Dream — Life
Life — Love
Love — Pain
Pain- Blood
Blood — Death
No faith
— А, кое-чего знаю. Смерть, любовь, кровь, морковь… да ты этот, как его?
— Романтик?
— Ну, я бы сказала по-другому, но и это тоже сойдет. Выпендрежник.
Морхольд нахмурился, засопел. Через лоб пролегла глубокая старая морщина, желваки заиграли. И сталкер рассмеялся. Легко, спокойно, и чуть радостно.
— Да и хрен с ним. Какая разница?
Дарья кивнула.
— Значит, так, милая. Говоришь что, мол, кто-то знает о твоем желании задать дёру в сторону Отрадного и дальше в Уфу?
Девушка кивнула. И передернулась.
Ощущение липкого и мерзкого чужого присутствия, цепким щупальцем попавшего в ее мысли, в разговор с умирающей женщиной из Уфы, в ее, Дарьи, голову. Одно только воспоминание скручивало изнутри пружиной, заставляло встать и пойти помыть руки и лицо с мылом, а лучше бы с песком. Отодрать от себя, с болью и покрасневшей кожей кого-то, кто дотянулся до нее издалека.
— Кто-то. А кто, не знаю.
— Понятно. Ладно, давай собираться. Уговор такой… делаешь все, что говорю, слушаешь постоянно, не отвлекаешься. И помнишь про плату.
— Хорошо.
— Умница. На вот, это тебе. И не надо благодарить.
Морхольд сунул ей в руку что-то холодное и гладкое. Сам начал одеваться.
Дарья разжала ладонь, посмотрела, глотнула слюну. В руке, чуть поблескивая, лежала голубая гладкая бусина, оправленная серебром, заплетенная в прочную цепочку. Морхольд, одевший выцветшую майку с еле заметным изображением странного мужика в плаще, шлеме и противогазной маске, с прямоугольником на груди, сверху нацеплял бронежилет.
— Чего сидим? — не оборачиваясь к девушке, проворчал он. — Давай, экипируйся, нам с тобой уже надо выходить. Если не боимся опоздать на последнюю электричку.
Даша кивнула и начала собираться. Хотя, на самом-то деле оставалось лишь правильно прицепить связку из ремней и кобуры, а все остальное ждало своего часа в полном порядке. Вещмешок, найденный на развале рынка. Плотная теплая куртка, с капюшоном, размазанной раскраски. Нож Морхольд ей дал из своих запасов, не особо длинный, удобный, с прорезиненной рукоятью. «Выкидуху» Даша спрятала в кармане брюк.
— Противогазную сумку не забудь. — Морхольд поправил ремень, переброшенный вокруг бедра Дарьи. — Вот так, чуть подтяни. И закрепи главный к портупее. Смотри, обоймы у тебя вот тут, в кармашках. Знаешь ведь, как пользоваться пистолетом?
Девушка пожала плечами. Морхольд дернул щекой.
— Ну да, если стрелять не приходилось… смотри, — Пистолет, удерживаемый в правой руке, мягко и удобно лег на раскрытую левую ладонь. — Берешь, и вот так, аккуратно, но твердо, держишь. Не вытягивай руки, не напрягай мышцы, просто веди стволом в сторону цели. Вот предохранитель, пулю загоняем прямо сейчас и снова флажок вверх. На, попробуй. Хм, неплохо. Жаль, пострелять не получилось нигде.
Он помог набросить мешок, перетянул ремень по груди. Довольно покачал головой:
— Ну, как-то вот так, сойдет. Противогаз забыла… щас, давай заново. Химза где? Я тебе, девушка, о чем говорил только что?
— Слушать и слушаться.
Морхольд дал девушке подзатыльник.
— Только открой мне рот. Берешь вот эту котомку, вешаешь через плечо. На правом боку — противогаз, на левом — ОЗК. Всё ясно?!
Дарья кивнула.
— Умница. Практически восстановила доверие.
— Морхольд?
— Да?
— Как тебя зовут на самом деле?
Он помолчал. Полностью экипированный, угловатый от груза, с длинной сумкой на молнии в руке.
— Это как посмотреть. Я вот тяжелый, неповоротливый, и порой опасный. И жру все подряд. А еще жир накапливаю на зиму, как, понимаешь, медведь. Считай, цитируя неверно, что nomen ist omen.
На улице вновь заморосило.
Азамат
— Ты уверен в этих людях? — Уколова, идя рядом с Азаматом, почти шептала. — Абдульманов?
Азамат покосился на нее. Отвечать не стал. Задаешь глупые вопросы — получишь не совсем умные ответы. Что можно сказать про людей Золотого? Да немногое, если честно. Да и, если уж совсем по «чесноку», то… дерьмо, не люди. Но без них они вряд ли прошли через Волчьи Ямы, парящие желтоватым маревом кислотной жижи, сегодня утром.
Саблезуб, спящий на телеге, чуть приподнялся, покосившись на Азамата, и плюхнулся обратно.
— Спи, дурья башка. — Пуля потрепал кота за крепкую шею. — Балбес.
Сутки назад кошака чуть не пристрелили. Нет, Саблезуб смог бы метаться по подвалам СБ долго, подрал бы еще несколько вертухаев, но… Но конец казался очень предсказуемым. Очередь, вторая, удар мягкого и тяжелого тела об бетон. Дармов успел прекратить стрельбу вовремя.
Уколова чуть не выстрелила из ТТ, не так давно направленного на самого Азамата. Немудрено, что и говорить. Увидев Саблезуба в первый раз на десяти метрах, а в коридоре было меньше, некоторые могли и обдристаться прямо в штаны. Особенно когда кот злился.
