И дым. От костра, вечером. От шашлыка и углей. От пригоравших макарон с тушенкой. От печки в деревенской бане, вкусной и пахнущей елкой. От полей, дымящих остатками золы. От уносимых ветром легких черных полос сгорающего газа в факелах. Тогда дым не был злым. И горьким. И ранящим душу и тело.
В одни сутки дым перестал быть чем-то неопасным. И остался таким навсегда. Шел бок обок, никогда не оставляя Азамата одного. Напоминал при первой же возможности про свою скромную персону. Грубо вламывался в самые ненужные моменты. Ну, и, как обычно, старательно пытался быть разным. И был им.
— Нюхайте, курсанты, нюхайте, запоминайте. — Товарищ старший инструктор, Швецов Сергей Палыч, ухмылялся левой стороной лица. Правой, напоминающей оплавившийся сыр, он практически не шевелил. — Порой только так вы сможете выжить.
Капитан отдельной роты разведки 2-ой армии, прятавшейся до войны за отреставрированным фасадом якобы спортивной части по Карла Маркса, наблюдал за подчиненными. Сейчас, после войны, знания и умения, полученные в Рязанском высшем, оказались востребованы как никогда. Учить личный состав ОСНАЗ Новоуфимской коммунистической республики следовало хорошо. Этим капитан и занимался.
— Для вас будет важным все. От запаха дымка за километр, до вони человеческих испражнений. Поверьте, обосравшегося противника учуять можно издалека. Но пока тренируйтесь на кострах.
Учебный взвод, застывший в положении «полтора», сопевший, пахнущий потом и усталостью, внимал. Азамат, еле держащийся на полусогнутых руках, проклинал и себя, и дым, и Швецова. Руки болели. От кисти до плеча, без всякого перехода на локоть. Драл их товарищ старший наставник как мог. А мог он немало.
Взвод, переданный под отеческую тяжелую руку Швецова, редел на глазах. Вылетали сами по себе, капитан никого не гнал.
— Сдохнете на марше, уйдете. Сдохнете на спарринге, уйдете. Сдохнете от боевой тренировки… туда вам и дорога. Уфе нужны сильные бойцы. Упор лежа принять!
Неделю назад их оставалось сорок. Сейчас, перед наставником почти лежало двадцать девять человек. Трое все-таки погибли на учебно-боевой тренировке. Двое ушли по рапорту из-за переломанных ног. Четверо сбежали в самоволку и теперь ждали отправки в какую-либо жопу. Еще двое, вроде как, пока числились во взводе, лежа на койках лазарета с ожогами. Остальные, грязные, в драном «хэбэ», измученные, почти лежали перед товарищем старшим наставником.
Азамат закусил губу, стараясь хотя бы не упасть первым. Получилось, Рамиль, дрожащий сбоку, рухнул, выхаркнув клубок соплей и слюны. Швецов хмыкнул, присев рядом. Потыкал пальцем в глаз, заставил Рамиля дернуться и прийти в себя.
— Чем пахнет, курсант?!
— Говном, товарищ капитан.
— Это понятно, курсант, надо было смотреть, куда падаешь. Чем еще пахнет? А, да. Взвод, делай два.
Взвод, молча проорав благодарность бедняге Рамилю, рухнул. Изверг Швецов, загнавший их в положении «по-пластунски», на скотный двор, оскалился еще страшнее.
— Если утром от кого навозом потянет — весь взвод бежит кросс. Рядовой!
— Я! — Рамиль бледнел на глазах.
— Чем пахнет?
— Дымом, товарищ капитан. За моей спиной, расстояние около пятисот метров, в костре используется древесина, бумага и какая-то часть прессованной плиты. Скорее всего, судя по едкому запаху, покрытой плохо импрегнированной бумагой с большим количеством формальдегида в смоле. Товарищ капитан?
— Да, боец. Разрешаю обратиться, без формальностей.
— Разрешите блевануть?
— Разрешаю. Экзамен сдан, взвод. Всем снять с глаз и носов повязки.
Азамат уходил последним, краем уха услышав тихий разговор Швецова и Кондратьева, его заместителя.
— Ты не сильно их прессуешь, Серег?
— Сильно? Их жизнь запрессует там, за границами Уфимки, Леша. Ты видел, как они тест прошли сегодня? Среди коровьего говна, учуяли же, все учуяли дым.
— Тоже мне, практик, блядь. Они ж не собаки Павлова тебе.
Швецов покосился на застывшего метрах в пятнадцати Азамата. Мог ли тот что услышать?
— Да мне насрать. Они должны выполнить задачу любой ценой. То есть, Леш, на рефлексах. И если надо, то сделаю из них именно собак. Тем более, и идти им больше некуда. Почти некуда.
Азамат усмехнулся. Запах дыма он ощущал до сих пор. Спасибо, товарищ капитан, за науку.
Азамат и Женя
Глыба пролетела рядом. Хряснулась прямо массивному крылу, заставив машину вздрогнуть. Металл хрустнул, и выдержал. Уколова выпалила очередь, в белый свет, как в копеечку. Птер издевательски заухал и, перевернувшись с грацией откормленной утки, ушел в сторону. Женя прицелилась в налетающих врагов, в тех, кого могла снять. Грохнуло, крыша над головой пискнула, просела, пустив трещину. Очередь ушла в сторону, заставив птеров лишь брызнуть в стороны.
Пол под ногами встал дыбом, Уколову подбросило вверх, еще раз приложив об стенки кабины. Хитроумный двигатель зарокотал, окутался паром и явственно, пробившись через плотную резину капюшона и противогаза, угрожающе забулькал. С лязгом, угрожающе лязгая и душераздирающе скрипя, внутри махины что-то двигалось. Золотой, продолжая матюгаться и орать, дергал за рычаги, но его «трактор», попав в какую-то ловушку, лишь раскачивался. Но с места двигаться явно не хотел.
