— Вот теперь и поговорим, какова мена будет. — Шкипер харкнул за борт. — Тварь поганая…
— Мутировавшая? — Уколова хмыкнула.
— Не то слово. У нас тут как, лейтенант, заведено-то… ты, конечно, смеяться можешь, но мутант мутанту рознь. У тебя хоть клешня вырасти, но человеком оставайся. А эта скотина, у него даже мозги мутировали. Сейчас он у нас баб торговать начнет, на расплод своих лягушек. Не зря прихватил с собой у людей Золотого пару-другую девчонок помоложе. Не бзди, девушка, найдем, кем откупиться.
И он подмигнул Уколовой. А ей, в который раз с начала пути, захотелось вымыться с мылом и горячей водой. Хотя именно эта грязь так и не смоется.
Инга
Она пришла в себя от саднящей боли в промежности, толчков и врезавшегося в локоть слива. Под спиной, елозившей по дереву решетки, влажно скользило что-то мелкое и противное. Через расходящийся пар Инга смогла рассмотреть пыхтящего на ней человека. И даже удивилась, разглядев в нем рядового, здоровенного облома из обслуживающего взвода.
— Аха… — Здоровяк задергался, затряс перекосившимся лицом. Отвалился назад, отпустив бедра Войновской. Между ними липко скользнуло горячее вниз, к ягодицам. Парень потряс головой, ухмыльнувшись, и посмотрел на нее. Редкие волосы на животе слиплись, мышцы под кожей ходили ходуном.
— А, привет, красавица. — Он снова улыбнулся. Наверное, да так оно и было еще час назад, улыбка у него многим казалась красивой. Открытой, честной, привлекательной.
Инга так не считала. От парня разило спиртом и опасностью. Улыбка? А что, улыбка? Что ждать? Почему вот так просто? Зашел, ударил, разложил, как же так…
Обманываться не стоило, хотя… вряд ли он попробует ее убить. Раз решился на такое, знать, не впервой. Но, мало ли, многое могли слышать про учебный центр молоденькие лейтенанты в корпусе? А раз так, стоит беречься. Пока, во всяком случае.
Они смотрели друг на друга, молчали. Инга поморщилась, распрямляясь. Провела ладонью между ног, посмотрела на красный тягучий клей, тянущийся между пальцев.
— В первый раз с девочкой-то еще… — здоровяк усмехнулся, зло и нехорошо, — ты уж не обессудь.
— Бил зачем? — Поинтересовалась Инга, добавив в голос немного дрожи. Так, сердце перестало колотиться, и она успокоилась. Что надо сделать? Правильно, три вещи.
Не спровоцировать его. В тесноте душевой шансов у Войновской просто ноль.
Не дать увидеть портупею со штык-ножом. Шансов станет совсем мало.
Встать и добраться до несессера.
Он усмехнулся, пока не делая ничего плохого.
— Да и не надо так-то было. — Войновская встала, глянула как можно испуганнее. — Второй раз не получится. Если только…
— Какая ты сладенькая, гладенькая, жалко только, что беленькая… — парняга чмокнул губами, пробежавшись по Войновской весьма красноречивым взглядом, — не люблю таких. Зато, сисяндры какие! А зад-то, ха! И ты чего, родная, не шутишь насчет второго раза?
Инга наклонила голову набок. Не верилось в легкое решение проблемы, казалось глупым. Сисяндры с задом, значит? Войновская завела руки за голову, выгнулась. Насильник засопел, вставая и помогая ей. Правильно, давай-давай, голубчик, иди сюда, двигай на только что трахнутую тобой же бабу, любуйся на задок и все прочее. Смущаться и прикрываться руками могла любая из женщин обслуживающего персонала Ордена или из редких красоток, живших за счет командоров. Но точно не она, офицер и командир.
Когда он шагнул к Инге, Войновская уже развернулась к стенке, той, где крепилась полка с несессером. Оперлась руками о плитку, выгнулась назад, чуть вильнув крепким задом и протягивая тубу с кремом. Глаза у парня просто-напросто вспыхнули, он протянул руку, второй погладив Ингу. Больше увидеть ничего и не успел.
Лезвие шаркнуло по правому глазу, лопнувшему и брызнувшему кровью. Войновская скользнула в сторону, рубанула резким ударом под колено. Парень заревел и упал, одной рукой зажимая глаз, второй все-таки стараясь схватить ее. Не вышло.
Ладонь на запястье, крепко сжать, выворачивая руку, дернуть его на себя, лицом в пол. Второй — сильно, всем весом, надавить на локоть снаружи. Сустав треснул, влажно и страшно, его хозяин заорал еще громче, и заработал, уже треснувшись об пол, прямо промеж лопаток, до весу схлопотав по почкам. Войновская отскочила, не глядя протянув руку и нашаривая рукоять ножа. Нащупала и тут же вернулась назад. В дверь душевой, с той стороны, кто-то колотился и что-то орал. Но ей стало не до этого.
Он успел встать, все же очень сильный, наверняка хороший боец. Но с одним глазом и одной рукой. И даже так, залитый собственной кровью, ринулся на нее, стараясь дотянуться, как мог. Инга увернулась, ударила сталью, вспоров артерию с внутренней стороны бедра. Кровь ударила разом, тут же растворяясь в воде на полу, а клинок вошел в плоть еще раз. Войновская оскалилась, торжествующе и радостно.
Почти двадцать сантиметров отточенного железа воткнулись точно в самое нужное место, практически отрубив насильнику причиндалы. И клинок, не задерживаясь, прокрученный рукой Инги, рванулся вверх, насколько ей хватило собственных сил. К мокрой вони душевой добавился запах дерьма из распоротого кишечника, парень глотнул, забулькал и упал назад, с костяным стуком ударившись об плитку. В дверь колошматили сильнее, та ухала и трещала, явно атакуемая из коридора.
