обы стать шишкой: отхватить изрядный кусок власти, запросто приглашать мэров в гости.
Если Йоркшира не остановить, то вы увидите, что он манипулирует не только "Памп". Он из тех людей, которые делают политическую кухню.
– И как мы его остановим?
Я осторожно повернулся в кресле и отпил бренди.
– Возможно, я могу дать вам инструменты для этого.
– Какие инструменты?
– Его секретные файлы. Его финансовые маневры. Долги. Полагаю, что взятки. Заключенные сделки. Ты – мне, я – тебе. Свидетельства давления.
Детали его отношений с Эллисом и все его дела с Тилпитом. Я дам вам эти файлы, оттуда вы это все и извлечете.
– Но где эти файлы? – прямо спросил Арчи.
– В моем компьютере в Лондоне.
Я объяснил им насчет перекачки данных по сети и что нужно будет взломать пароль. Я не мог решить – то ли они рады тому, что я сделал, то ли ужасаются. Скорее и того, и другого понемногу.
Чарльз выглядел потрясенным больше всех. Арчи – меньше.
– Если я вас попрошу, – сказал Арчи, – вы будете еще работать со мной?
Я посмотрел в его понимающие глаза, улыбнулся и кивнул.
– Хорошо, – сказал он.
Глава 14
Я поехал домой в Эйнсфорд вместе с Чарльзом. Вечер в доме Арчи тянулся долго. Арчи, Дэвис, Норман и Чарльз хотели знать все подробности, которые, как я обнаружил, так же непереносимо описывать, как н переживать. Многое я пропустил.
Я не рассказал им о развлечениях Эллиса с моими руками. Я не знал, как объяснить им, что для жокея руки – это основа его существования... основа его умения. Ты узнаешь лошадь по натяжению поводьев, прислушиваешься к сигналам, понимаешь вибрации, говоришь с лошадью посредством рук. Эллис больше, чем кто другой, понимал, что означала для меня потеря руки, и в тот день он обрушил на меня самую жестокую кару за то, что я, как он считал, пытался лишить его славы, всеобщей любви.
Я не знал, как заставить их понять, что для Эллиса отрубать ноги лошадям стало наркотиком более сильным, чем все известные препараты, что риск и власть могут отравить и мне посчастливилось, что у Эллиса под рукой оказался только гаечный ключ.
Я не знал, насколько близок он был к тому, чтобы непоправимо повредить мне правую руку. Я только знал, что он, кажется, был на это способен.
Я не мог сказать им, что я пережил наяву свой кошмар и что меня до сих пор трясет от страха.
Я сказал им только, что Йоркшир разбил мне лицо гаечным ключом. Я немного рассказал им о своем бегстве при помощи дзюдо и все о мальчишке на скейте, мороженом и посадке в автобус на глазах у Йоркшира и Эллиса. Это вышло почти забавно.
Арчи понял, что я не рассказал о многом, но не стал настаивать.
Чарльз озадаченно спросил:
– Но ведь они же ранили тебя, Сид?
И я почти со смехом сказал ему половину правды:
– Они безумно испугались меня.
Дэвис спросил насчет шропширского алиби Эллиса. Его коллега, королевский прокурор, был сильно озабочен тем, что адвокаты Эллиса сумеют не допустить вынесения приговора. Я объяснил, что у меня не было времени выяснить, в котором часу Эллис приехал на танцы.
– Кто-то должен знать. Надо просто поспрашивать местных, кто помогал парковать машины, – сказал я и посмотрел на Нормана. – Есть вероятность, что это сделает полиция?
– Некоторая вероятность есть, – сказал он.
– Обойдите пабы, – предложил я. Норман покачал головой.
– Времени осталось немного, – напомнил Дэвис. – Сид, ты не мог бы сделать это завтра? Завтра воскресенье. А в понедельник суд.
Арчи твердо сказал:
– Нет, Сид, не сможет. Всему есть предел... Я постараюсь найти кого-нибудь другого.
Жена Арчи, прежде чем пойти провести вечер у своей золовки Бетти Брэккен, наделала гору сандвичей. Арчи скромно предложил их нам. Вкус сыра и цыпленка казался мне странным, как будто я впервые пробовал их. Странно, что опасность и ощущение собственной смертности делают со знакомыми вещами.
Ощущение нереальности не исчезло, даже когда я взял бумажную салфетку, чтобы вытереть пальцы.
Зазвонили в дверь. Арчи пошел открывать и вернулся с напряженно-недовольным лицом, а за ним следом шел парень, в котором я с удивлением узнал Джонатана.
Мятежная копна волос стала намного короче. Желтые полосы еще оставались на отросших волосах. Выбритого скальпа не было и в помине.
– Привет, – сказал он, оглядывая комнату и задерживая взгляд на моем лице. – Я пришел повидаться с вами. Тетушки сказали, что вы здесь. Послушайте, вы совсем по-другому выглядите.
– На три месяца старше, – кивнул я. – Как и ты.
Джонатан взял сандвич, не замечая неодобрения Арчи.
– Привет, – беззаботно бросил он Норману. – Как там лодка?
– Лежит в зимнем сарае.
Джонатан прожевал и повернулся ко мне:
– Меня не хотят брать на буровую, пока мне не исполнится восемнадцать. Не хотят брать во флот. У меня неплохие пеки. И что мне с ними делать?
– Пеки? – озадаченно спросил Чарльз.
– Пекторальные мышцы, – объяснил Норман. – От катания на водных лыжах.
– А...
