Она любила Митю самоотверженно – это было наиболее подходящее слово для определения ее чувства к нему. Здесь не шла речь о героизме или еще чем-то возвышенном, книжном, просто сложилось так, что ей пришлось любить его, отвергая саму себя – свои желания, стремления, эмоции, даже свое естество. Пока были силы, она готова была идти на это, лишь бы быть рядом.
Оставалась она возле Мити еще и потому – чего уж скрывать от себя самой! – что в ней жила вера: когда-нибудь у него откроются глаза на жену, Митя поймет, что такая женщина не может, не должна быть с ним рядом…
Само собой, был еще один вариант – попытаться рассказать обо всем Мите. Но Стелла сразу отбросила его. Он ей ни за что не поверил бы. Чистый ангел, каким Митя считал свою Лину, его трогательный, невинный Ангелёнок (ее просто выворачивало, когда он называл так жену), не был способен на жестокую, с вывертом, выходку, на угрозу убийства и шантаж.
Лина больше не заговаривала с помощницей мужа на эту тему. Походы по магазинам и выставкам, к облегчению Стеллы, прекратились, они теперь почти не бывали наедине, но иногда проводили время втроем – и Лина вела себя, как раньше. Выглядела уязвимой, смотрела взглядом заблудившегося ребенка, смущалась, неуверенно улыбалась, все так же робко жалась к мужу.
Стелла подумала бы, что тот разговор ей почудился или приснился, если бы примерно раз в полгода не получала от Ангелины посланий. Они были вложены в простые белые конверты, без марок. Приходили не по почте: кто-то просто опускал их в почтовый ящик. От мысли, что Лина бывала возле ее дома, возможно, подходила к двери, стояла и прислушивалась или смотрела на окна квартиры, Стеллу пробирала дрожь. Иногда ей требовалось немало мужества, чтобы открыть дверь подъезда: казалось, Лина подкарауливает ее там, на улице. Поджидает, хочет убить или изуродовать – плеснуть в лицо кислотой.
В такие дни она еле сдерживалась, настолько сильно было желание бросить все и уехать к Эмме. Но она не позволяла себе поддаваться панике – чувствовала, что нужна Мите. И понимала, что не может без него.
Послания Лины были предельно кратки и лаконичны: на принтере отпечатано всего одно слово – «Помни». И ничего больше. Это было что-то вроде контрольного выстрела в голову. Письма убивали все надежды Стеллы, еще раз давая понять, что Митя ей не принадлежит и принадлежать не будет.
«Помни», – предупреждала Ангелина, и Стелла помнила. Две любящие одного мужчину женщины, они постоянно находились возле него, но не боролись друг с другом. Даже не начавшись, битва уже была проиграна Стеллой.
Сюда, на работу, Лина отправляла свое предупреждение впервые. Почему? С чем это связано? Страшно было предположить. А вкупе с молчащим Митиным телефоном и сном, что приснился этой ночью…
Стелла боялась развернуть лист и прочесть то, что на нем написано. Но сделать это было необходимо.
Телефонный звонок прозвучал настолько неожиданно, что она не удержалась и вскрикнула. Постояла, глядя на оживший аппарат, как на диковинное животное, непонятно как очутившееся здесь, потом быстро пересекла комнату, сняла трубку и опустила ее на рычаг. Телефон обиженно умолк.
Стелла вновь взялась за письмо.
Оно отличалось от предыдущих. Сильно отличалось. Жаль, что не попало к Мите, что он не прочел его, подумалось в первую минуту. Стелла бы тогда рассказала, что письмо прислала Лина, и он задумался бы, что собою представляет его обворожительная милашка-жена. Но тогда пришлось бы рассказать ему слишком многое. Все. И это наверняка поставило бы его жизнь под удар. Хорошо, что он ничего не увидел.
Но Лина… Стелла почувствовала, что снова дрожит, как нынче ночью, пробудившись от кошмарного сна. Нормальный, здравомыслящий человек не мог бы прислать такое. Видимо, Ангелина не сумела удержать маску, и монстр, который грыз ее изнутри, вырвался наружу, когда она писала это.
Писала от руки – в этот раз послание не было отпечатано.
Кривые, угловатые буквы были разными по величине, словно писал маленький ребенок, который только начал осваивать грамоту. Строчки ползли вниз, знаки препинания отсутствовали. Бумага в нескольких местах запачкана краской, нижний уголок оторван.
Надпись гласила: «Он мой поняла тварь навсегда мой».
Телефон снова зазвонил. Стелла нагнулась и выдернула провод аппарата из розетки. Работа подождет. Ей необходимо было сосредоточиться и все спокойно обдумать.
Только спокойствие давалось с большим трудом. Лина не в своем уме, теперь это стало совершенно очевидно. Митя в опасности: кто знает, что придет в голову этой ненормальной? Вполне вероятно, она планирует убить мужа и себя! Тогда уж они точно навсегда останутся вместе, никто на него не посягнет. Может, она как раз это и имела в виду в своем безумном письме?!
Стеллу трясло от страха за Митю, от мысли, что она может никогда больше не увидеть его. Господи, что она за дура! Ясно же, она не должна была молчать все это время! Нужно было сразу сказать Мите об угрозах Лины, постараться сделать так, чтобы он поверил.
