Ясное, прозрачное чувство – такое, как любовь к Мите.
Они пробыли на пляже часа три. Грелись на солнышке, болтали, купались. В основном – купались. Митя прекрасно плавал. Лина смотрела, как его сильные руки взрезают волны, и старалась не отставать. Сама она тоже неплохо держалась на воде и отваживалась нырять, нацепив маску.
Там, на дне, она и увидела это.
Вода была прозрачная, они с Митей наблюдали за стайками маленьких рыбок, которые прятались между камнями, подбирали ракушки, разглядывали семенящих по дну кособоких крабиков. Потом Митя сказал, что хочет сплавать подальше, а Лина вновь нырнула и, оказавшись под водой, увидела то, что увидела.
Прямо перед ней была глубокая воронка. Лина могла поклясться, что секунду назад ничего такого на дне не было. Теперь вода помутнела, живность пропала, дно изменилось: вместо гальки появился песок. Лина хотела вынырнуть на поверхность, но вместо этого скользнула вглубь, будто что-то потянуло ее за собой. На самом дне она разглядела смутный силуэт.
Нечто темное деловито шевелилось, выкапывалось из песка, силясь выбраться наружу. Может, незадачливый ныряльщик чудом угодил туда и ему нужна помощь? Бессмыслица какая-то. Но даже если бы там действительно был утопающий, она все равно не смогла бы заставить себя протянуть к нему руку, попробовать вытащить. Лина заледенела, ужас струился по ее жилам. «Сейчас задохнусь!» – подумала она, не в силах пошевелиться.
Существо продолжало выбираться из песка. Лина поняла: если она увидит то, что так настойчиво лезет вверх, то потеряет рассудок. Она точно знала – существо старается не просто выкарабкаться. Хочет добраться до нее! Оно знает, что Лина застыла в двух шагах, парализованная и беспомощная.
Должно быть, она прилетела к морю, чтобы найти свою смерть. Может быть, у нее сердечный приступ, и умирающий мозг напоследок вызывает дикие галлюцинации. А может, все происходит на самом деле. Одно было ясно: еще немного, и ее не станет. Лина почти смирилась с этим, но кто-то обхватил ее за плечи и повлек ввысь. Спустя секунду она увидела рядом встревоженное Митино лицо, обхватила его руками и заплакала.
Митя вынес ее из воды, говорил что-то успокаивающее, гладил по волосам, целовал, а она тряслась, глотала слезы, цеплялась за него. Тогда он увел ее с пляжа, и уже по дороге домой Лина немного успокоилась и отогрелась. Они шли вдоль торговых рядов, потом мимо кафе и домов, и теперь Лине было неловко за свою истерику.
Муж рассказал, что уплыл недалеко, обернулся и увидел, что ее нет. Подождал немного, поскольку знал, что Лина собиралась понырять, но она не показывалась уже слишком долго. Он поплыл обратно и сразу увидел ее. Лина неподвижно зависла в воде с опущенной вниз головой, раскинув руки и ноги, как морская звезда.
– Рядом со мной… ничего не было? – спросила Лина.
– Нет, ничего особенного, – удивился Митя.
– Мне показалось…
– Ты испугалась чего-то?
– Мне показалось, что все изменилось. На дне появился песок, и там кто-то был! – Лина понимала, как это звучит, но не могла заставить себя замолчать. Ей требовалось выговориться, и хотелось, чтобы Митя успокоил ее.
– Никого не было, Ангёленок. Там мелко, если что, я бы заметил. Мне кажется, ты потеряла сознание. Что, если бы я уплыл, и ты утонула? – Он крепче обхватил ее за плечи и сказал, что больше никуда от себя не отпустит.
Лина знала, что муж прав: виновато меркнущее сознание. Если он ничего необычного не увидел, то ничего и не было. Ей померещилось.
И то, что она увидела в последний миг, перед тем как Митя ее вытащил, тоже почудилось. Рука, которая выбралась из песка. Полная, белая, на ногтях бежевый лак. И кольцо. Массивное обручальное кольцо. Кажется, такие называют дутыми, потому что внутри они полые. Лина сотни раз видела это кольцо на ее руке. И никак не могла увидеть здесь, в Локко, на морском дне, в глубине воронки. А если она вся – тоже там?..
Лина тряхнула головой. Довольно! Ей стало плохо: переутомление в дороге, смена климата, к тому же она перегрелась на солнце. Именно это и говорил Митя – у нее нет оснований не верить.
Сегодня они с Митей тоже собирались на пляж. А после – на экскурсию в Малый Самаш.
Муж вышел из ванной. Волосы его были влажными, на бедрах – полотенце. Он увидел, что Лина уже проснулась, и подошел к кровати.
– Доброе утро, Ангелёнок!
Митя хотел было сграбастать жену в объятия, но она ловко увернулась и несколько секунд спустя тоже стояла под тугими струями воды – в номере был отличный напор, как она и любила.
Чувствуя, как вода стекает по ее телу, Лина думала о том, что абсолютно, до капельки счастлива. Митя рядом, он принадлежит ей, не отвлекается на дела и требования назойливых клиентов.
Конечно, Локко необычное место, но это ее место. Она полюбила этот городок. Здесь ей настолько спокойно, что хочется остаться навсегда.
«Так и будет!» – раздался в ее мозгу чей-то голос.