Серая, с темными полосами и пятнами шерсть с рыжими подпалинами — торчком. Уши прижаты к голове, обрубок хвоста торчит мохнатым кончиком, клычища оскалены, кажутся длиной с полруки. Попробуй не пальни в такой момент. Дармов и сам не пальнул, и Уколовой не дал. А Саблезуб, измученный и похудевший, долго и грозно урчал, не подпуская к себе даже Пулю. Зато теперь, спустя двадцать часов после отъезда из Новоуфимки, чаще всего спал.
— Эй, братец! — один из караванщиков, угрюмый мужик, откликавшийся на Петра, окликнул Азамата, — Скоро дойдем до Венеры. Готовь оплату.
Пуля кивнул. Рассчитаться выйдет легко, Дармов не пожалел нескольких упаковок антибиотиков, зная про их стоимость. Ампула бициллина… о-о-о, ампула бициллина сейчас кратна своему весу в золоте, да еще и умноженному в три, если не в четыре раза. Донести, не расколов, да, проблема. Но контейнер для переноски выдали из стали, и потому Азамат не переживал за сохранность лекарств.
До Абдулина они добрались, как говорится, чуть ли не с ветерком. Один из трех «бепо», бронепоездов, сваренных, склепанных и скрученных в мастерских станционной Дёмы, мог не только грохотать листами брони. Скорость поезд развивал тоже неплохую. На участках, контролируемых Новоуфимской республикой. До Белебея. Но и потом скорость упала не намного.
Огромные вездеходы «Витязь», гусеничные монстры с двумя корпусами, шли ходко. Азамат трясся на броне второй части этого чудного механизма и осмысливал собственное существование в данный момент. Расклад ему не нравился, но деваться было некуда. Что такое подводная лодка он себе полностью представить не мог, но понимал причину, из-за которой с нее не удерешь. Вот-вот, именно так.
Не нравилась ему собственная диспозиция. Совершенно ни с какой стороны не нравилась. Да чего в ней хорошего-то?
Будь причина, заставившая его пойти на явное самоубийство, не особо серьезной, Уколова не вернулась бы назад. И он, Азамат, тоже. Да, после такого Азамата Абдульманова не стало бы совсем, полностью, окончательно и бесповоротно. Остался бы только Пуля, ходок за тридевять земель, охотник на опасных мутантов и друг относительно добрых, сталкер, контрабандист и торговец запрещенными товарами. Ну, и что? Смертельного в этом он ничего не усматривал. Жить можно где угодно, если умеешь. Он, Пуля, научился. А у водников вообще ощущал себя как дома.
Но Леночка?
Нет, бросать ее Азамат не думал. А раз так, то и Уколова останется живой, и задание Дармова он выполнит. Любой ценой, совершенно любой.
— Вон, почти дошли. — Пётр ткнул рукой вперед. Вон и Венера, рукой подать.
Уколова, заметно запыхавшаяся, остановилась. Азамату смотреть там было не на что. Что он не видел в Венере, проходя мимо раз в два-три месяца несколько последних лет? Несколько сохранившихся кирпичных домов, серых, покрытых белесыми пятнами вездесущего грибка. Сырость свое дело знала хорошо, грызя стены год за годом, вот уже как два десятка лет. Кровли на оставшихся домах собирались с чего бог пошлет. Где мятые и выправленные молотком куски профилированного настила, где единичные куски уцелевших волнистых кусков шифера, где просто не сгнившие доски. Но и домов-то тут — раз, два и обчелся. Как не была Венера мала до Войны, после нее остались от нее только рожки да ножки.
— Так это, Пуля, рассчитываться то, когда бум? — Пётр снова повернулся к Азамату. — А?
И пробежался, так это незаметно, глазками, да по Уколовой. Ну, как, незаметно? Может, кто другой и не разобрался бы, что да к чему, но… вместо кого другого оказался Азамат, и он-то как раз все понял. Чего тут не понять то?
По длиннющим ногам, в две трети тела, по крепкой сухой заднице, по постоянно втянутому плоскому животу. Благо, Уколова вырядилась в дорогущий камуфлированный комбез, укомплектованный короткой курткой, ничего не прячущий, а даже и наоборот. Сама она в этот самый момент смотрела куда-то вдаль, явно высматривая опасность. Ну-ну, Азамат покачал головой, смотрите, офицер, выглядывайте. Опасность у вас вон, под самым вашим тонким породистым носом.
Неприятностей Пуле не хотелось. И, скорее всего, получится их избежать. Лишь бы не упустить из вида Уколову, не дать ей попасться ходокам Золотого без сопровождения его, Азамата. Хотя ходоков не понять сложно. Уколова сильно отличалась от женщин, живших в той же Венере.
Не самая красивая женщина из виденных Пулей за его жизнь, но и не дурнушка. После Войны выбирать многим не приходилось вообще, но сейчас потихоньку всё вставало на свои места. Если еще пять лет назад в основном жили по принципу «стерпится-слюбится», то сейчас, хоть как-то наладив жизнь, частенько выкабенивались.
В Венере, например, дочка Золотого замуж не торопилась, и плевать хотела на сватов, регулярно засылаемых к ее папочке. Азамат порой таким вещам поражался, но хозяин барин, как известно. Ну, есть в коровнике три чистых, пусть и относительно, дойных коровы. Да в курятник с крольчатником не пустует, и что? Как еще выжить девке посреди сегодняшней жизни, как не за мужем?