Дэпээсник, собранный из каски, бушлата и бронежилета, хмуро оглядывает проезжающие мимо автомобили, припадающие к его ноге по требованию знака STOP. Сурен тут всех знает, в том числе этого, с седым усом. Шутка ли – столько лет ездит мимо дважды в день. Заранее приспускает окно, дожидается своей очереди, останавливается у носка ботинка и делает выразительный кивок. В ответ – снисходительное подобное.
Это «черкесский пост». По негласному правилу автомобили с местными номерами здесь проверяют без пристрастия. Километров через десять будет «ставропольский пост», там ситуация обратная. Но, опять же, Сурен там тоже всех знает.
И он продолжает свой путь дальше, бодро манипулируя педалями и коробкой передач, помогая себе разгоняться подталкивающими движениями корпуса.
В общем, Вася может что-то знать про котлы. И Жорка, который будет прятаться за шторкой на кухне, отступив немного вглубь комнаты, думая, что его не видно, тоже может в этом разбираться.
Едва подумав о Жорке, Сурен встряхивает головой, уводит взгляд в сторону и начинает рассматривать плавные изгибы полей и растущие вдоль дороги орешники. И Жоркин высокомерно втянутый подбородок, и выпученные глаза, смотрящие в ужасе, как если бы на носу сидела оса, и вытянутые колени трико, и белая прядь волос – эти детали, неизменно дополняющие его образ, едва вспыхнув перед глазами, тут же подавляются Суреном, как сквозняк закрытием форточки.
Продолжая себя контролировать, Сурен начинает перебирать в голове планы на ближайшее время и сначала вспоминает сутулую фигуру Альбертыча, идущего к зоне прилета, заложив руки за спину. Сурен знает его очень давно и может представить, каким взглядом тот ответит на просьбу. Нижние веки у него с возрастом так сильно обвисли, что глазные яблоки держатся на одном честном слове. Затем вспоминает Светку с ее астраханской рыбой, характерным жестом и толстенной вязки свитером. Вспоминает Стаса.
При воспоминании о сыне бросает взгляд вперед на дорогу и опять тянется пальцем к запястью проверить время, но это действие прерывается, потому что замечает квадратные фары и, вероятно, белый цвет кузова. Через несколько мгновений становится понятно, что цвет именно белый, а модель – именно «семерка». Еще мгновение – впереди два силуэта. За рулем родной овал лица. Они.
Секундный визуальный контакт, и разъезжаются. Встретились.
За это время Сурен успевает погрозить в окно кулаком («Я те дам!»), заметить улыбающиеся лица сына и его напарника, две поднятые ладони. С легким опозданием различает звук сигнала, искаженный скоростным разъездом. Еще какое-то время продолжает сопровождать взглядом удаляющийся автомобиль в зеркале.
Хорошо, что все наладилось. Нет для родителя большей радости, чем видеть успехи своих детей. Слава богу, выбрались из долговой ямы. Тьфу-тьфу-тьфу – стучит Сурен кулаком по рулю, чувствуя болезненное прикосновение свежей раной. Страшный сон закончился, хоть и воспоминание о нем до сих пор вызывает мурашки по коже.
По-настоящему, так, чтобы прям всерьез, Сурен никогда не думал, что кто-то из семьи может оказаться в критическом положении. Сам – да, но только не они. Поэтому, когда жена позвонила и сообщила, что Стас попал в аварию и находится в реанимации, – это было как гром среди ясного неба. Истинный ужас. Главное – жив, но с ногами беда. Томительное ожидание результатов операции. Больничные коридоры. Бесконечные слезы жены. «Только бы не позвоночник, только бы не позвоночник…»
Слава богу, все обошлось. После был шестимесячный курс реабилитации. Постепенно все худшие прогнозы отменялись один за одним. Позвоночник – не задет. Ходить – будет. Хромать – будет, но со временем и это пройдет.
Сурен даже думать боится о том, что черная полоса в жизни закончилась. Не суеверный, но просто так. Машина Стаса после аварии восстановлению не подлежала, поэтому, когда сын встал на ноги, Сурен отдал ему свою, чтобы тот скорей вернулся на работу (за ним полгода держали место, злоупотреблять этим не стоило), а сам месяц сидел без дела. На себя кредит взять не мог – официально много лет безработный. На жену, как назло, тоже – она была поручителем по кредиту сестры. Родственники помочь ничем не могли. Даже тесть не дал свою «копейку». Было по-человечески обидно сидеть несколько недель дома, томиться от бездействия и знать, что машина тестя стоит в гараже. И знать, что он – тесть – это тоже знает.
Но Сурен принял ситуацию и обиды на тестя не держал. Это получилось не сразу, но спустя какое-то время.
Только Машка Травникова и помогла. Давняя подруга жены. Бывшая соседка по подъезду. Чужой человек, по сути. Кто бы мог подумать, что именно она. Про людей никогда до конца не знаешь, на какой поступок для тебя они способны. Или не способны.
«Ставропольский пост» – маленькая оборонительная крепость: бетонные блоки, укрепленные мешками с песком огневые точки, БТР. Сейчас эти меры избыточны, но еще несколько лет назад имели практическое применение. Эхо чеченской войны. Однако бронежилет, каска и автомат – по-прежнему обязательные атрибуты кавказского дэпээсника.
