Она с сомнением качала головой, а Виктор, подстраиваясь под ее шаг, обнимал за талию, зарывался носом в волосы и шептал, что они сильные и все смогут. Его дыхание щекотало ухо, губы скользили по чувствительной коже шеи, и Линда сбивалась с мысли, млея от ласки.
Кажется, на них поглядывали с неодобрением и даже завистью, девушка понимала это, смущалась, но медлила, не отстраняясь. Просто не в силах была лишить себя и его этих крох тепла и близости.
Грен Лусар был холоден более чем обычно, Снур, кажется, забыл, как нормально говорить, лишь приказы рычал. И общие настроения царили… нерадостные.
Маги махнули рукой на Марго, разрешив ей подлечить пострадавших. Как ни странно, среди травм были лишь ушибы и стесанные ладони с коленками, да Алина сожгла себе брови с ресницами и подпалила волосы у лица. Грен Иртен, обычно лояльный к огненной девочке, отчитал ее весьма жестко, и самой мягкой характеристикой ее действий было «полная дурость». Девушка лишь краснела и не могла ничего возразить.
Линда тихонько злилась, когда в поле зрения попадалось ее лицо, симпатичное даже сейчас – красноглазое и красноносое. Да, с глухорном сурово вышло, случай на охоте и рядом по ощущениям не валялся. Да, накрыло всех, и Дэн тоже голову потерял, но дел натворить успела только Алина. Было бы лучше, сиди она на месте и тихонько рыдай, как Сонечка или Юля. Но она не сидела. И вина за то, что они теперь шли, не опуская щитов, лежала на ней. А впереди была ночь…
Линда злилась, но потом напоминала себе, что для Алины все это внове. Это она и остальные ребята из команды Рейнара уже бывали в темных землях, испытали на себе и внезапное нападение сорха, и вязкий зов глухорна, и яростную атаку гзарок. А новоиспеченные маги, что и в лес-то из деревни далеко не ходили, просидели эти месяцы в тепле и безопасности.
Дети сытого мира. Они понимали, что рано или поздно выберутся из той глуши, «детского сада», как называл селение Витька, выйдут в большую жизнь. Но никто не ожидал, что это будет столь… жестко.
И что выберутся не все – тоже.
Пропажа Даня душила бессильной злобой. Даже в мыслях Линда не говорила слово «смерть», будто боялась беду накликать. Будто стоило ей поверить в это – и все, конец. Надежда иссякнет, и даже единого шанса не останется для этого светлого мальчика. Потому она лишь твердила себе: он жив, он спасся, все будет хорошо. И старательно не думала о том, как именно может быть реализовано это «хорошо» для него. Для человека, который упал в глубокий каньон, чудом не разбился в лепешку, но оказался посреди бурной реки, на границе земель темных и диких, один на многие километры вокруг.
А от мыслей об Олеге горчило на языке. Словно могла она удержать невысказанными какие-то слова, меньше провоцировать и задевать. Да, он бесил ее слишком часто, но и она паинькой не была. Возможно, она могла… Линда спотыкалась на ровном месте и качала головой.
Нет, не могла. Слишком сложно было находиться с ним на одной территории. Слишком сильно он ее раздражал – и подкатами своими, и шутками, и одним своим видом. И тем, что напоминал о прошлой жизни.
И все же было горько. Он не заслужил того, чтобы остаться на той стороне, попасть к торийцам – живым или… мертвым.
Каким бы он ни был, он был своим, и сердце болело не меньше, чем за Даня.
Боль в плече была дикой. Дергающая, она пронзала его, будто насквозь, и ударяла стрелами в руку и грудь. Он прикрыл глаза, пытаясь отрешиться от ощущения, игнорировать которое было весьма сложно. Выдохнул, произнес насколько мог ровно:
– Я уже рассказал все, что знал.
Пальцы торийца, который поддерживал его аккуратно, почти бережно, давили, вонзаясь в рану. Безошибочно находили болевые места, нажимали, не давая передохнуть, заставляя сердце заходиться в бешеном стуке, а дыхание замирать. А взгляд, такой внимательный, почти участливый, не отрывался от его лица ни на миг.
Хотелось материться сквозь зубы, но он лишь сильнее стискивал челюсти и дышал, дышал. Вдох… с-сука, что ж ты творишь?.. выдох. И снова. И снова.
Мучить людей, не пытая их слишком откровенно, торийцу было явно не впервой. И, Олег это отчетливо понимал, не будь тут Авилы, с ним разговаривали бы совсем по-другому.
Авила… Девушка, которую он совсем, как оказалось, не знал.
Рабыня грена Лусара, которую Олег не раз и не два утаскивал на сеновал или в сарай или по-простому зажимал у поленницы, и целовал жадно, и задирал юбку до бедер, рискуя нарваться на кого угодно – от малышни до магов.
Имперская ведьма, что отравила весь лагерь, погрузив его в сон. А потом воткнула ему нож в спину.
Женщина, которая спасла его от неминуемой расправы. Возможно, лишь продлила его муки и все же подарила лишние часы жизни. И надежду.
Нет, он понимал, что все посулы и обещания торийца – ложь, пустое сотрясание воздуха. Что стоит ему хоть где-то проколоться, выдать себя – и пытать его начнут всерьез, а после убьют без особой жалости. Но пока ему дали поесть, а девушке – обработать раны.
