поехал туда, с целью вернуться с клиентами. И опять удачно. Так понравилось, что вскоре из пожарки уволился.
С тех пор много воды утекло, но в пожарке по-прежнему работает несколько бывших коллег. Все местные, поселковые, на виду. При встрече тепло здороваются. Но саму часть Сурен перестал навещать, после того как однажды, зайдя проведать пацанов, понял, что стал здесь чужим.
Сейчас Сурен стоит в автомобильной очереди, смотрит в окно на большие красные ворота части и не может понять, что изменилось. Но вскоре догадывается: срубили старую иву, росшую у входа. Здание как будто обрили наголо. Давно это случилось?
Наконец очередь доходит до него. Он подъезжает ближе к рукаву. Выходит из машины, расплачивается с оператором, открывает багажник (в нем установлен баллон) и возвращается в машину. Тут же к соседнему рукаву на своей красной «пятерке» подъезжает Ванька Сокол – старый знакомый. Они кивают друг другу.
Сурен наблюдает за Ванькой. Забавно, что с годами Ванька все больше становится похож на Костолевского времен «Безымянной звезды». И внешне (худой, сутулый), и внутренне (добрый, может даже ранимый). Вечный студент. Хотя… Сурен присматривается. Нет, все-таки для студента староват. Сединой обдало. Брови потяжелели. Плечи повисли. Может, дело в одежде?
Вскоре Ванька подходит к нему. Сурен вылезает из машины навстречу.
– Как жизнь молодая, Сурен?
– Молодая была не молода. Тихо-тихо! – отдергивает он руку.
– Что случилось?
– Бандитские пули изрешетили, – показывает рану.
Обмениваются дежурными репликами, пока разговор не прерывает хлопок багажника. Большим пальцем оператор показывает, что заправил.
– Кстати, все хотел спросить, компьютер тогда купили? – хитро улыбается Ванька.
– Какой компьютер?
Сурен быстро понял, о чем речь, но растерялся, потому что не ожидал вопроса. Конечно, он помнил и тот день, и ту встречу, и Ванькину историю про мопед.
– А-а-а, компьютер. Нет, не купили, – машет рукой, как бы показывая, что и объяснять нечего. – Один в один твоя история получилась. Он потом сам себе купил.
– Так оно и бывает. Но тем лучше: сам купил – будет знать ему цену.
Нужно торопиться: в очереди за Суреном стоит следующая машина. Ванька тянет руку, но свежо болевое воспоминание, и Сурен в ответ протягивает кулак. Они стукаются костяшками. Сурен возвращается в салон, быстро заводит двигатель и стартует, пристегиваясь одной рукой во время движения. На секунду притормаживает перед выездом на трассу, чтобы убедиться, что путь свободен, и агрессивно выезжает в сторону Минвод. Передача за передачей набирает скорость. За окном проносится вид на проспект Ленина, памятник Неизвестному Солдату, олимпийский дом, дом тестя и тещи… И понеслась дорога меж полей и лесополос, вдоль простоволосых электрических столбов.
Это был первый из двух сезонов, когда они с сыном посадили двадцать соток картофеля, чтобы осенью урожай «реализовать» и на вырученные деньги купить компьютер. В очередное утро, чтобы успеть до жары, ехали на поле опрыскивать колорадского жука и встретили Ваньку на мотоцикле. Поздоровались через окно, разговорились. Сурен возьми и ляпни, что у них с сыном для работы в поле есть «мотивация», и рассказал про компьютер. Ванька посмеялся и в ответ рассказал свою историю. По-доброму, с прибауткой: как в детстве мечтал о мопеде и каждый год дед с бабкой ему обещали мопед купить, если он будет здо́рово помогать по хозяйству, которое было огромным – приходилось и сарай чистить, и траву косить, и картошку сажать, и далее по списку. Но каждую осень находилась причина перенести покупку мопеда на следующий год.
Подытожил Ванька так: короче, ходил пешкарусом, пока сам себе не купил.
Сурен тогда возразил, что это не их случай.
– Посмотрим, – сказал Ванька.
Картошку продавали частями на протяжении нескольких месяцев. На непредвиденные нужды пару раз пришлось занять у себя из кубышки. А когда кинулись подводить результаты, выяснилось, что почти все деньги потрачены. И понятно было куда, но собрать до кучи уже не было возможности. В общем, не купили компьютер. Повинился тогда перед сыном Сурен, договорились на следующий год. А тот год оказался дождливым, неурожайным. Потом завертелась история с поступлением в вуз, и было уже совсем не до этого.
Дорога делает плавный изгиб вправо. С той стороны обочины, слегка под наклоном, как крохотная труба парохода, на кромке абсолютно голого черного поля виднеется тот самый пень, худой и одинокий. Отсюда вид на водохранилище более интересный: береговая линия крутого восточного берега искривляется, и пейзаж неожиданно дополняется средиземноморскими мотивами. Не был Сурен за границей, но хорошо помнит эти образы по фильмам. Эльбрус по-прежнему скрыт – облачная корка напоролось на его пики и не может оторваться. Но впереди, на востоке, сталь неба уже начала плавиться и того и гляди появятся горы Пятигорска.
Сурен едет и улыбается: лет пять прошло, а Ванька все помнит. Подошел. Как дела? Что с рукой? Сразу было понятно, что не просто так подошел. И главное: начал издалека с ехидной улыбочкой. Ах ты ж жук. Неужели за пять лет впервые увиделись? Летит время – не поймаешь. Получается, что тогда было около сорока пяти, а теперь без малого пятьдесят. Хоть что-то за это время произошло?
