– Я не хочу так, – прошептала Нивья. – Это не может быть моей судьбой. Я должна выйти за Радора и родить ему детей. Первая красавица и первый красавец. Нам все станут завидовать. Восхищаться. И мы будем счастливы! Понимаете?
– Господин Дорог не меняет решений. Как ни проси, ничего не выйдет. Будет только улыбаться и кивать, а на деле останется твёрже камня.
– Вы встречались с ним? Так говорите, будто видели его своим глазами.
– Видела. Встречалась. И не добилась ничего.
Нивья вцепилась в скамью до боли в пальцах.
– Так, выходит, он и правда существует? Правда сам зажигает огоньки? И у него договор с лесовыми? Не сами лесовые всё это подстраивают?
– Конечно, существует. Кто иначе плетёт нити наших путей? Всё подвластно лишь ему.
– Скажите мне, – прошипела Нивья и подскочила к ворожее, опускаясь перед ней на одно колено. – Прошу вас. Скажите, как его найти.
На лице Менты отразилось сомнение и сожаление.
– Девочка моя, – Мента осторожно погладила Нивью по медным локонам. – Ты молодая, красивая и горячая нравом. Разве нет никого лучше твоего Радора? Найдёшь, конечно, найдёшь. И никто не станет над тобой смеяться. Все понимают, что в новый оборот сами могут стать жертвой для лесового. Иначе он всех нас перетаскает, лешачатам на потеху отдаст. Ты иначе думай. Думай, что Радор твой стал героем, который на целый оборот отвёл беды от целой деревни. Думай так, и тебе станет легче.
– Может, ему другое что поднести? – в отчаянии всхлипнула Нивья. – Козла, петуха… Мы богатые, отец привезёт, что попросит. Нельзя так?
Мента успокаивающе перебирала волосы Нивьи. От платья ворожеи пахло травами и чем-то едким, похожим на дёготь. Нивья вдруг поняла, как можно вытянуть из ворожеи желаемое. Она уткнулась лицом в колени Менты и зарыдала так горько, как только могла.
– Погибну я без него! – затянула Нивья. – Сердце моё сгниёт в груди, и я вся зачахну. Ни за кого больше замуж не пойду, лучше в святилище запрусь. Только за Радора! Люблю его так, что в груди горит…
– Тише, тише, – зашептала Мента и крепко обхватила Нивью за дрожащие плечи. – Полно. Расскажу, как позвать Господина Дорог. Может, уступит тебе, ладной и красивой.
Нивья не вернулась домой, чтобы предупредить родителей. Мать не пустила бы её в лес, это очевидно, да и отец, разозлившись, мог бы запереть её в светлице до самого праздника, а то и вовсе запретил бы участвовать в веселье. Нивью это не могло устроить.
Она всё сделала так, как велела ворожея Мента: выискала перекрёсток двух лесных троп, тонких, робких, почти незаметных во мху и кустах; зажгла свечку, одолженную ворожеей и, закрыв глаза, зашептала наговор:
Прошу тебя, Господин Дорог,
Явись мне и не сбеги.
На перекрестье лесных путей
Выслушай меня и подскажи.
Явись, Господин Дорог,
Всем сердцем тебя молю.
Просьбе моей не посмей отказать,
Нитка к нитке – переплети судьбу.
Когда слова наговора закончились, Нивья, не открывая глаз, повторила всё снова. Придя в чащу, она почти не верила в то, что ритуал сработает. Хотела надеяться, что ворожея не обманула её и сказала всё верно, но душу по-прежнему терзали сомнения. Но чем дольше слова наговора сплетались причудливой вязью, чем горячее становился девичий шёпот, тем сильнее крепла её вера.
Воск стекал по пальцам Нивьи: не обжигающий, приятно-тёплый, он словно покрывал её руки поцелуями, а ветер шептал, шумел напевно в кронах, и в его влажном дыхании слышались смутные обещания, которые шепчут по вечерам парни, зная, что всё равно не сдержат их.
Нивья не знала, сколько времени прошло и когда должен явиться Господин Дорог. Если поначалу ей казалось, что вера её крепнет, подпитывается словами наговора, то теперь заклинание, повторённое множество раз, словно иссушилось, растрескалось и было готово потерять свою силу. Нивья разозлилась и открыла глаза.
Свечка почти догорела, превратилась в бесполезный огрызок с умирающим огоньком. Нивья стряхнула её на землю и отодрала от пальцев налипший воск. С досадой Нивья почувствовала себя полнейшей дурой: бормотала в лесу наговор, стояла со свечкой и надеялась на то, что ей правда явится полусказочный Господин Дорог… Она повертела головой, но в лесу кроме неё больше никого не было, только квохали две кукушки в вышине, затеявшие любовный танец. Нивья уже хотела броситься обратно в деревню, не терять времени и заняться поисками Радора, но тут её взгляд упал на сверкающую точку. Сделав шаг, Нивья поняла, что на поваленной берёзе сидит светлячок, точно такой, какого она видела на поясе Радора. Нивья протянула к насекомому руку, но светляк вспорхнул и перелетел дальше. Нивья вскинула голову, проследив за ним, и заметила вдалеке, в темноте чащи, новых светляков, мерцающих, словно застывшие брызги драгоценного металла. Брови Нивьи сдвинулись к переносице: в этом лесу светляков она ни разу не видела. Что привело сюда насекомых? А может, кто-то привёл?