Быть под защитой женщины, возлагать все надежды на то, что она сможет его защитить, было… противно, не по-мужски. Но ни возмущаться, ни геройствовать он не хотел.
Он хотел жить. Особенно – после расправы, учиненной над одним из гьярраваров Снура.
Халле не повезло выжить. Его, сильно раненного, ослабшего от потери крови, подлечили, а после пытали. Олег, хоть и сидел поодаль, видел, как пластуют ему кожу острым ножом, ломают пальцы и прижигают внутреннюю сторону бедра, подбираясь все выше. Мужчина хрипло стонал, рычал проклятия, терял сознание от боли и вновь приходил в себя от оплеух и воды, вылитой на голову. Он дергался и провоцировал торийца, который его мучил, нарываясь на резкий удар, что прервет его мучения. Но тот, человек опытный, на провокации не поддавался, лишь чеканил вопросы, медленно и даже как-то лениво пытая воина.
Кто? Как? Куда? Почему они проснулись, хотя не должны были? Какой дорогой поведет людей грен Лусар? Что вообще в его планах?
Воин ругался, стонал, но держался, не рассказывая ничего, что можно было счесть полезным. А потом как-то резко умер, оставив торийца наедине с бездыханным телом.
Мужчина вытер лезвие об одежду поверженного гьярравара – медленно, обманчиво спокойно. Обернулся на Олега, и во взгляде его парень увидел свой приговор. Крепкий, не хуже джеррцев, но не такой высокий, с крупным носом, похожим на клюв хищной птицы, и глубоко посаженными глазами – Олег успел хорошо рассмотреть штатного мучителя, пока он не спеша шел к нему.
Ториец спросил устало, обшаривая цепким взглядом:
– Говорить будешь?
– Буду, – отозвался Олег, понимая, что выдержать пытки ему не по силам.
– Ачиль, не забывай, это мой мужчина, – упрямо и строго сказала Авила. – И мне он нужен целым.
Она, как только Халле испустил дух, подошла ближе, шепнула на грани слышимости: «Держись». Защищает, понял Олег и скривил губы.
Дожил, за юбку прячется.
– Сгинь, – велел ториец, не отрывая взгляда от парня.
– Я-то сгину, – пробурчала она, делая шаг в сторону, – только и ты не забудь про должок.
Мужчина, которого она назвала Ачилем, уставился на девушку с интересом.
– Вот оно как. Зачем он тебе?
– Понравился, – кокетливо отозвалась она и повела округлыми плечами, выставляя вперед высокую налитую грудь. – Да и праздник скоро. Ты же знаешь.
Мужчина поджал губы и махнул рукой, будто назойливую муху отгонял.
– Посмотрим. Может, и цел останется. Все от него зависит. Да?
Он присел напротив Олега, и парень неуверенно кивнул. Хорошо, если так, но что-то подсказывало, что стань он не нужен этому человеку, разозли его хорошенько – и непонятный должок Авиле будет забыт.
И все же его слушали. А он говорил. Не пытался врать или что-то утаивать, чтобы не разойтись в версии событий с девушкой, благо о планах старшего мага знал он немногое. И конечно, даже думать не рисковал об убитом им человеке – вдруг среди воинов Тория Всеблагого отыщется менталист. Он понимал, что вряд ли сообщит что-то такое, что не поведала еще ведьма, но от поганого чувства предательства было горько на языке.
Ачиль смотрел на него, спрашивал, слушал, ввинчивал пальцы в рану, и крылья хищного носа раздувались, реагируя на каждый подавленный стон и сбившееся дыхание. Кажется, ему это нравилось. Кажется, он не умел общаться иначе, как через боль и угрозы.
Наконец мужчина встал и отошел, исчез из зоны видимости, и Олег украдкой перевел дух. К нему подсела Авила, сунула в руки кружку.
– Пей.
Темная маслянистая жидкость ходила мелкими волнами, отзываясь на дрожь пальцев, и парень стиснул кружку покрепче.
– Что за должок у торийца перед тобой?
Она улыбнулась хитро.
– Ах, это. Знаешь, дознаватели тоже болеют. А я хорошая ведьма.
– А он – хороший дознаватель?
Девушка зябко передернула плечами, кинула быстрый взгляд куда-то в сторону.
– Хороший, – тихо ответила она.
– Он тебя трогал? – понятливо спросил Олег.
Она усмехнулась горько.
– А если и так? Что ты сделаешь? Правильно, ничего. Забудь. И пей уже, не тяни!
Ничего.
Он, здоровый мужик, во власти торийского дознавателя и имперской ведьмы. Смешно? Противно.
Хлебнул от души и закашлялся, чувствуя, как немеет от варева горло, будто стиснутое чьей-то железной рукой, и жесткий комок скребет пищевод, проваливаясь в желудок.
– Отравить меня решила? – просипел он, отдышавшись. – Хор-рошая ведьма…
Она фыркнула.
– Вот еще! Что за глупости? Думаешь, я тебя спасаю, чтобы самой убить?
– Я ничего не думаю, – честно признался Олег. – Я тебя вообще не понимаю.
– Вот и хорошо. Меньше знаешь – меньше болтаешь.
И он не нашелся, что ей сказать. Права была имперская ведьма, ох, права! Болтать лишнее не хотелось, но он знал, что ториец придет вновь. И спросит. А он – ответит.
Не сможет не ответить.