С этим шепелявым хорошо знакомы. Особенно после той истории…
– Начальник, сыграем в «Поле чудес»: я тебе сто рублей и мы не открываем черный ящик?
Так несколько лет назад пошутил Сурен на формальную просьбу открыть багажник. Даже улыбнуться не успел, как шепелявый с невозмутимым лицом ответил, что выбирает «Приф». И оба рассмеялись. Конечно же, багажник был досмотрен. Но после этого еще долго при встрече они так или иначе обыгрывали ту ситуацию, пока она не набила оскомину.
Сурен останавливается у знака. «Утро доброе», – здоровается в окно. «Приветфую», – дружелюбно отвечает шепелявый, лениво рассекая воздух ладонью, в том смысле что «честь имею». Ремешок каски болтается, на мясистом подбородке красный след.
И поехал. Первая скорость, вторая, третья… Буквально через несколько сотен метров Суворовка.
Станица Суворовская начинается с длинного и крутого спуска к мосту через реку Тамлык. Сразу за мостом дорога становится медленной, пыльной и замусоренной рекламными вывесками. Это улица Шоссейная, главная артерия станицы, навылет ее простреливает. Злокачественными наростами вдоль нее жмутся друг к другу одноэтажные дома, непропорциональные, как детские рисунки, прячущиеся за пестрыми заборами. Между ними теснятся магазины и шиномонтажки, по щиколотку засыпанные гравием. Обгон запрещен на всем протяжении улицы, поэтому длинные караваны автомобилей, покорно плетущихся за трактором, комбайном или груженной свеклой бричкой здесь не редкость. Вот и теперь Сурен быстро догоняет хвост очередной колонны, такой длинной, что не видно головы, и продолжает движение на медленной, но сносной скорости. Размеренное движение успокаивает и погружает в очередной поток размышлений.
Личные отношения Стаса – это дело инфантильное и непредсказуемое, а продажа дома, когда бы ни наступил этот момент, – будет делом хлопотным и нервным и потому, что сосед (Жорка) будущим покупателям достанется непростой, и потому что территория поделена плохо, не симметрично. Участок Сурена имеет просторную территорию за домом, попасть на него можно лишь по узкому проходу вдоль забора, что исключает возможность строительства гаража. У Жорки, соответственно, наоборот – много земли перед домом и узкий прямоугольник за ним.
Деревянные сараи на заднем дворе нужно снести. Они потеряли свое назначение после того, как были доверху забиты хламом – в основном досками для строительства ульев. Единственное, что до сегодняшнего дня сохраняет им жизнь, – это невообразимой сложности задача по вывозу этого старья на свалку. Понадобится не меньше трех грузовиков и не меньше трех дней работы. При наличии бригады грузчиков и демонтажников. Быстрей никак, потому что проход за дом слишком узкий – машине туда не проехать, двум грузчикам не разойтись. Договариваться о заезде через Жоркину территорию даже думать не стоит. Да и не проедет туда машина – там абрикосы растут.
В углу, зажатый между забором и сараем, стоит покосившийся туалет с выгребной ямой. Ровесник дома. С ним тоже надо что-то делать. Или не делать. Может ли на цену дома повлиять находящийся на участке покосившийся «туалет типа „сортир“»? А если демонтировать его, то как?
– Только засы́пать, – вслух отвечает Сурен. Улыбается своей реакции. Проверяет рану на руке. Кусочек кожи как будто бы присыхает к своему месту.
Суворовская заканчивается. Сразу за мостом через реку Кума, на развилке, он уходит левее – на Минводы. Здесь затяжной полукилометровый подъем. Трасса вверх расширяется до двух полос. Это позволяет Сурену набрать скорость и одну за одной обгонять впереди идущие машины.
Так бывает, что всю жизнь пользуешься вещью, или проходишь мимо привычного места, или смотришь старый фильм, и вдруг происходит событие, которое навсегда обретает с этой вещью, местом или фильмом ассоциативную связку. С туалетом как раз такая история. Однажды Семен – давний друг Сурена, аэропортовский бомбила – рассказал, как у его знакомых два ребенка в один день утонули в туалетной яме. Саму кабинку снесли до этого, а яму не закопали. Потом да потом. Она заросла травой. Однажды дети бегали по огороду, младший и провалился. Старшая сестра потянулась спасать его и скользнула следом. Дети, что были свидетелями, побежали за взрослыми. Пока прибежали, пока сориентировались, пока нашли веревки, пока придумали, что сбросить вниз наподобие плота… Короче, не успели.
Сурен был так потрясен этой историей, что с тех пор при одном виде или упоминании уличного туалета перед его глазами встает картина: из страшной зловонной темноты дети зовут на помощь маму и папу. Жуть!
Чешет бровь. Приглаживает усы. Качает головой.
– Не дай бог.
Тем временем он въезжает в небольшое село Свобода, надежно пристегнутое к земле железными скобами водопроводных труб. С дороги село выглядит прилично. Когда-то были даже мысли сюда переехать. Серьезно с женой это обсуждали. Но дальше мечтаний дело не пошло.