Смотрит сейчас на себя в зеркало Сурен. А какой у него взгляд? Вчера и сегодня было в нем что-то незнакомое, а теперь этого «чего-то» уже и нет. Света много в салоне, поэтому кожа как будто помолодевшая. Может, это психологический эффект от радости предстоящего заработка?
Но усы и виски продолжают предательски обильно седеть.
Тем временем Сурен уже проскочил указатель Мичуринского и сквозь мысли всматривается в виднеющийся с правой стороны дороги ларек, за которым обычно прячутся дэпээсники… Но не в этот раз.
Виски, допустим, давно седые, хотя раньше это не бросалось в глаза, и даже теперь они не портят. А вот седеющие усы – это неприятно. К тому же они стали жесткими и непослушными (трогает ладонью). Стали непослушными, как брови.
За своим отражением он краем глаза контролирует спящую Полину. Голова у нее повернута в сторону, но если она откроет глаза, то может заметить его манипуляции перед зеркалом. Не хотелось бы.
Проснутся до поселка? Успеет показать им «свою деревню»?
Казбек, приятель по поселку, тоже обладатель усов «под Сталина», как-то пошутил, что за усами нужно следить так же внимательно, как за ширинкой. Сурену же нравится говорить, что усы должны быть такими ухоженными, чтобы создавалось впечатление, будто они приклеены. Почти тридцать лет он ухаживает за ними так же тщательно, как юнец в пубертатный период. Но теперь они быстро седеют и лезут, как старый веник, думает Сурен и подушечками пальцев разглаживает непослушные проволочки в одну и другую сторону.
И дальше он начинает перебирать в голове всех знакомых, которые носят усы, пытается вспомнить, когда они это начали делать, меняли ли форму, стали ли их усы с годами выглядеть лучше, начали ли седеть. Только у двоих, пришедших на ум, опыт оказался неудачным: Виктор, брат жены, зря с ними экспериментировал, и Женька-таксист. И слава богу, что сбрили в конце концов. Глеб однозначно поступил правильно – скрыл шрам от исправления заячьей губы. А Сухраб, который не просто усы, а целую бороду отрастил, как будто даже помолодел.
Дорога делает плавный поворот налево, последний перед Кавказским. Чуть в стороне, за канавой, торчит тот самый пень, шириной, высотой и цветом напоминающий забытый сапог.
Сурену борода не идет, потому что щетина не густая, не ровная, и если три-четыре дня он не бреется, то выглядит изможденным, как после пьянки. «Порода наша не волосатая», – говорил отец. Так оно и есть. Ни на лице, ни на груди, ни на спине волос особо нет ни у одного из братьев. Спасибо, что на голове волос густой.
«А на груди моей широкой вьется волос одинокой».
Проснутся до поселка? Оглядывает пассажиров – спят.
Светка со своей рыбой… Может, и позову, если силы останутся. Кстати, Стас должен был перезвонить. Время сейчас уже – проверяет – полтретьего. Работа кипит. Наверно, позвонит после четырех. С котлом, однако, ловко справился. Потеребонькал. Там делов-то – знать бы, что теребонькать. Сколько взял бы за это специалист? Как лоху проехал бы по ушам, что жиклер нужно менять на новый. Фокус в маржинальности. С копейки рубль зарабатывать. Тысячи три взял бы. Сколько на этом можно зарабатывать в месяц? Было бы здо́рово, конечно, шабашить на ремонтах. С другой стороны, народ кругом бедный, а потому рукастый – сами с усами. Нельзя на этом заработать много. Двухэтажный дом не построишь. Врал Семен.
Здравствуй, Кавказский.
Спят москвичи.
За лесополосой замаячили белые плитки домов с ровными рядами черных окон. У трассы остановка, которую так неудобно (в смысле – далеко от проспекта) поставили, что ее игнорируют и пассажиры, и автобусы. Первый поворот направо – к дому тещи, к школе, к техникуму, на «Собачий хутор». Дальше за деревьями скользит олимпийский дом, аптечный дом. Дорога расширяется в трехполосную. Зевнул проспект Ленина (в ночной иллюминации он красивее). Здание суда. Заброшенная автобусная станция. Кафе «Ивушка». Пожарка. Газовая заправка. УССАЛК УМЕЧОБАР АВАЛС (читает по ходу движения задом наперед). Вправо уходит объездная дорога. Заправочная станция. Двуногий указатель: конец населенного пункта Кавказский.
Проспали москвичи «деревню».
Вдруг со встречной полосы на полосу Сурена выезжает автомобиль, обгоняя впереди идущий грузовик, он переоценил свои силы, мощности двигателя не хватает для завершения маневра, и ситуация быстро становится опасной. Сурен резко сбрасывает скорость и прижимается к обочине. В следующий момент сразу три движущихся автомобиля оказываются на одной линии на двухполосной дороге в опасной близости друг от друга. Одновременно и Сурен, и водитель грузовика гневно сигналят лихачу.
…Увидел Сурен его глаза. Усатый Фредди Меркьюри наложил в штаны от своих действий. Лет тридцать ему. Опасно получилось…
«Баран!» – ругает про себя он беспечного гонщика.
Сигнал будит Степу. Он приподнимается, крутит головой, оборачивается на Полину.
– Все в порядке?