– А как ты добрался сюда от Комб-Бассет? – спросил я Джонатана.
– Бегом.
Он вошел в дом Арчи, даже не запыхавшись.
– Ты сможешь съездить на мотоцикле кое-куда – теперь, когда тебе исполнилось шестнадцать? – спросил я.
– Сделайте одолжение.
– У него нет мотоцикла, – сказал Арчи.
– Он может угнать его.
– Но... зачем?
– Съездить в Шропшир, – сказал я. Меня завалили возражениями.
Я объяснил Джонатану, что нужно сделать.
– Найди кого-нибудь – кого угодно, – кто видел, как Эллис Квинт приехал на танцы. Найди людей, которые парковали машины.
– Он не может ходить по пабам, – упорствовал Норман. – Ему еще нет и восемнадцати.
Мы с Джонатаном обменялись взглядами. В пятнадцать он покупал в пабе джин для жены дальнобойщика.
– Эй, – сказал он, – а куда мне надо ехать?
Я объяснил ему подробно. Его дядя и все остальные смотрели неодобрительно. Я выгреб из поясной сумки все оставшиеся там деньги и дал ему.
– Я хочу получить письменные показания, – сказал я. – Привези мне бумагу. За подписью свидетеля. Все должно быть солидно.
– Это вроде испытания? – медленно спросил он.
– Да.
– О'кей.
– Не задерживайся там больше одного дня, – сказал я. – Не забывай, тебя могут на этой неделе вызвать в суд давать показания.
– Как будто я могу забыть.
Он прихватил стопку сандвичей, широко мне улыбнулся и, не сказав больше ни слова, ушел.
– Вы не можете, – выразительно сказал Арчи.
– А что вы собираетесь с ним делать?
– Но... он...
– Он сообразительный парень, – сказал я. – Наблюдателен. Силен.
Посмотрим, как он справится в Шропшире.
– Ему всего шестнадцать.
– Мне нужен новый Чико.
– Но Джонатан угоняет машины.
– Но за все лето не угнал ни одной. Ведь так?
– Это не значит...
– Умение угнать машину, – с юмором сказал я, – в моих глазах скорее достоинство. Посмотрим, что он сделает завтра с этим алиби.
Арчи, все еще недовольный, отступил.
– От этого слишком многое зависит, – тяжело вздохнув, проговорил Дэвис.
– Если Джонатан ничего не найдет, в понедельник поеду сам, – сказал я.
– Будет слишком поздно, – сказал Дэвис.
– Нет, если вы сделаете так, что ваш коллега попросит еще один день отсрочки. Придумайте грипп или что-нибудь в этом роде.
Дэвис с сомнением сказал:
– Насколько вы связаны с этим судом? "Памп" – или Эллис Квинт, они ведь все равно не отстанут от вас? Я имею в виду... Эта кампания ненависти... вы не хотите отступить?
Чарльз обиделся за меня.
– Конечно, он не отступит, – сказал он. Такая вера! Я прямо сказал Дэвису:
– Не дайте вашему коллеге отступить. Вот где настоящая опасность.
Скажите ему, чтобы он настаивал на обвинении, алиби там или не алиби. Скажите прокуратуре, чтобы они нашли немного мужества.
– Сид! – Он отпрянул назад. – Они реалисты.
– Они до посинения боятся адвокатов Эллиса. Ну а я их не боюсь. Эллис отрубил ногу жеребцу Бетти Брэккен. Больше всего на свете я бы хотел, чтобы он этого не делал, но он сделал. У него нет алиби на ту ночь. Заставьте своего коллегу сказать адвокатам Эллиса, что жеребец в Нортгемптоне – подражательное преступление. Если мы не можем опровергнуть алиби Эллиса, то скажем, что это подражание, и будем на этом настаивать, и, если вы имеете хоть какое-то влияние на вашего коллегу прокурора, сделайте так, чтобы он дал мне возможность сказать об этом в суде.
– Я не должен давать ему инструкций вроде этой, – тихо сказал Дэвис.
– Да просто зароните в него эту мысль.
– Так как, Дэвис? – сухо сказал Арчи. – Наш мальчик не выказывает ни единого признака того, что кампания ненависти имела успех. Скорее наоборот, не так ли?
"Наш мальчик" встал, чувствуя слабость. Это был очень долгий день.
Арчи вышел вместе со мной и Чарльзом в прихожую и протянул руку на прощание. Чарльз сердечно пожал ее. Арчи взялся за мою кисть и посмотрел на вздувшиеся и глубокие рубцы, уже ставшие багровыми и черными.
– Вы весь вечер с трудом держали в руке стакан, – сказал он.
Моя рука оставалась рукой, и только это имело значение.
– Никаких объяснений? – спросил Арчи. Я покачал головой.
– Каменная стена говорит больше, – спокойно сообщил ему Чарльз.
Арчи, отпустив мою руку, сказал:
– Британский совет скачек хочет, чтобы вы проверили лояльность некоторых членов Совета. Сверхсекретное расследование.
– Они меня об этом не просили, – сказал я.
– Они просили меня, – сказал Арчи, и в его глазах блеснуло удивление. – Я сказал, что это сделаете вы – или никто.
– Никто, – сказал я. Он рассмеялся. – Вы начнете сразу после окончания дела Квинта.
Проблема в том, думал я, сидя рядом с Чарльзом в машине по пути в Эйнсфорд, что дело Квинта имеет шанс никогда не кончиться. Эллиса могут посадить в тюрьму, а могут и не посадить, но для нас обоих это будет не конец.