Дорога смерти. 43-я армия в боях на Варшавском шоссе. Схватка с «Тайфуном». 1941-1942 — страница 24 из 68

Долгое время существовала легенда: Москву спасли подольские курсанты. Эта легенда в семидесятых годах материализовалась в граните, бронзе и музеях. Имя подольских курсантов носят улицы и школы. О курсантах подольских училищ, в октябре 1941 года занимавших оборону в Ильинском и Детчинском секторах Можайской линии, написаны книги, картины, сняты кино– и телевизионные фильмы. Но теперь, даже среди части военных историков, и особенно публицистов, приближенных к политике, гуляет мнение, что это далеко не так. Одни говорят, что роль курсантов подольских училищ в судьбе обороны на Можайской линии была незначительной. Другие – что никаких курсантов на этом рубеже и вовсе не было. Ох уж эти либералы… А война на территории нынешней России, господа, была? Жгли здесь танки вермахта? Или их под Москвой тоже не было? И все немецкие дивизии дрались против англичан и новозеландцев в африканской пустыне, на Крите и в Арденнах?

В этой главе мы попытаемся, по возможности объективно, исследовать тему роли курсантов Подольских пехотно-пулеметного и артиллерийского военных училищ в битве за Москву.

Чтобы взглянуть на проблему шире и глубже, необходимо вернуться немного назад.

К 1 октября 1941 года на двух курсах, первом и втором, ППУ обучался 2101 курсант. В соседнем ПАУ обучалось 1500 курсантов. Программа трех лет обучения в связи с острой нуждой лейтенантов на передовой была сокращена до шестимесячной. Многие курсанты успели отучиться всего один месяц. Подольск расположен на Варшавском шоссе. За Подольском уже Москва. 5 октября, когда разведка подтвердила движение многокилометровой механизированной колонны на отрезке Юхнов– Медынь, член Военного совета Московского военного округа генерал К.Ф. Телегин произнес ту знаменитую фразу, которая теперь цитируется всегда, когда речь заходит о Варшавском шоссе и октябре 41-го года: «Главная наша надежда и опора в эти часы – Подольские училища…» [35]

Днем раньше с аэродрома Тёмкино [36] поднялся легкий и маневренный И-16 и взял курс на Двоево [37] . Истребитель пилотировал не просто опытный летчик и ас, прославившийся своими воздушными победами еще в Испании, в кабине истребителя сидел командир 43-й авиадивизии генерал-майор Георгий Нефедович Захаров [38] . После войны генерал Захаров написал очень хорошую мемуарную книгу. Она называется очень просто и точно: «Я – истребитель». В ней он подробно рассказал об этом необычном полете.

«Набрав высоту, заметил ХШ-126. Немец шел в сторону Юхнова, над дорогой Юхнов – Медынь. Мне показалось странным, что немецкий разведчик идет в том направлении – по моим данным, там должны были находиться наши войска. Забираться в сторону Медыни ХШ-126 раньше не решались. Тогда я пошел за немцем и вдруг увидел, что дорога запружена танками и автомашинами. Поведение немца, который безбоязненно и нахально кружил над танками на небольшой высоте, меня удивило: ведь танки шли под красными флагами. Невольно подумал сначала, что танкисты, очевидно, не знают силуэтов немецких разведчиков и потому не стреляют по «хеншелю». Если бы они поняли, что обнаружены, то, конечно, попытались бы сбить этот самолет. Но я уже настигал его, деться немцу все равно было некуда. А танкисты высовывались из люков и, глядя в небо, приветливо махали руками. Я понял, что они видят мой И-16. Круто спикировал. ХШ-126 завертелся было, да поздно: я уже всадил в него несколько очередей с большим энтузиазмом.

Смущала танковая колонна. С самого начала войны не видел таких мощных колонн с красными флагами. Но вскоре все прояснилось. Едва ХШ-126 упал в придорожный лес, внезапно все танки открыли по мне бешеный огонь! Я был ошарашен. Рискуя быть сбитым, снизился до бреющего полета и прошел над самой колонной. Что же увидел? На красных полотнищах явственно просматривались черные свастики…

Это было в первых числах октября, когда враг прорвал фронт…»

Генерала Захарова возмутило нахальство немецкого ближнего разведчика, безнаказанно порхающего над нашей колонной. Представляю, каково же было возмущение всей колонны, когда у нее на глазах неожиданно появившаяся из-за леса Die Ratte (крыса – так немцы называли наш истребитель И-16) нахально и стремительно атаковала «хеншель» и завалила его первыми же очередями.

Генерал Захаров доложил о движении колонны в штаб армии. Информация пошла по команде и вскоре попала в Москву в Главный штаб ВВС, а потом в Ставку. Но в нее вначале не поверили. Срочно были подняты скоростные бомбардировщики, базировавшиеся под Рязанью. Разведывательная эскадрилья СБ в эти дни не знала отдыха. Один за другим самолеты поднимались в воздух, держа курс на Юхнов. Информация подтвердилась: на Медынь и в сторону Калуги двигались немецкие колонны. Беспрепятственное движение противника по Варшавскому шоссе воспринималось как катастрофа.