И тут с Нивьей произошло нечто невиданное. Сердце забилось чаще, и ноги сами понесли её глубже в лес, будто светляки не просто мерцали, будто они пели безмолвную песню, обращённую прямо к её душе. Ноги сами зашагали по мягкому важному мху, и Нивья даже забыла об осторожности, забыла о том, чтобы переобуть башмачки слева направо, а лесная тропа будто бы стала шире, расступилась, и ветки кустов даже не цеплялись за подол. Дорога сама звала Нивью, приглашала к себе, и Нивья повиновалась, идя на этот зов. Светляков становилось всё больше, они сидели на ветках, на земле, на кустах, взлетали и проносились прямо перед лицом, едва слышно стрекоча прозрачными крыльями.
Тропа вела прямо в черноту чащи, в дебри Великолесья, куда никогда не заходил никто из жителей окрестных деревень; даже охотник, гонящийся за дичью, развернулся бы и позволил добыче скрыться. И ежегодная дань лесовому не могла стереть страх перед чащей: каждый хоть раз видел тени нечистецей – лешачат, лесавок и русалок, слышал их звонкий смех, и никому, совершенно никому не хотелось быть заколдованным и втянутым в их танец.
Но Нивья шла. Глубже и глубже, дальше под еловые своды, от одного светляка к другому…
Ручей то и дело пересекал её путь, вился девичьим локоном, но Нивья перепрыгивала его, перебиралась по поваленным стволам. Платок спустился на плечи, тяжёлые волосы разметались волнами, а Нивья всё шла вперёд, временами срываясь на бег, и с каждым шагом стучало в голове: Радор, Радор.
Путь Нивьи преградила изба. Сперва Нивья не поверила своим глазам: остановилась, тяжело дыша и моргая, но скоро поняла, что зрение её не подводит: среди густой поросли бузины и боярышника пряталась почерневшая от времени, вросшая наполовину в землю изба. Вокруг постройки кусты сплетались так плотно, что нельзя было пройти дальше. Нивья разозлилась: что же, ей теперь назад поворачивать? Но светляки взлетели с тропы и пересели на дверь избы, ясно давая понять, что путь всё же есть, но не такой, какой виделся Нивье.
Вздохнув, Нивья рванула дверь на себя. Испуганные насекомые закружили в воздухе, а Нивья шагнула внутрь, всматриваясь в полумрак помещения.
– Хозяин? – позвала она. – Извините, что я без приглашения, но…
Изба была сложена совсем просто: без сеней, без горниц и кухни с печкой: сруб как сруб, напоминающий, скорее, сарай для скота, только к одной из стен жался старый кованый сундук. Порыв ветра пролетел за спиной Нивьи и распахнул вторую дверь, незаметную сначала на тёмной стене. Запасной вход раскрылся прямо напротив, зазывая дальше в лесные дебри.
Нивья, не дождавшись ответа и не рассмотрев в избе никого живого, подошла к сундуку и откинула крышку, надеясь найти там что-то, что могло бы пригодиться ей в пути или что можно было бы отдать лесовому в обмен на Радора. Поначалу ей показалось, что сундук совсем пуст, но в углу Нивья нащупала веретено с намотанной нитью. Она поднесла веретено на свет: нить не была похожа на простую пряжу, она мерцала золотом, напоминая те нити, которыми умельцы в стольных городах расшивали дорогие наряды для бояр и приближённых князя. Нивья сунула веретено за пазуху и замерла, сидя перед сундуком.
Позади неё зияла открытая дверь. Впереди – тоже. Всю избу насквозь продувал ветер, и Нивья остро ощутила, что стоит на перепутье, что от того, в какую дверь она выйдет, будет зависеть всё. Вернётся обратно – не вынесет насмешек, и правда уедет подальше, начнёт всё по-новой. Ступит вперёд – поборется за Радора и за то, что почти выскользнуло из её рук. Ноздри Нивьи раздулись от злости: разве может она выбирать? Разве есть выбор? И, словно ставя точку в её минутном сомнении, на откос двери, ведущей дальше в дебри, сел светляк.
Не раздумывая больше ни единого мгновения, Нивья выпрямилась и шагнула за порог, оставляя позади вросшую в землю избу.
Ветки переплетались над головой, создавая плотный полог, сквозь который не видно было неба. Сперва Нивье даже показалось, будто она шагнула из владений Золотого Отца в вотчину Серебряной Матери, мир мёртвых и нечистецей, где никогда ночи не перетекают в звонкие дни, замирая лишь в тусклых сумерках. Её сердце ёкнуло от страха, но она убедила себя, что в полумраке стоит винить только густые заросли. Нивья дала себе время осмотреться и заметила, что и тут светляки ждут её, сидя у границ тропы.
Подобрав юбку, Нивья двинулась вперёд. И тут же путь ей преградила высокая фигура.
Нивья вскрикнула от неожиданности и зажала себе рот рукой, не веря глазам.
На тропе стояло нечто.
Путь ей преградила плотная тень в форме лося или зубра, стоящего на двух ногах. Потом тень начала переоформляться, сжиматься, рога её уменьшились, став чем-то вроде небольших веток, очертания постепенно приняли человеческий облик, и уже через минуту перед Нивьей оказался высокий, довольно широкоплечий мужчина с короткими тёмными волосами. Вместо привычной одежды на нём был странный наряд из мха, листьев и перьев лесных птиц, который очень шёл мужчине. Кожа у незнакомца отливала зеленью, глаза горели изумрудами, и в общем-то его можно было назвать красавцем.