– В силках два кахока было, третьего шуршиги сожрали.
Из малого сборника иных тварей Ваня помнил, как выглядит кахок. Заяц как заяц, только зубы побольше и когти словно у хищника. Но одно дело на картинках видеть и совсем другое – вживую. Тварюшка сверкала красными глазами и, брыкаясь, пыталась цапнуть за палец сына проводника. Но тот, ухмыляясь, лишь встряхнул ее за уши.
– Хорошо. Ловушки зарядить. Что у Дорна?
– Кабаньи следы нашел. И свежую лежку сорха.
Проводник кивнул, веди, мол. Ваня попробовал вспомнить что-то о названном звере, но не смог. Спросил у Ивара:
– А сорх этот – хищник?
Тот широко ухмыльнулся.
– Еще какой! Тут большая часть зверья жрет все, что придется: хоть травку, хоть тварюшек помельче. Но этот хищник, да.
Ванька повел плечами. На охоте он был впервые, а тут еще и хищника предлагалось выследить.
– Да ты не бойся, сорх осторожный. Вряд ли мы его вообще увидим. Нас много, напасть не нападет, разве что глянет издалека, кто на его территорию заявился.
– Я и не боюсь.
Ивар хмыкнул, но промолчал.
Вокруг лежки проводник ходил недолго. Землю щупал, разве что на вкус не пробовал. Потом уверенно показал направление.
– Самец, крупный. Прошлый день тут провел.
Снур хищно раздул ноздри.
– Далеко ушел?
Местный охотник пожал плечами.
– Это ж сорх, кто его поймет.
Гьярравара такой ответ явно не устроил.
– Найдем, – пообещал он. Оглядел ребят строго, велел – щиты взять, не шуметь, смотреть в оба.
Так и пошли: стискивая рукояти щитов и приглядываясь к каждой кочке. Земля после недавних дождей была влажная, в низинках под ногами даже хлюпало, но следов Ванька, как ни старался, разглядеть не мог. И как их охотники находят? Явно другой уровень.
– А там кабанчики резвились, – сказал, кивая в сторону, Виктор.
Ваня глянул, куда указывал друг, и наконец-то увидел хоть что-то помимо деревьев, камней и травы. Земля вокруг большого дуба была разрыта, словно ее сумасшедший копал. И следы, много следов вокруг.
Проводник поднял руку, призывая остановиться. Стало тихо. Так тихо, что Ванька скривился от нехорошего предчувствия.
– И птиц не слышно, – шепнул кто-то рядом.
Охотник, который успел скрыться за камнями, что-то крикнул, и Снур рыкнул, негромко, но внушительно:
– Щиты!
У Вани мелькнула мысль, что Рейнар неплохо его выдрессировал, потому что левая рука сама собой подняла щит, прикрывая тело и шею от возможного удара, а ладонь правой удобнее перехватила копье. Скосил глаза и понял, что он не один такой резвый и послушный.
– Что там? – одними губами спросил Ваня у Виктора.
Тот пожал плечами и плавно, стараясь не шуметь, двинулся к старшему гьярравару.
– Спугнули, – выдохнул Ивар. – Сорха спугнули.
И почти сразу раздалось Снурово «хош», нечто среднее между земными «отставить» и «стоп». Ваня щит если и опустил, то не слишком. Спокойнее почему-то не стало, хоть и охотники, и гьярравары немного расслабились, и большая часть народа отправилась к проводнику – смотреть, что же там такое нашли.
За камнями лежал средних размеров кабанчик, явно из тех, что искали пропитание у корней дуба. Вернее, то, что от него осталось. Одной ноги не было, кишки вывалились наружу, а каменистую землю вокруг щедро украшали темные пятна.
– Теплый еще, – глухо проговорил старший охотник.
Снур стиснул зубы и глянул на ребят зло, словно те были досадной помехой, из-за которой и зверя спугнули, и немедленно по следу пуститься не дали.
– Теперь не найдем, – негромко пояснил разговорчивый Ивар, в голосе его тоже звучало раздражение, – сорх, когда ест, толком не видит и не слышит ничего, брать его можно хоть в одиночку. А сейчас… Нет, ушел, не найдем.
– И что, просто так добычу оставит?
Юноша глянул на Ваньку, как на ребенка, который сморозил глупость.
– Нас много. А он осторожный.
– И ценный, похоже, – добавил Виктор, проходя мимо и присаживаясь на камень, – иначе с чего бы всем так расстраиваться?
Ваня двинул плечами и отошел в сторону. Копье прислонил к дубу, щит примостил поодаль, а сам сел между ними на землю. Топор в петле поправил, чтоб не мешал.
Вся эта охота пока не слишком-то впечатляла. Полдня ходить по лесу, выискивая неведомых иных, волочась в хвосте процессии, ничего толком не понимая и чувствуя себя балластом. Наткнуться на прерванный обед хищника и почувствовать себя еще большим балластом, потому что все чуть ли не вслух говорят: да, это из-за вас мы тащимся и шумим. И смысла во всем этом никакого, разве что смена обстановки, которая вроде как должна быть полезна одуревающим от казарменного режима ребятам.
Ванька досадливо потер нос и вздрогнул, когда на тыльную сторону ладони упала тяжелая капля. Алая, густая.
Бухнуло сердце, голова запрокинулась назад, взгляд уперся в усатую морду, когда-то серую, но сейчас вымазанную красным. С ветвей за ним следили внимательные глаза. Зверь оскалился, показывая крупные желтоватые клыки. Левая рука парня нащупала и медленно потянула на себя щит. От низкого рычания похолодело в груди, и вторая рука ухватилась за топор, осторожно освобождая его из ременной петли.
