— Ну да. — Морхольд кивнул. — Не, благодарю, но товар нам твой без надобности.
— Так, а чего тогда свет заслоняешь, земляк, а?! — фиксатый нахмурился. — Ты это, давай, иди…
И зашелся в глубоком, харкающем, перекатывающемся внутри кашле. Согнулся пополам, держась за горло и грудь, заперхал, сплевывая шматки соплей, слизь, черную смоляную слюну, и красные ошметки.
— Однако, — Морхольд торопливо дернул Дарью, и зашагал в сторону. — Нам с тобой еще много чего сделать надо.
Повернулся, еще раз глянув на девушку. Странноватый оттенок у глаз, ничего не скажешь. Стоит поменяться освещению, в одну или другую сторону, та кони сразу или темнеют, или наоборот. Или старость брала свое, и зрение таки садилось, медленно, но верно.
Рынок размещался в одном из пока пустовавших зданий депо. Старое, но крепкое, поставленное давным-давно из красноватого кирпича, с двускатной крышей из прочных листов металла. Понятное дело, окна, когда-то высокие и широкие, пропускающие солнечный свет, сейчас оказались полностью закрытыми. Сваренные из вагонных дверей щиты, надежно притянутые толстенными анкерными болтами, посаженные на цемент и вдобавок, скрепленные толстыми полосами железа, закрывали проемы полностью. В самом начале здесь, не боясь беспорядков, сгоняли всех, оказавшихся рядом со станцией. Мест в бомбоубежище, располагающемся под станцией, хватало далеко не на всех желающих.
Но, как не странно, выжили многие. Теперь, спустя двадцать лет, удачно встретивший атаку Кинель, отдал кусок депо для торгашей. И поступил правильно. Жители окрестных поселков, хуторков и деревенек, шли сюда постоянно. Тащили на тележках и собственном горбу, катили на тележках и тачках свой товар. Еду. То, без чего не проживешь. Немного доплачивали в нескольких километрах, остававшихся до крепости, и дальше путешествовали с относительным комфортом, набившись в скотовозки и открытые платформы.
— Перестань вести себя как маленькая обиженная девочка, — буркнул Морхольд. — Я не виноват, что тебе куда важнее купить хорошие сапоги и куртку, чем какие-то бесполезные цацки.
— Да. — Дарья шмыгнула носом. — У мамы сережки были, такие, знаешь, голубенькие.
— Бирюза, скорее всего, — автоматически сказал сталкер. — Красивые?
— Очень.
Морхольд больше не задавал вопросов.
— Люблю цивилизацию.
— А?
— Дашенька, несмотря на твой юный возраст и полученное воспитание, ты точно не тупа или глупа, так и не корчь из себя деревенскую простушку.
— Хм. Не буду. Только, это…
— Чего?
— Какая ж тут цивилизация?
Морхольд ухмыльнулся, остановившись.
— Рынок?
— Рынок.
— Торгуют?
— Да. И что?
— Никто никому горло не режет, что. Цивилизация.
— Открыто не режут. — Даша пожала плечами. — Ночью, если не заплатят…
— Вот что ты за человек, а? — Морхольд вздохнул. — Нудишь как бабка старая. А то не знаю, что ночью почикать могут, если дань не заплатишь, ага. Я не о том. Один хрен, торгуют открыто, не боятся, не прячут товар. Ты посмотри вон, сколько всего лежит, а?
Лежало, стояло, висело и переминалось с ноги на ногу действительно немало. И это несмотря на не базарный день, что выпадал только через двое суток.
— Вон, видишь, торжество генетики еще чуть ли не советских времен! — Морхольд ткнул пальцем на красивую, черную с белыми пятнами, лобастую буренку, мирно жующую жвачку. — Сейчас каких только тварей из них не выводится, а эта, поди ж ты, нормальная.
— Вряд ли… — протянула Даша. — Хозяин у нее Яшка Цыган.
Морхольду явно захотелось возмутиться, но ушлая малолетка оказалась права. Буйно-кудряво-черноволосый тип, в кожанке, с золотой цепью поверх где-то найденной рубахе, видать тот самый Цыган, решил покормить свою красавицу. И бросил прямо перед ее мордой еще живую крысу, ловко выхватив ее из корзины. Буренка чуть дернула головой, крыса пискнула, и клычищи скотины тут же начали превращать ее в новую порцию жвачки.
— Цыган, одно слово, — виновато развела руки Даша. — Ну, ты просто его плохо знаешь.
— Ну, да. — Морхольд сплюнул. — Но в целом-то…
— В целом — да.
— Не, ну, смотри, вон… точильщик, опять же.
Даша кивнула. Ну, точильщик, сидит себе, ногой на педаль жмет, диск крутит ременным приводом, и что? Куда ж без точильщика? Конечно, можно самой иглы, ножи точить, и бритвы править. Только у него же всяко лучше получится.
— Их до войны не было разве?
Морхольд покосился на нее, но не ответил.
— Это… — Даша запнулась. — Ну, мне бы…
— Чего? — Морхольд покосился на нее. — Чё эт мы такие скромные и даже испуганные, а?
Он проследил ее взгляд в сторону аптеки, красовавшейся свежее выкрашенной краской, пригляделся к ее густо малиновому лицу и зло цыкнул слюной через зубы.
— Етишкин ты свет… месячные, что ли?
Даша практически побагровела и торопливо закивала. Морхольд положил ей руку на плечо.
— Молодец, что сказала. Живот сильно болит в это время? Нет? Уже хорошо. Пошли, купим все необходимое.