Между косяком и дверной ручкой предусмотрительный подыхающий засунул обрезок трубы. Инга выдернула его, бросила в угол, пинком открывая просевшую дверь. На нее уставились ее бойцы, самые наглые и упертые, постоянно пытающиеся спорить. На полу, измордованный до неузнаваемости, валялся кто-то в форме обслуживающего персонала. Войновская кивнула на него, не обращая внимания на взгляды солдат:
— На стреме стоял?
— Да.
— Покараульте здесь, ребята… — она посмотрела на собственные ноги и живот, покрытые красными разводами. — Мне снова надо помыться. А потом приберитесь там.
И закрыла дверь. Выволокла тело в раздевалку и снова встала под горячие струи. Прикрыла глаза, наконец-то ощутив дрожь всего тела. Но та прошла быстро, сменившись странным ощущением радости. Ведь лейтенант Войновская справилась. И в первый раз убила кого-то.
Войновской, чуть позже, пришлось обращаться к врачу. Кое-что вылечили, а кое-что она потеряла навсегда. Но пока эту потерю она не оплакивала. Ее семьей стали бойцы.
Состав зашипел, выпуская пар, тяжело вздрогнул и остановился. Инга прицелилась в головную платформу, на всякий случай. Он, и правда, оказался «на всякий», отряд сработал чисто.
Войновская поднесла к губам динамик радиостанции, присматриваясь к остановившемуся составу. Дверь первого вагона, низкого, облитого поблескивающей броней, поднялась вверх. Нижняя часть упала на плотно подогнанные друг к другу бревна настила. Но наружу никто не вышел. Инга нажала тангетку, динамик коротко зашипел.
Бронеплощадка, не особо длинная, накрытая наполовину круглым колпаком, шевелила хоботом курсового пулемета. Кто-то из железнодорожников, не скрываясь, вылез на бортик, стоял, всматриваясь в тесноту, светлел наброшенным плащом. На вагоны мастера Кинеля установили башни от БТР-ов, тут же заворочавшиеся, со стуком покатившиеся по направляющим. Стволы КПВТ, смотрящие в темноту раструбами на концах, дрогнули, уставившись по сторонам. Лючки машинистов, прячущихся за броней будки, не опускались.
— Огонь. — Войновская отпустила динамик, повисший на коротком проводе, и выбрала спуск. АК плюнул первые два патрона, добавив к звону капель звона металла по металлу. И грохота. Отряд ответил на приказ тут же.
Башенные двадцатимиллиметровые пушки «Выдр» и кормовые ПКТ «Тайфунов» ударили по бронеплощадке, сметая людей за стальными бортами. Тот, в плаще, не успел ничего сделать. Его отбросило на угол платформы, практически порвав пополам очередью. Там он и лежал, на удивление не умирая и крича, надрывно, монотонно, через равные промежутки времени. Грохнул, громовым раскатом, выстрел танкового орудия, смяв самопальную стену первого вагона. Одуряюще запахло рассеивающимся порохом, добавило гарью от занявшейся платформы. Детонировал боеприпас, крыша первого вагона подалась, выгнувшись странной дугой. Состав душераздирающе заскрипел, закричал, заохал и завопил десятками голосов. Пулеметы не умолкали, подавляя сопротивление во втором вагоне.
Склад Кротовки позволил не жалеть боеприпасы. Железнодорожники патронов тоже не экономили. Локомотив зашипел, скрипнул металлом под стальной «юбкой», закрывающей колеса и шатуны. Дернулся, пытаясь сдать назад. Танк успел помешать, выплюнув тяжеленную плюху, разнесшую в клочья будку машиниста. Котел, наверняка зацепленный осколками, пронзительно засвистел, окутав все вокруг паром.
— Ложись! — заорал кто-то со стороны состава.
Войновская, решив не спорить с данным криком, пригнулась. И не зря.
Котел, сердце состава, взорвался. Толстая сталь, посеченная осколками, не выдержала давления вырывающегося пара. Лопнула, разорвавшись и выпуская наружу всю накопленную энергию.
Бронеплощадку, превращенную в решето, смело вперед, подбросив и отправив в короткий полет. Тяжеленная механическая телега взлетела, снеся еле державшийся пролет старого железнодорожного моста, горбящегося впереди, и рухнула, загрохотав и зазвенев.
Откуда-то с конца состава, прорвавшись даже через грохот и очереди, что-то заворчало, ревя двигателем. Войновская дернулась туда, понимая, что происходит незапланированное. Что-то тяжелое, ворча и треща неисправным глушителем, еле заметно дернулось на какой-то из трех платформ. Лязгнуло, переваливаясь на землю, еще раз взревело двигателем.
— Квадроциклы! — Войновская выругалась. — Где они?
— Уже едут, — рация хрипнула голосом Шатуна. — Не упустим.
— Головой ответишь. — Войновская сжала коробочку переговорника. Злость накатила неожиданно, но она справилась.
Инга махнула разведчикам, прячущимся в темени груды шпал, показала на задние платформы. Илья со своей тройкой, мелькая белыми полосами на шлемах, уже бежали туда. Башня на последнем из вагонов, огрызаясь огнем спаренной ЗУ, поворачивалась, не давая бойцам Войновской подойти на близкое расстояние. Танк ударил еще раз, вбил, с грохотом и лязгом, тяжелую болванку в его бок. Через треск очередей, пробиваясь на невыносимо высокой ноте, вверх поднимался монотонный тонкий вой. Инга поморщилась.