Спинк поднял голову.
— Невар снова разговаривает во сне, — пожаловался он тишине.
— Заткнись, Невар, — устало проворчали Корт и Нейт одновременно.
Я снова лег и уснул.
Две последние недели «посвящения» превратились в вечность. Издевательства над нами стали безжалостнее. Однажды нас всех подняли посреди ночи, заставили в ночных рубашках выйти на улицу под проливной дождь и, построив в шеренгу, скомандовали «смирно». Сержант Рафет, совершавший свой обычный обход территории, увидел нас и сердито велел отправляться в постели. Я больше не мог, подобно Рори, относиться к унижениям как к проверке характера. Теперь я видел в них возможность для сыновей старых аристократов продемонстрировать всем, что они о нас думают. Когда старшекурсники надо мной измывались, заставляли делать глупости или понапрасну тратили мое время, давая идиотские поручения, внутри у меня все закипало и ярость разрасталась с каждым новым издевательством. Прежде я был добродушным малым, любил шутки и спокойно относился даже к самым грубым розыгрышам. За эти шесть недель я понял, почему у некоторых людей возникает желание мстить.
И я начал, пусть это, возможно, и было глупо с моей стороны, потихоньку платить обидчикам той же монетой. Когда я чистил сапоги для парочки второкурсников, я специально измазал шнурки, чтобы они перепачкали руки. Меня, разумеется, поймали и сердито предупредили, чтобы в следующий раз был поаккуратнее. Я старательно вычистил следующую партию сапог, но наклеил на подошвы некоторых из них кусочки еловой смолы, оставлявшей на полу спален липкие следы. Во время дневного обхода весь тот дозор получил взыскание за грязный пол. Они обвиняли в случившемся друг друга, а потом им пришлось отрабатывать наказание на плацу. Мне это понравилось. Гораздо лучше, когда неприятности выглядят случайностью.
Потом, через пару дней, решив, что все уже спят, я поднялся посреди ночи и осторожно направился через учебную комнату к двери. Но тут я услышал голос Рори:
— Ты куда собрался, Невар?
Они с Нейтом сидели в полной темноте и настолько тихо разговаривали, что поначалу я их не заметил.
— Хочу выйти на пару минут.
— Зачем? Собрать смолы?
Я ошарашено молчал, а Рори весело фыркнул:
— Я видел, как ты ее собирал. Здорово ты придумал, Невар. Очень липучая штука эта смола. Никогда бы не подумал, что ты на такое способен. А чем ты на сей раз хочешь их порадовать?
Я страшно гордился собственной сообразительностью, но, с другой стороны, мне не хотелось выдавать свои планы. Подойдя к камину, я подул на угли, чтобы разбудить пламя, а затем показал своим товарищам то, что держал в руке.
— Щепки? И что ты с ними собираешься сделать?
— Засуну в дверь. Нейт был потрясен.
— Невар, это же совсем на тебя не похоже! Или похоже?
Я покачал головой, меня его вопрос немного удивил и озадачил. Подобные шуточки были совершенно не в моем характере. А вот Девара очень даже мог сотворить что-нибудь похожее, подумал я про себя. Жители равнин действуют скрытно и мстят своим врагам, нанося удар в спину, — тактика, не достойная настоящего джентльмена. Я должен был испытать чувство вины или хотя бы смущение, но нет. У меня возникло ощущение, будто я обнаружил внутри себя другого Невара Бурвиля, способного на такие вещи.
Рори наклонился, чтобы разглядеть щепки, которые я сжимал в ладони, и покачал головой.
— Слишком маленькие, ничего не выйдет. Они не будут держаться.
— Поспорим, — предложил я.
— Я иду с тобой. Хочу увидеть все собственными глазами. Рори и Нейт последовали за мной, и мы все втроем начали осторожно спускаться на следующий этаж. Дверь учебной комнаты второкурсников открывалась наружу, на лестничную площадку. На ночь они ее закрывали, чтобы сохранить тепло. В свете тусклой лампы, висевшей над верхней планкой косяка, я заклинил в щели под дверью несколько щепок.
— И по бокам, — прошептал Рори.
Я кивнул, ухмыльнувшись, и засунул несколько щепок чуть выше петель так, чтобы их никто не заметил.
На следующее утро мы быстро выскочили из своих спален и, не обращая внимания на крики и дикий грохот, доносившийся из-за двери второкурсников, помчались на плац. Там мы построились без привычных воплей капрала Дента и с самым невинным видом принялись ждать своего командира, затем появились третьекурсники и офицеры. Все кадеты второго курса из нашей казармы опоздали на построение и получили взыскания. Большинству из нас было легко выглядеть так, будто ничего не произошло, поскольку мы с Рори и Нейтом никому ничего не рассказали. Не знаю, кто из них проговорился, но к полудню все мои товарищи тем или иным способом сумели меня поздравить с успехом. Наш капрал подозревал, что без нас тут не обошлось, и сделал все, чтобы мы заплатили за свою шутку. Но как бы он ни старался, ему не удалось испортить нам настроение, и это, думаю, еще больше приводило его в ярость.