Задумывается. Сергей уехал. Ларису похоронили. Стас попал в аварию (вспоминает про Стаса и проверяет время, подняв край рукава указательным пальцем, – вот-вот должны встретиться). Дениса похоронили. Вот и все, пожалуй.
Жизнь уходит, как песок сквозь пальцы, оставляя лишь пыль воспоминаний. Хлопнул в ладоши, и не осталось. Прямая, скучная, однообразная жизнь. И кажется, что нет возможности изменить ее траекторию. Раз – и пять лет пролетело. Скорость такая, что инерционная сила парализовала, лишила возможности оглянуться, улыбнуться, задуматься. Ослепленный обыденностью, бросаешься прочь от надвигающегося нечто, как заяц на ночной дороге, попадаешь в ловушку светового туннеля и, не имея возможности перевести дыхание, мчишь в исступлении, пока нечто тебя не настигнет и не трахнет бампером по голове.
Может, этой скорости вовсе нет? Может, это трясина, которая медленно тебя пережевывает, проглатывает и переваривает?
Проезжает захудалый Мичуринский, отмеченный на склоне горы как тавро на боку старой клячи. Дорога медленно поднимается вверх, до лесополосы, и за ней делает поворот направо. Вот и горы Пятигорска – камни, разбросанные на закругляющемся горизонте. Отсюда, на фоне оглушительного неба, они совсем не кажутся монументальными. Пролегающая между ними и взором смотрящего дистанция в сотни километров окрашивает их в серо-голубой цвет и создает ощущение физической недосягаемости.
Через пару сотен метров, у поворота на Водораздельный, дорога делает еще один плавный поворот и выпрямляется. Недалеко отсюда – как раз в этом месте – заяц вчера перехитрил Сурена. Местность тут открытая. С левой стороны лесополоса находится в отдалении от дороги. С правой стороны наискосок через поле тянется поросший деревьями и кустарниками вал Большого Ставропольского канала, скрывающий с дороги его мутные воды. Чуть дальше вал приближается к трассе, но отступает и только через несколько километров, при подъезде к Октябрьскому, хмуро и полноводно пересекает дорогу под мостом.
Маршрутом Сурен едет привычным, а потому чувствует себя расслабленно. Время от времени, настигая впереди идущий автомобиль, перехватит руль поудобней и пойдет на обгон. Чего не любит, так это перед обгоном сбрасывать скорость, чтобы пропустить встречный транспорт. В таком случае покачает головой, цокнет, лоб наморщит, глянет недовольно на спидометр («Пятьдесят по трассе? Ты издеваешься!»), а потом обгоняет, слегка подавшись вперед и покачивая телом, как бы помогая себе.
Мысли скачут с темы на тему. Недавнее воспоминание о Стасе и должная вот-вот состояться встреча с ним напомнили о проблеме с котлом, и сейчас Сурен думает, может ли кто-то из таксистов с этим помочь? Из приблизительно тридцати человек более-менее регулярно в аэропорту бывает человек двадцать. Из них с пятью-шестью он не общается. Остальные… Сурен задумывается: кто из них живет в частном доме? Олег и Цой – точно. Тот же Альбертыч, скорей всего. Кстати – Вася.
Последние пара лет сильно изменили Васю. Морщины избороздили лицо. Нервы выжали все соки. Сжупился как сухофрукт. Дурак. Кретин! Но такие не меняются. Это так не работает. Все спустить, все потерять, даже, черт возьми, машину свою проиграть… Его не было в аэропорту года полтора. Пропал с радаров, после того как проигрался в пух и прах в игровых автоматах. Половине пацанов задолжал. Суммы небольшие – таксисты много не одалживают. Сурен чудом не попал в их число – вовремя дошли слухи, на что именно он тратит деньги.
После начала финансовых проблем от Васи ушла жена (вроде бы пока не развелись), и ему пришлось вернуться в дом к родителям. Бывал Сурен в том доме, в Новопавловске. По случаю оказался в тех краях, решил проведать. Встречала мать, хорошо выглядящая для своих лет женщина. Угощала супом из крапивы. У них в доме был котел. Вася лежал со сломанной ногой.
Буквально несколько дней назад, между рейсами, Вася в очередной раз пересказывал, как ему удалось выбраться из долгов. День и ночь, говорит, вязал свитера. Олег тогда пошутил: «наши руки не для скуки». Рассказывал, что это адский, тупой и плохо оплачиваемый труд. Закрылся в доме, пить перестал, на улицу – только купить пряжу и сдать партию, и обратно домой. В общем, смог за полтора года встать на ноги и, как только накопил на машину, тут же вернулся в аэропорт.
– Завязал я с однорукими! Как бабка отшептала! – клянется Вася. А по телу бежит нервный ток, глаза бегают. Сурен ему не верит, потому что он слишком напористо открещивается. Так эмоционально можно только самообманываться.
Впереди показывается мост через Большой Ставропольский канал и на разный манер сообщающие об этом дорожные знаки. Сурен снижает скорость согласно указателям. Приближается. Проезжая по мосту, бросает взгляд на тревожные воды землистого цвета, царапающие бока о сухие заросли камыша. За мостом – пост ДПС.