Это ее глупое притворство, выдумка про Эмму… Как она могла быть такой наивной? Стелле казалось, Ангелина успокоилась. Она радовалась, что может остаться подле Мити и жадно ловить перепадающие ей крохи внимания, услаждая себя мыслями, что нужна ему. Упиваться обществом любимого, да при этом еще всерьез полагать, что оберегает его!
Вот тебе и уберегла… Сейчас Митя где-то на краю земли, рядом с психопатической, непредсказуемой женщиной, которая неизвестно что задумала.
Что, что делать?! До Мити дозвониться не удается. Попробовать связаться с Линой? Эта мысль Стелле не нравилась, очень не нравилась. Что она ей скажет? Поздоровается, как ни в чем не бывало и попросит к телефону Митю? Ангелина может что-то заподозрить, почуять неладное. Кто знает, не сделает ли Стелла своим звонком только хуже?! К тому же что-то подсказывало ей: дозвониться до Митиной жены тоже не получится.
Может, обратиться в полицию? Но у Стеллы нет никаких доказательств, что Лина намерена причинить вред своему супругу. Вполне вероятно, Митя через неделю объявится, загорелый, отдохнувший и вполне живой-здоровый. Что Стелла ему тогда скажет? Как объяснит, что пыталась впутать полицию в его личную жизнь?
Она подошла к одному из двух огромных окон – Мите нравилось стоять здесь и смотреть вниз. А если она просто накручивает себя? Если нет у Лины никаких ужасных намерений? Негодяйка всего лишь решила еще раз напомнить о себе, попугать Стеллу – только и всего.
Сейчас ничего невозможно предпринять, думала девушка, ничего.
Но больше так жить нельзя – тем более что она уже все для себя решила. Когда Шалимовы вернутся из отпуска, она не просто уволится. Перед тем, как закрыть за собою дверь в последний раз, Стелла все расскажет Мите. Он имеет право знать, что творилось за его спиной все эти годы. Уберечь его она не может – с этой иллюзией Стелла сегодня рассталась. Но возможность выбирать, как поступить, предоставить ему сумеет. И пусть уж он сам решает, что делать.
Да, именно так и следует поступить, думала она, отойдя от окна и усаживаясь за стол. Они поговорят – лицом к лицу, спокойно. Она покажет ему письмо – он ведь сам видел этот конверт, велел Лаптеву передать ей. У Стеллы хранятся и другие послания Лины – пусть посмотрит, убедится.
После нужно будет познакомить его с Эммой – и тогда он уверится, что она лгала насчет себя. Митя умный человек, он поймет, что ни одна женщина не станет выставлять себя лесбиянкой, чтобы просто отпугнуть ухажеров. Для этого должна быть другая, очень веская причина.
Итак, главное сейчас – дождаться Митю. Плюс, возможно, не лишним будет узнать побольше о его обожаемой жене. И почему эта мысль раньше не приходила ей в голову?..
Стелла воткнула телефон в розетку. Телефон немедленно зазвонил в третий раз, и на этот раз она ответила.
Глава пятая
На следующий день Стелла сидела в офисе, лениво листала кое-какие бумаги, грызла крекер, пила кофе – на этот раз без топленого молока. Можно было передохнуть: все вопросы решены, напряжение спало. Она даже компьютер уже выключила.
Близился конец рабочего дня, но в этот раз она не станет спешить домой – отправится в фитнес-центр. Поплавает в бассейне, сходит на массаж: записалась еще на прошлой неделе. Думала, идти – не идти, и все же решила сходить, побаловать себя. Надо наконец выбираться из своей раковины. Что проку сидеть каждый вечер дома и думать, думать об одном и том же? Так и свихнуться недолго.
Из приоткрытого окна веяло прохладой – только что прошел дождь. Такой дождик называют грибным или слепым: солнце забыло спрятаться за тучку, и теплые капли сверкали, переливались в его лучах. Стелла закинула ногу на ногу и сбросила босоножки.
Внезапно, безо всякого перехода, ее обожгла мысль: он не вернется. Девушка поперхнулась от неожиданности, закашлялась и отшвырнула от себя чашку. Коричневая жидкость фонтанчиком выплеснулась на стол.
Митя больше не вернется.
Никогда не войдет в эту дверь, не сядет за свой стол, не включит компьютер, не улыбнется, не позвонит, не пошутит, не пригласит на обед, не поговорит, не поздравит с праздником, не…
Миллион, миллион всевозможных крохотных «не», которые раздавят, расплющат, без остатка уничтожат жизнь Стеллы. Без Мити все станет бессмысленным. «Мителине» не нужны будут клиенты и проекты – и Стелле тоже ничего уже не будет нужно. Ни карьера, ни Лондон.
Зачем, чего ради она сидит тут и, как трусливый страус в песок, прячет голову в документы, изучает счета, читает бессмысленные бумажки, которые скоро потеряют всякое значение? Почему торчит тут, вместо того чтобы мчаться к нему? Хотя бы попробовать спасти?
Ведь в глубине души, под толстым покровом рационального и правильного, она давно знает: с Митей там что-то происходит. Иначе он давно дал бы о себе знать – по-другому и быть не могло. Его отдых обернулся чем-то страшным. Он не плавает в море, не валяется на пляже, не ездит на экскурсии и не пьет вечерами душистое южное вино. Ему грозит опасность – и может статься, пока Стелла торчит здесь и старается вести себя разумно, эта опасность уже настигла Митю.