От Юхнова до Москвы 198 километров. Войск на пути немцев нет. По сообщениям авиаразведки, немецкая колонна – танки, артиллерия, грузовики, бронетранспортеры, повозки на гужевой тяге – растянулась на 25 километров. По данным некоторых исследователей, в 25-километровой колонне двигалось до 200 танков и около 20 ООО пехоты. Справедливости ради необходимо сказать, что основная часть этой колонны, достигнув Юхнова, повернула на север, к Вязьме.

5 октября начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников позвонил командующему войсками Западного фронта генералу И.С. Коневу. Иван Степанович доложил обстановку. Шапошников спросил о положении на левом фланге, и в частности о войсках Резервного фронта. Генерал Конев ответил:«0 Резервном фронте известно, что мотомехчасти противника заняли СПАС-ДЕМЕНСК и продвигаются на северо-восток в направлении ВЯЗЬМЫ. 12.00 противник занял ВСХОДЫ, что 15 км сев-вост. СПАС-ДЕМЕНСК. Утром мотомехчасти противника заняли ЮХНОВ и в 13.00, по данным авиации, повернули на север и северо-восток. Мне известно, что в этих направлениях у Буденного дело плохо». Шапошников: «Проверяли ли Вы данные своей разведки? Подчеркиваю, именно своей, потому что продвижение между

15 и 16 часами авиационная разведка Главного Командования не подтвердила движение мотомехчастей противника на север на Вязьму от шоссе Спас-Деменск. Много вранья в данных авиационной разведки, поэтому надо тщательно проверить». Конев: «Докладываю: данные о положении Резервного фронта получены лично мною от тов. Анисова, кроме того, у них есть специальное сообщение по Бодо. Проверено нашей авиацией. Авиация подтверждает движение противника от Спас-Деменска на север и от Юхнова одна колонна до 50 единиц движется на северо-восток. <…> Докладываю, что по моим данным, у Резервного фронта, как в Вязьме, так и в Юхнове, никаких войск нет, дороги свободны» [39] .

В Москве все еще не верили в то, что произошла катастрофа. Катастрофа произошла и под Вязьмой, и под Юхновом, и под Спас-Деменском, и в районе Белого и Ельни. Но самое страшное для Москвы в эти дни происходило в районе Юхнова.

Изучение документов того отрезка времени наводит на мысль о растерянности штаба Резервого фронта и лично маршала Буденного. Командующий Западным фронтом генерал Конев, к сожалению, поздно получил разрешение на отвод войск. Вяземское кольцо замкнулось.

Часть войск противника, как мы видим из фрагментов документов, приведенных ниже, продолжала продвигаться в северо-восточном направлении – по Варшавскому шоссе. По некоторым данным, в колонне, которая 6 октября двигалась от Юхнова к Медыни, было до 20 единиц бронетехники, артиллерия, минометы. В авангарде шел саперный батальон, усиленный мотоциклетным подразделением и фактически выполнявший роль штурмового батальона.

Эту колонну остановили на реке Извери у деревни Воронки, что в нескольких километрах от железнодорожной станции Мятлевская. И сделали это десантники капитана Старчака и передовой отряд курсантов подольских училищ под командованием старшего лейтенанта Л.A. Мамчича (6-я рота ППУ) и капитана Я.С. Россикова (артдивизион ПАУ).

Курсантов подняли по тревоге. Училища спешно выдвигали под Малоярославец на Можайскую линию обороны. Необходимо было торопиться, так как противник мог опередить и первым занять рубеж.

Для того чтобы развернуть училища на ильинском участке, который перекрывал Варшавское шоссе, требовалось время. И тогда решено было выбросить вперед, к реке Угре, передовой отряд.

Это были по сути дела смертники.

Накануне 6-я рота сдала в стирку шинели. Поэтому в ночь с 5 на 6 октября они отправились к Юхнову в гимнастерках и пилотках. Шинели и шапки, как вспоминают очевидцы, им подвезли вместе с боеприпасами на вторые или третьи сутки. Многим они уже не понадобились.

Иногда в прессе мелькает: мальчишки, мол, с одними винтовками, вышли против танков…

Были среди курсантов и вчерашние школьники. Но основной состав курсантов обоих училищ составляли люди, которым было от 23 до 27 лет. Некоторые пришли в училища с заводов, со студенческой скамьи, из колхозов и учреждений. Вчерашние учителя, киномеханики, инженеры, агрономы. Было некоторое число курсантов, переведенных из других военных училищ, в том числе считавшегося тогда образцовым Московского военного училища имени Верховного Совета РСФСР, а также Киевского военного пехотного. Командирами взводов служили лейтенанты, окончившие Харьковское, Сумское, Смоленское артиллерийские училища.

Из приказа по ППУ № 257: «В соответствии с… указанием командующего войсками Московского военного округа полагать училище выбывшим на фронт в качестве отдельной боевой группы действующей армии…» [40]

Передовой отряд под Юхнов перебрасывали на грузовиках, собранных по всему Подольску. Водителями были гражданские, в том числе много девушек.

6 октября на рассвете курсанты и десантники контратаковали немецкие авангарды, переправившиеся через реку Угру, и отбросили их до моста через реку.

Вот как вспоминал первый бой бывший курсант ППУ В.Ф. Леонов из Москвы: «Видим перед собой гитлеровцев… Бегут… Не верим своим глазам…враг бежит. Бежит от нас, курсантов. Мы ликуем, успех удваивает силы» [41] .