Кому он принадлежит, Лина понять не успела.
Глава третья
Настоящая жизнь началась для Лины с поступлением в институт. Сколько себя помнила, она всегда рисовала, мечтая стать профессиональным художником.
То есть не так. Она могла быть либо художником, либо никем.
Поступила легко: в памяти не отложилось ни волнения, ни сомнений. Первым ярким, шокирующим впечатлением было осознание того, что большинство сокурсников мало интересует живопись. На факультете готовили художников-оформителей, специалистов по дизайну помещений и ландшафта, и все как один мечтали открыть собственное дело, стать модными дизайнерами. Хотели много зарабатывать, повыгоднее продавая те жалкие крохи таланта, которые Всевышний отпустил на их долю.
Ангелина хотела иного, и у нее не получалось это скрывать. В первый же семестр она прослыла чокнутой, чудачкой. У нее не было друзей, каждую свободную минуту она чиркала что-то в блокноте для зарисовок. Открывала рот, только если нельзя было промолчать. Угрюмая, тощая, как кочерга, нелюдимая девица. Над ней смеялись, ее сторонились и никуда не приглашали.
Впрочем, если бы кому-то и пришло в голову позвать Лину на дискотеку или в кино, она не смогла бы пойти: не было денег на развлечения и одежду. Доходы, включающие крошечную стипендию, зарплату уборщицы, редкие подработки верстальщицей в газетах или оформителем, уходили на краски, кисти, бумагу, холсты. На еду и то оставалось немного, но она давно привыкла скудно питаться.
Лина была кошкой, которая гуляла сама по себе. Вернее, Неуловимым Джо из старого анекдота: Неуловимый, потому что на фиг никому не нужен. Будь она при всех заскоках красивой девушкой, чудинка придавала бы ей обаяния. Но она была серой мышью, замарашкой в застиранных тряпках.
Только Митя сумел разглядеть в ней нечто особенное, и теперь люди говорили, что у нее есть стиль.
По правде говоря, Лина не сразу смирилась с тем, что на пьедестале ее ценностей произошла необратимая смена лидера. Она и сейчас знала, что может быть только художником, но также знала, что без Мити вообще не может быть. Вот в чем разница.
Митя заметил ее на открытии Летней выставки. Она к тому времени сдала экзамены, защитилась и вот-вот должна была получить диплом, а он окончил третий курс. Летнюю выставку придумал ректор, и это была удачная идея. Вскоре ректор сменился, и традиция умерла. Но в то время каждый выпускник мог представить зрителям свои творения, не более трех работ в любом жанре и стиле.
Лина выбрала свои любимые картины: «Навстречу», «Двое и дождь» и «Разделенные светом». Рассказывать, что там изображено, бессмысленно: это то же самое, что пытаться словами передать аромат или музыку. Конечно, втайне она надеялась, что Митя придет и заметит ее работы.
Поразительно, но так и вышло.
Он с одногруппниками и, как обычно, об руку с очередной красоткой шел по залу, скользя взглядом по развешанным на стенах картинам. Видимо, ему ничего не нравилось, он шептался с барышней, пересмеивался с друзьями и, наверное, думал, зачем его дернуло прийти сюда.
Линины картины висели возле окна, в углу. Поначалу Митя прошел мимо, но потом вернулся и принялся внимательно рассматривать каждое из полотен. Девица продолжала ворковать, поглаживать его по плечу, тянуть за руку – ей было скучно, не терпелось выбраться отсюда на улицу, но он не замечал – лишь неотрывно смотрел на картины. А Лине казалось, вернее, она знала, что он глядит ей в душу.
Сама она стояла возле стола организаторов. Притворялась, будто читает какие-то бумаги и не смотрит на Митю. Руки ее дрожали, внутри словно перекатывались тугие прохладные шарики. Она едва могла дышать. Ей казалось, в этот миг решается ее судьба.
Лину мучила мысль, что она плохо одета. Собственное отражение в зеркале казалось кошмаром. Зачем, зачем она не надела светлые фирменные джинсы! Утром лил дождь, и она побоялась заляпать грязью единственную приличную вещь в гардеробе, на которую копила полгода. Брюки смотрелись бы выигрышно: у нее стройная фигура и длинные ноги. Но она напялила цветастую юбку в пол. Эта юбка, вкупе с белой блузкой, украшенной разноцветной вышивкой, делала ее похожей на городскую сумасшедшую.
– Это ведь ты написала? – Оказывается, Митя подошел к ней.
– Что?
От волнения голос звучал отрывисто и резко.
– Те картины в углу – твои? Ты Ангелина Кольцова? – продолжал допытываться Митя, разглядывая ее.
– Если и так, что с того?
Хотела ответить спокойно, с достоинством, а получилось ершисто и при этом жалобно. Договаривая фразу, Лина чувствовала, как глупо она звучит. И покраснела, проклиная свою бестолковость. Почему она вечно все портит? Но Митя, видимо, ничего такого не думал.
– Не сердись. Я подошел сказать, что они великолепны. Ты очень талантливая. Извини, – спохватился он, – я Дмитрий. Шалимов.
Спустя два года Лина тоже стала Шалимовой. Судьба сделала ей царский подарок, и в минуты, когда хватало духу задуматься об этом, Лина спрашивала себя: что она потребует взамен?..