Мне не следовало быть инициатором подобных шуток, поскольку я должен был догадаться, что Рори постарается сделать все возможное, чтобы расширить зону боевых действий. Подозреваю, что именно он помочился в кувшин с водой и оставил его около раковины в одной из спален этажом ниже, но наверняка мне это неизвестно. День за днем второкурсники измывались над нами, и каждый день мы находили способ нанести ответный удар. Мы оказались весьма изобретательными и ловкими в проведении тайных операций. Мука и сахар, рассыпанные в постели, привели к тому, что утром они встали липкие, как пышки. Потом кому-то пришло в голову выдолбить внутри полена дыру и засунуть туда несколько конских волос, принесенных из конюшни, в результате нашим противникам пришлось вечером ретироваться из своей учебной комнаты. Они поносили нас и обвиняли во всех грехах, но доказать ничего не могли. Мы без конца маршировали, отрабатывая наказания, и, казалось, принимали свою судьбу, а по ночам, после того как гасили свет, часто собирались вместе и радовались, что можем отомстить своим врагам. Добродушная терпимость к «посвящению» исчезла. Мы вели войну, доказывая всем, что нас невозможно сломить.
Шестинедельное «посвящение» закончилось грандиозным праздником. По традиции во время него устраивались шуточные сражения, состязания по борьбе, перетягиванию каната или соревнования по бегу. Иными словами, спортивные игры между всеми казармами, дабы показать, что никто ни на кого не затаил зла. Ведь все мы были кадетами, вторыми сыновьями лордов, и занимали одинаковое положение в обществе. Но в мой первый год в Академии ничего из этой затеи не вышло, и я до сих пор не до конца уверен, что произошедшее следует считать несчастным случаем.
Какими же мы все оказались наивными! Нас довели до состояния безумной ярости и оставили на самом краю, постоянно оскорбляя и унижая. Мы ни в коем случае не должны были верить словам, произнесенным второкурсником из нашей казармы. Однако когда капрал Дент с топотом ворвался в нашу учебную комнату и, громко крича, приказал нам быстрее собираться, потому что кадеты из Брингем-Хауса украли флаг нашего Дома и теперь с насмешками требуют, чтобы мы забрали его у них, мы дружно захлопнули учебники и, скатившись вниз по лестнице, выскочили на плац.
И там, к огромной своей ярости, увидели, что наше знамя с коричневой лошадью висит вверх тормашками на флагштоке Брингем-Хауса, причем значительно ниже их собственного флага. Флагшток охраняли все первокурсники оскорбившего нас Дома. Когда мы вылетели на плац, точно пчелы из растревоженного улья, на нас посыпались язвительные предложения вступить с ними в схватку и выяснить, кто на что годен. На ступеньках Брингем-Хауса стояли второкурсники и подбадривали их дружными воплями.
Возможно, они недооценили ярость первокурсников Карнестон-Хауса, или, как раз наоборот, очень правильно ее оценили. Мы бросились в бой. Рори, который ревел, точно разъяренный бык, мчался впереди, и тут я услышал, как кто-то у меня за спиной крикнул:
— Бойцы! Вы должны выбрать бойцов, которые будут защищать честь ваших Домов!
Но если именно таков был план, нас никто об этом не предупредил, а теперь уже было слишком поздно. Первокурсники Карнестон-Хауса вломились в толпу первокурсников Брингем-Хауса. Нам казалось, что мы отстаиваем доброе имя своих Домов. На самом же деле второкурсники обеих казарм обманули глупых первогодков, чтобы хорошенько развлечься за их счет. Они вопили и ревели и поносили нас, стоя по разным сторонам плаца. Но мы их не замечали. Сначала мы просто толкались, орали и пихали друг друга, пытаясь подобраться к основанию флагштока, чтобы захватить свой флаг. Потом в ход пошли кулаки. Не знаю, кто первым нанес удар. Думаю, с трудом сдерживаемая злость от бесконечных издевательств, накопившаяся за шесть недель «посвящения», нервозность и усталость, вызванные адаптацией к тяжелым условиям, наконец прорвались, словно гнойник.
Нас, представителей Карнестон-Хауса, было двенадцать человек. Нам противостояли только восемь кадетов из Брингем-Хауса, но, когда их второкурсники увидели, что мы одерживаем верх, они бросились на помощь, и теперь противник значительно превосходил нас числом. Но мы все равно победили. Большинство из нашего дозора выросли на границе, мы были крепкими и ловкими ребятами, а кадеты, спровоцировавшие нас на драку, в основном воспитывались в городе. Горд находился в самой гуще событий, он раскраснелся и громко вопил, размахивая руками. Я видел, как трое парней из Брингем-Хауса попытались повалить его на землю, но он лишь вжал голову в плечи и, как таран, двинулся к флагштоку. Трист сражался лучше всех, он держался так, словно оказался на ринге — наносил удары, уворачивался, делал изящный шаг в сторону и оказывался вне пределов досягаемости неприятеля. Судя по всему, нас там собралось человек тридцать, но тогда мне казалось, что не меньше сотни. Я дрался без изысканности Триста. И совсем не экономил силы. Одного врага я оттолкнул, другому, мчавшемуся на меня, сделал подсечку, и он с размаху упал, потом я сбросил еще од