Азамат рывком поднял Уколову, бросил к пулемету, и сам выглянул за борт. Покачал головой, провел большим пальцем по горлу. Что ждало их внизу, чего там было смертельного, Женя не знала. Голова звенела, отзываясь на меткий бросок птера. Сбоку, ударив когтями по сетке, силясь ее сорвать, мелькнула темная туша. Заработала картечь из обреза Азамата в бок, заухала, отвалилась в сторону. Уколова вцепилась в приклад, приложилась в мелькающие драные крылья, становящиеся все ближе. Успела увидеть печальный конец раненого птера.
Того развернуло вокруг себя самого, левое крыло, серая с желтизной простынь голой кожи с редкими темными перьями, мелькнула, вздуваясь пузырем. Отчетливо, как бывает редко-редко, Женя увидела пульсирующие синие вены, плавные изгибы лучевых костей и мембраны между ними, покрытые мелкой сеткой красных сосудов. Звука она не услышала, зато заметила вздрогнувший от удара одинокий ствол, торчащий сбоку. Птер раззявил провал пасти, украшенный мелкими зубами и тянущейся липкой слюной, вытянул жилистую шею. Торчащая вперед грудь мутировавшей птахи проломилась внутрь, пропустив короткий и толстый, свободный от трухлявой коры, сук. Птер дернулся, стараясь вырваться, и пропал из поля зрения.
Саблезуб, распластавшись на ее, Уколовой, спальнике, душераздирающе мяукнул, глядя на людей совершенно дикими глазами. Коротенький хвостик торчал вверх свечкой, потешно гармонируя с прижатыми ушами.
— Фматфи! — Проорал, наклонившись к ее уху, Азамат. Ткнул в сторону. — Фтвефяаай!!!
Да уж… Стая, явно понявшая слабые точки машины и ее защитников, изменила курс. Птеры близились, плавно заходя с левого фланга. Пулемет уперся в крайней точке. Женя выматерилась, подумала, и повторила еще раз. Затвор АС, брошенного ей Золотым, мягко лязгнул, отправив патрон. Девятимиллиметровые сейчас оказались как нельзя кстати.
Азамат, отстреливаясь от троицы птеров, атаковавших его с другого борта, помочь ей не успевал. Оставалось надеяться на умение, автомат и чудо.
Она успела сбить первого, закрутившимся комом свалившегося вниз. Зацепила второго, черного, покрытого удивительно густым оперением, и почти промахнувшегося, угодившего в одно из колес куском большого песчаника. Камень отлетел и ударил по нему же, заставил птера низко прижаться к земле. Но с остальными Женя не справилась.
Удар пришелся прямо по радиатору. Кожа попоны вмялась, чуть амортизировав вес и силу броска, но металл подался. Облако пара окутало нос машины, Золотой что-то проорал, дернув за один из рычагов. Могучий аппарат натужно засвистел, заурчал, покатился ощутимо быстрее. Только в его беге, переставшим быть ровным и плавным, заметно чувствовался надрыв.
Прямо перед глазами Уколовой, мелькнуло темное, раздался сильный скрежет. Птер, прорвавшись через очереди Азамата, приземлился прямо на крышу, вцепился сильными лапами в решетки на окнах, рвал их. Торжествующее хриплое карканье, доносящееся сверху, заставило сердце Уколовой заколотиться сильнее. Стрелять вверх нельзя, рикошет в кабине станет смертельным. Птер, сорви он решетку, окажется лишней помехой, полезет внутрь. Она хотела повернуться к Азамату, когда по стеклу ударило сильнее. Град осколков, блестящих, острогранных, опасных, пришелся чуть позже. Одновременно с огромной тушей, распластавшейся на проеме. Прямо на маску, залепляя обзор, сочно шмякнулись куски подыхавшего врага.
Окно подалось, птер на крыше торжествующе каркнул, одним рывком оторвав решетку, и ударил клювом. Желтый и блестящий, покрытый ноздреватыми дырочками у глаза, клюв возник в дырке торжествующе и победно. Черный, с красными прожилками, разбегающимися по краям, глаз смотрел на Уколова. Пару раз моргнул, пустив слезящуюся прозрачную жидкость, и пропал. Клюв вернулся тут же, старательно кромсая подавшееся окошко.
Уколова не стала ждать, пускать сопли и кричать. Азамат отстреливался от двоих оставшихся со своей стороны, Золотой гнал машину, что оставалось? Правильно, защищать свой участок. А бояться, если выйдет, стоило потом.
Клюв подался не сразу, но с девятью миллиметрами не поспоришь. Внутрь тесной кабины, и так уже не особо чистой, влетели красные брызги, птичий крик прорвался даже через резину ОЗК. Саблезуб, уже не мяукая, а начав утробно и зло урчать, дернулся к дырке, явно желая подраться. Драгоценные секунды пришлось потратить на него, поймав в последний момент и бросив назад, на вещи. Кот обиженно пшикнул, но возвращаться не спешил.
Камень, просвистев, ударился по стойке. Металл охнул и согнулся. Кабина опасно треснула, чуть накренившись. Загрохотало, дробно раскатившись вокруг, зашипело и загремело. Уколова вздрогнула, когда мимо окна, зло блеснув, пролетели раскаленные плевки. Птеры подняли грай, закаркали разъяренно и беспомощно. Захлопало крыльями, бьющими с дикой скоростью. На глазах Жени одного из врагов, решившего прижаться к высокой стальной траве, порвало на части, забрызгав красным все вокруг. Сила, разодравшая птера в лохмотья, казалась чудовищной. Голова, бешено вращаясь, прилетела к машине, вкатившись внутрь кабины.