не обращали внимания ни друг на друга, ни на меня. Молчаливые, с посеревшими лицами, они равнодушно плыли вперед, их интересовало только одно: медленное движение в небытие. Неожиданно я с полнейшим спокойствием понял, что именно такова наша цель. Как и я, они умирали, а здесь нас ждали наши души, балансируя между смертью и жизнью.
Некоторые находились здесь уже довольно долго, они словно бы сопротивлялись, не давая потоку себя увлечь. Другие принимали решение — быстро и уверенно ступали на мост. И я вдруг отчетливо осознал, что этого моста здесь быть не должно. До того как я заключил союз с древесным стражем, его не существовало. Это мы создали переправу через пропасть, сплетя мост из наших сущностей. Я вобрал в себя магию ее народа и взамен отдал ей свою. Так и возник этот мост, чтобы заманить сюда души солдат вроде меня. И я сообразил, что их тоже коснулась магия ее народа. «Держись крепко», — говорили они, творя прекрасно известное мне заклинание над своей подпругой, и не знали, что придет время, когда магия будет держать крепко их самих.
Между тем солдаты продвигались вперед, все новые и новые юноши, мужчины и дряхлые старики вступали на мост, и я следовал с ними, не думая и не сопротивляясь. Я миную переправу вместе со всеми. Когда подошло мое время, я шагнул мимо «лебединой шеи» кидона и оказался на мосту. Медленно переставляя ноги, я двинулся к противоположной стороне пропасти.
Только подходя к середине моста, я поднял глаза и увидел, куда мы все брели. Впереди нас ждал унылый ад. Он напомнил мне склон холма — вырубку, мимо которой мы проплывали по пути в Старый Тарес, но это было другое место. Передо мной раскинулся мрачный ландшафт. Из земли, точно гнилые зубы, торчало бесчисленное множество огромных пней, заставляя совсем по-другому отнестись к понятию «дерево». Когда-то здесь росли настоящие великаны, но теперь не осталось ни одного.
Царство лесного бога было разграблено и разворовано. Капли холодного дождя падали с небес, струйками стекая по лежащим на земле голым стволам. Между веток все еще тлеющего кустарника время от времени вырывались языки жуткого красного пламени. Пар и дым поднимались над ними. Здесь прошли сотни сапог и тысячи конских копыт, превратив поверхность земли в хлюпающую грязь. Изуродованные сучья лежали на земле, словно убитые дети. Лишь на вершинах холмов еще стояли деревья, но я знал, что и их ожидает неминуемая смерть. К ним приближалась широкая полоса дороги.
— Невар! — раздался требовательный женский голос откуда-то сзади. — Вернись обратно, Невар!
Когда-то я знал человека по имени Невар. Я медленно оглянулся, но той, кто меня звала, там не было — у нее не хватило сил так далеко проникнуть в мир теней. Зато я увидел, как у меня за спиной другие души, одна за одной, ступали на мост. Среди них я узнал Орона и Нейтреда. Многие стояли на берегу, дожидаясь своей очереди. Там находились и Спинк с Колдером. Значит, и они умирают. И их тоже призвали перейти мост. Я повернулся к ним спиной и снова двинулся вперед.
Души, перешедшие через пропасть, бесцельно слонялись по изуродованному склону. Казалось, они забыли, что собирались сделать, и теперь ужасно от этого мучаются. Многие подходили к зазубренным обрубкам огромных деревьев, прикасались к ним, прижимались к стволам, словно рассчитывали, что перед ними двери, которые должны распахнуться. Потом они медленно опускались на землю рядом с пнями и растворялись в густом белом тумане, клубившемся вокруг ставших бесполезными корней. И когда они исчезали, от каждого оставалась крохотная лужица непонятной субстанции, да и та быстро впитывалась в землю. Я стал свидетелем того, как растаял сержант Рафет и между корней появилась еще одна лужица, однако она оказалась гораздо больше, нежели все остальные.
И тогда я увидел древесного стража и свое иное «я». Толстая, омерзительная женщина стояла на вершине холма, где еще оставались живые деревья, прислонившись спиной к одному из великанов, и внимательно смотрела на нас. Страх и отвращение захлестнули меня, хотя я доподлинно знал, что она не может выйти из леса. За нее это делало мое другое «я». Он рыскал по голому склону холма среди серых теней, и упорство делало его куда более реальным, чем несчастные потерянные души умерших. Он двигался стремительно и уверенно, как хищник, ищущий добычу.