Сурен кивает положительно.
– Вы посигналили, да?
– Да, все нормально.
Не пересказывать же ему, что случилось. Да и что было-то? На дню таких историй по нескольку штук. Думает Сурен про это и всей ладонью гладит шею и подбородок. От натяжения кожи стреляет свежая рана на руке. Выворачивает кисть, разглядывает кровоподтек. Пробует, как теперь рана реагирует на сжимание и разжимание кулака.
Степа смотрит по сторонам, а пейзаж здесь не из приметных. За полями справа лысая невысокая гора. За полями слева Малое озеро. В обе стороны от дороги тянутся лесополосы. Не будь облаков, открывался бы оглушительный вид на Эльбрус и Кавказский хребет, но словами не пересказать, как это красиво.
Степа достает телефон. Говорит, что потерял счет времени. Спрашивает, сколько он спал.
С учетом того, что объявил он о своем намерении поспать сразу за черкесским постом, Сурен определяет, что прошло минут пятнадцать-двадцать.
– Еще час остался?
– Полтора.
Сурен думает, что полтора часа поездка займет при благоприятном стечении обстоятельств. Дорога длинная, непростая, всякое может случиться. Однажды из Карачаевска они ехали со свадьбы Таиной дочки. Накануне в горах прошел сильный дождь, почернели реки, набрались водой, а в одном месте – в низине – вода даже вышла из берегов и текла через дорогу сплошным потоком. Перед преградой собрались десятки машин, не смея ее преодолеть. Но некоторые смельчаки все-таки рисковали, и Сурен тоже рискнул. Уже через несколько метров он пожалел о своем решении, потому что уровень воды вдруг стал подниматься и появился риск, что поток может поднять машину и утащить на обочину. Все обошлось благополучно в тот раз. Хотел было Сурен рассказать про тот случай, но при виде спящей Полины передумал. Степу же не сильно волнует сон подруги.
– А чем вообще народ здесь зарабатывает?
Даже голос не понизил. Выспался. Заскучал. Созрел до разговора. Не нравится это Сурену.
Тем же, говорит, чем и везде, – кто в «бюджетке», кто в чиновниках, кто таксует, кто поля пашет.
А в индустрию туризма много людей вовлечено? Минеральная вода «Архыз» в Черкесске разливается? Неужели Березовский здесь такой авторитет, что его выбрали в депутаты Госдумы от республики?
Про Березовского Сурен не слышал. «Правда, что ли» – «Да, правда». У Степы брат учится на политолога. Он из тех, кто любой разговор сводит к политике, а через десять минут всех называет предателями. Про Березовского он рассказывал.
Сурен далек от политики, но убежден, что мнение народа в этой стране не стоит ломаного гроша. Если про Березовского правда, то это однозначно купленное решение. На выборы, говорит он, никогда не ходил и ходить не собирается.
Тут Степа возражает («Позвольте, не соглашусь»), что ходить на выборы нужно хотя бы для того, чтобы испортить бюллетень.
– В Москве все результаты нарисованы заранее, а эти перформансы на местном уровне – мулька для отвода глаз, – говорит Сурен.
Их разговор все-таки будит Полину. Она какое-то время сидит молча, чистит пальцем закись в уголках глаз, пока не восклицает («Красиво!») при виде открывшегося из-за поворота вида на Черкесск, лежащий в низине между холмами.
Дорога змейкой спускается с горы. На холме слева, в километре от трассы, лесная опушка в форме утенка. Сурен обращает на это внимание. «И правда – утенок», – говорит Полина. «Скорей уж пистолет», – говорит Степа.
Гора, по которой они сейчас спускаются, необычная. Во-первых, она невысокая, и это скорее холм, и у нее (у него) и названия нет как такового. Во-вторых, она «ползучая». Точнее, стала такой лет двадцать назад, как говорят, из-за активизировавшихся подземных вод. В общем, последние годы она постоянно сползает вниз, а федеральная дорога Черкесск – Пятигорск, которая проходит по ее склону, вследствие этого находится в перманентно ремонтируемом состоянии. Инженеры применяют любопытную тактику – они пропускают осыпающиеся земли под дорожным полотном. Им это удается, но год за годом дорога тоже неизбежно опускается вслед за ползучим склоном и немного меняет свою форму и траекторию. Из-за этого несколько лет назад в одном месте, ближе к нижней части спуска, исчезла неровность, плавный прогиб. При попадании в него на скорости возникало ощущение едва ли не свободного падения, что вызывало характерное замирание в животе, и даже перехватывало дыхание. Долгое время Сурен любил таким образом и клиентов своих развлечь, и особенно своих сыновей. «Папа, давай, как на самолете!» – хлопали они его по плечу с заднего кресла. Бесценны воспоминания о тех счастливых глазах и улыбках, предвкушающих яркие эмоции, и как потом – после «самолета» – они смеялись и описывали свои чувства. Сколько лет уже нет этой неровности на дороге, но, сделав первый поворот направо, а потом стремительно спускаясь вниз по затяжному плавному повороту налево, Сурен до сих пор ждет, а вдруг, как тогда, много лет назад, машина ухнет в лакуну и все внутренности в животе замрут на мгновение, поднимутся под ребра, дыхание пропадет на секунду, и от необычного чувства захочется улыбаться.