– Ребят, – негромко позвал Иван, – я сорха…
…нашел. Слово застряло в горле, потому как зверь взрыкнул и прыгнул вниз.
Все, что Ваня успел, – это дернуть щит на себя, прикрывая голову от удара. Сверху словно мешок с цементом свалился. Когтистая лапа ударила в спину, но кольчуга спасла. Зверь будто взбесился, пытаясь выколупать парня из убежища между корнями дерева. Зарычал, кидаясь на щит, подцепил край и дернул, но Ванька удержал. А новый удар пришелся на левую руку, открытую ее часть, и в глазах потемнело от боли.
Пришло осознание: еще полминуты – и все. Не выдержать ему оборону. Достанут. Толкнул щит, перекатился, выхватил топор. Левая рука повисла плетью, ладони стало мокро и горячо. Зверь – хищная кошка размером чуть больше овчарки, серая с зеленоватым отливом, – развернулся и изготовился к прыжку. Кажется, Ваня тоже оскалился и зарычал – от безнадеги и злости, от боли, пульсирующей в руке, и решился – убить или умереть.
Сорх прыгнуть не успел: подоспели гьярравары, и его смело топором Ирнхольда. Ваньку подхватили под здоровый локоть, помогли сесть.
Никто не суетился, не охал и не орал. Скупые и точные движения, серьезные лица. Парень опомниться не успел, как стащили наручи и распороли рубаху до плеча, плеснули чем-то на рану, от чего боль вспыхнула с новой силой, а затем поутихла, и замотали чистой тряпицей.
– Пей.
Ему поднесли кружку, и Ваня понял, что правая ладонь все так же стискивает рукоять топора. Отлепился от оружия и попытался взять питье. Рука, словно не его, прошла мимо. Вторая попытка – тот же результат. Кружек стало будто бы две, а лицо воина подернулось дымкой. Рядом ругнулись на джерре, и отвар влили в рот чужие руки. Парень закашлялся, к горлу подступила тошнота.
– Не смей спать! – рыкнул Снур, ухватив Ивана за волосы на затылке и приблизив его лицо к своему. – Не смей!
Спать? Нет, спать не хотелось, слишком сильна была пульсация боли в руке. А вот забыться – еще как! Гьярравар тряхнул его и отпустил. Поднялся резко. Как сквозь воду Ваня слышал приказы, видел мутным взором перемещения. А затем его вздернули на ноги.
Куда? Хотел спросить, но язык отказался шевелиться. А вот ногам пришлось. Его вели, почти волокли, и он шел вперед, в полубреду делая шаг за шагом. Кажется, пытался отключаться, и его приводили в себя – водой и оплеухами. Как долго все это продолжалось, полчаса или все пять, он не знал, как и то, куда его тащат.
А потом ему разрешили лечь. Он бы рухнул, не поддержи заботливые руки. В рот опять влили горькое питье, чудом его не вырвало. Последнее, что видел перед тем, как забыться, было лицо Линды. Рыжая кусала губы и хмурила лоб, и говорила что-то, но что – разобрать он не мог.
Глава 18
Лицо Линды было последним, что он видел, отключаясь, – и она же стала первой, кого увидел, когда очнулся. Девушка вздохнула так, словно до того не дышала вовсе, выдохнула и улыбнулась. А Ваня…
Ваня еле успел повернуться на бок, до того резко подкатила тошнота. Он бы упал с кровати, но рыжая ухватила за рубаху. Пока его тело содрогалось, избавляясь от содержимого желудка, девичья ладонь убирала волосы со лба, нежно и как-то совсем по-матерински.
– Спасибо, – прохрипел парень, когда девушка подала чистую тряпицу и очередное питье, на этот раз теплое и пряное.
– Живой, – шепнула она и вновь улыбнулась. – Теперь будет легче.
– Что это было?
Зеленые глаза зло сощурились, она прошипела:
– Сорх, которого так хотел найти Снур. У него яд на когтях. И в слюне. И нам забыли об этом сообщить.
Тот самый зверь, который осторожный и на большие группы людей не нападает. Угу, как же. Ваня скривился. Ему бы тоже разозлиться, но сил не осталось. И вместо того, чтобы нагнетать в себе ярость, он устало огляделся. Дом с низким потолком, вместо окон пара щелей, забранных частой деревянной решеткой. Кровать-настил у стены, лавка рядом, а что дальше – не понять. Слишком темно, да и Линда, сидящая рядом, обзор закрывает.
– Мы где?
– В старой деревне.
Ваня нахмурился. Соображала голова плохо, но все же он помнил, что проводник настоятельно не советовал сюда ходить.
– Но…
– Да, ее бросили, и давно. Да, из-за иных тварей. Но охотники ночуют тут иногда… Когда иного выбора нет.
– Значит, из-за меня.
Она не стала отрицать, лишь пожала плечами.
– А где остальные?
– К ночи готовятся.
– А…
– Знаешь, Снур велел тебе отдыхать.
– К черту Снура.
Девушка ухмыльнулась.
– Конечно, к черту. Но отдыхать тебе надо. Сейчас можно и нужно спать.
– Но…
– Спи.
Она наклонилась вперед, ее ладошка накрыла глаза. Непривычно, но весьма приятно было ощущать и тепло это, и заботу.