Из необходимого внутри просторного помещения, заполненного камфарой, спиртом, валерианой, воском и еще сотней, как минимум, запахов, они вышли со «всем необходимым». Внутри свертка тонко выделанной кожи с завязками, чистые и пахнущие чем-то приятным, лежало десять плотных марлевых прокладок.
— Спасибо. — Даша вздохнула. — Ну…
— Не ну, — Морхольд усмехнулся. Как-то горько, безрадостно. — Это правильно. Ладно, пошли. Нам с тобой еще много чего купить надо.
Азамат
— Каков молодец, а! — Дармов хлопнул ручищей по столу. Вошедший дневальный чуть не уронил с испуга чайник. Петр Ильич неодобрительно покосился на него и отрубил короткими фразами. — Поставь сюда. Кружки у меня есть. Выйди.
— Трубочка есть, чтобы чаёк пить? — Поинтересовался Азамат.
Дармов нахмурился и вновь расплылся в улыбке. Доброй она не казалась, скорее ненастоящей.
— Уколова, а расстегни-ка Азамату наручники. Ты ж от нас сбегать не будешь, в драку лезть?
— Не буду. — Пуля подождал щелчка, и с удовольствием начал растирать запястья. Закололо, кровь побежала быстрее. — Вкусно пахнет. Мята?
— И она, родимая, но немного. Вредно же, ты чего? — Петр Ильич набулькал по кружкам травяного взвара. Смородиновые листы, дорогущая земляника, душица, чуть зверобоя, и мята, куда ж без нее. Нормального чая Азамат и не знал, лишь слышал. Порой доводилось хлебнуть не взвара из местной зелени, а чего-то другого. Вкус настоя, темного и почему-то отдающего грибами, Пуле нравился. А вот пил он его у водников, да-да.
Делиться своими ощущениями от неплохого горячего напитка с кем-то здесь, в месте, называемом «домом», Азамат не спешил.
Во-первых, откуда он попал к водникам, Пуля знать не знал. Предполагал, что родина сухой смеси лежит далековато от течения Большого Кинеля, не говоря про Самарку или саму Волгу. А раз так, то география относительно пригодных и заселенных земель здесь, в Приуралье, в оренбургской степи, да и в Заволжье, расширялась. А такие сведения суть информация важная, подлежащая срочному донесению кому следует. Вот только кому следует, Азамат доносить не хотел. Совершенно. Абсолютно. Полностью.
А во-вторых… а вот во-вторых основной причиной становились водники. Прав сейчас Петр Ильич насчет кота. Саблезуб не лошадка, пусть и зубастая, но быстро стреноживаемая и дрессируемая. Саблезуб хищник, для человека очень опасный. А он, Азамат, шатаясь с ним повсюду, плевать хотел на установленные Новоуфимской республикой санитарные нормы. Если же кто-то из СБ или санитаров узнал бы про его шашни с водниками… Нет-нет, Азамат и думать про такое не хотел.
— Смотри-ка, Уколова, наш гость что-то задумался. — Дармов усмехнулся. — А?! Нет, ты с нами? Ладно, Абдульманов, хорош ходить кругом, да около.
Дармов ударил рукой по столу, откинулся на спинку своего немаленького кресла. Вот теперь он точно стал самим собой. Без маски, без притворного добродушия. Короткие волосы жестко торчали вверх, рыжея в тусклом свете. Глазки, светлые, рыбьи, ожили, блеснув зло и умно. Щеки, в легких оспинках, перестали прятать ямочки от улыбок.
— Слушай меня внимательно, сталкер. Словечко-то какое кто-то подобрал… сталкер. Эх, прошлое, да грехи наши тяжкие и дети глупые. Как оно там было, Азамат, не знаешь, откуда такое название-то пошло? Не? А я знаю… помню-помню, как жопку твою обосранную на фонтанчике в Баден-Бадене мыл, засранец. Это идиома, Абдульманов. Сталкерами величали малолетних ребятишек, переигравших в игры и обчитавшихся книг о приключениях в краю неведомых мутантов, монстроуродов и страшных опасностей. Сюда бы их, к нам, на немного. Так вот, сталкер, дело к тебе сложное, но исполнимое. Уколова, проясни своему будущему напарнику суть нашего с тобой выбора именно его.
Азамат хотел покоситься назад, но передумал. Девушка не вставала со стула, и тут повернешься, немного да проиграешь психологически. Как в игре в «гляделки»: моргнул раньше, о-о-о-п, ты продул, лошара.
Голос у офицера СБ, Евгении Уколовой, о которой Азамат ничего раньше не слышал, стал резким:
— Азамат Абдульманов, двадцать пять лет. Уроженец Сипайловского района города Уфа. Воспитывался в интернате имени Юлаева. По окончанию заведения призван на военную службу. После прохождения курса молодого бойца в составе учебного батальона номер три, распределен в учебный отряд ОСНАЗ Службы Безопасности Новоуфимской коммунистической республики. Обучение прошло сокращенным сроком, в связи с началом боев против бандформирований сепаратистов. Участвовал в боях на направлении Чишмов и Давлеканово, представлен к награждению в виде отпуска на десять сток. Участвовал в боях в районе…
Азамат Пуля слушал ровный и сухой отчет о своем прошлом, смотря на трещины в виде профиля Ахмет-Заки Валиди. Про бои за куски земли, не так сильно выжженной кислотой, льющейся с неба, не опаленной до полного опустошения смертельным жаром радионуклеидов. Слушал, и, сам того не желая, старался увидеть за невозмутимым голосом настоящее…