– Я никогда не слышал, чтобы писатель был нарколептиком, – говорил Кларк Френч. – А как насчет таблеток, которые он принимает?
– Бета-блокаторы могут вызывать сонливость, – ответила доктор Кинтана.
– Я подумал о виагре…
– Виагра вызывает только одно, Кларк.
Хуан Диего решил, что сейчас самое время открыть глаза.
– Мы приехали? – спросил он.
Хосефа все еще сидела рядом с ним на заднем сиденье; Кларк открыл заднюю дверцу и смотрел на своего бывшего учителя.
– Это «Энкантадор»? – невинно спросил Хуан Диего. – Таинственный гость уже прибыл?
Да, она прибыла, но никто ее не видел. Возможно, она проделала долгий путь и сейчас отдыхала в своем номере. Похоже, ей был знаком этот номер – именно его она и заказала. Номер был рядом с библиотекой, на втором этаже главного здания. Либо она останавливалась в «Энкантадоре» раньше, либо предполагала, что в номере рядом с библиотекой будет тихо.
– Лично я никогда не дремлю, – говорил Кларк.
Он выхватил огромную оранжевую сумку Хуана Диего из рук паренька-водителя и теперь тащил ее по открытому балкону красивого отеля, который представлял собой волшебный, но беспорядочный ансамбль строений на склоне холма с видом на море. Пальмы закрывали вид на пляж – даже для постояльцев номеров второго и третьего этажей, – но само море было видно.
– Хороший ночной сон – это все, что мне нужно, – продолжал Кларк.
– Прошлой ночью в моем номере были рыбы и угорь, – напомнил Хуан Диего своему бывшему ученику. Здесь у него будет номер на втором этаже, на том же этаже, что и у незваного гостя, – в соседнем строении, куда легко попасть с балкона.
– Насчет рыб – не обращайте внимания на тетушку Кармен, – говорил Кларк. – От вашего номера до бассейна приличное расстояние. Дети в бассейне вас не разбудят рано утром.
– Тетушка Кармен не может жить без домашних питомцев, – вмешалась жена Кларка. – Она больше заботится о рыбках, чем о людях.
– Слава богу, мурена выжила, – подхватил Кларк. – Похоже, Моралес живет с тетей Кармен.
– Жаль, что больше никто с ней не живет, – сказала Хосефа. – Никто другой не смог бы, – добавила она.
Внизу, в бассейне, играли дети.
– В этой семье много подростков, а значит, много бесплатных нянь для малышей, – заметил Кларк.
– В этой семье много детей, и точка, – заметила акушер-гинеколог. – Мы не все такие, как тетушка Кармен.
– Я принимаю лекарство – оно устраивает фокусы с моим сном, – сказал Хуан Диего доктору Кинтана. – Я принимаю бета-блокаторы. Как вы, вероятно, знаете, – добавил он, – бета-блокаторы могут оказывать угнетающее или тормозящее воздействие на реальную жизнь, тогда как эффект, который они производят на ваш сон, отчасти непредсказуем.
Хуан Диего не сказал доктору, что он «фокусничал» с дозировкой назначенного ему лопресора. Возможно, он производил впечатление откровенного человека – насколько могли об этом судить доктор Кинтана и Кларк Френч.
Номер Хуана Диего был восхитителен: на окнах с видом на море – сетки от насекомых, а на потолке – вентилятор, и никакой необходимости в кондиционере. Большая ванная была очаровательной, с душем на открытом воздухе и бамбуковой крышей в форме пагоды.
– Не торопитесь освежиться перед ужином, – сказала Хуану Диего Хосефа. – Знаете, смена часовых поясов – разница во времени – также может влиять на то, как бета-блокаторы действуют на вас.
– После того как старшие дети уложат малышей спать, можно реально поговорить за столом, – сказал Кларк, потрепав по плечу своего бывшего учителя.
Было ли это предупреждением не поднимать взрослые темы в присутствии детей и подростков? – подумал Хуан Диего. Он понял, что Кларк Френч, несмотря на свою кажущуюся простосердечность, все еще держится скованно – как ханжа лет сорока с лишним. Если бы коллеги Кларка по магистрату изящных искусств в Айове встретились с ним сейчас, то все еще подтрунивали бы над ним.
Хуан Диего знал, что аборты на Филиппинах запрещены законом; ему было любопытно узнать, что об этом думает доктор Кинтана, акушер-гинеколог. (Считали ли она и ее муж Кларк, такой весь-из-себя-католик, что это правильно?) Разумеется, это было темой для разговора за вечерней трапезой, который они с Кларком не могли (или не должны были) себе позволить до того, как дети и подростки лягут спать. Хуан Диего надеялся, что ему удастся поговорить с доктором Кинтана, когда Кларк отправится на боковую.
Хуан Диего так разволновался, думая об этом, что почти забыл о Мириам. Но полностью он, конечно, не забывал о ней ни на минуту. Он не хотел принимать душ под открытым небом не только потому, что на улице было темно (после наступления темноты в душе полно насекомых), но и потому, что он мог не услышать телефон. Он не мог позвонить Мириам – он даже не знал ее фамилии! – он также не мог позвонить на стойку регистрации и попросить соединить его с «незваной» гостьей. Но если бы той загадочной женщиной оказалась Мириам, разве она не позвонила бы ему?
Он решил принять ванну – никаких насекомых, и дверь в спальню можно держать открытой; если она позвонит, он услышит телефонный звонок. Естественно, он поспешил принять ванну, однако звонка не последовало. Хуан Диего старался сохранять спокойствие; он обдумывал свой следующий шаг в отношении лекарств. Чтобы не запутать проблему, он вернул резак для таблеток в туалетный набор. Виагра и лопресор бок о бок лежали на полке в ванной, рядом с раковиной.
Никаких половинных доз, решил Хуан Диего. После ужина он выпьет целую таблетку лопресора, другими словами – правильную дозу, но только если он не окажется с Мириам. Пропуск дозы не повредил ему раньше, а всплеск адреналина может оказаться полезным – даже необходимым, – если явится Мириам.
Виагра, подумал он, требует более сложного решения. Для встречи с Дороти Хуан Диего заменил свою обычную половинную дозу на целую; для Мириам, как он полагал, половинной дозы тоже будет недостаточно. Сложность заключалась в том, чтобы определить, когда именно следовало принять таблетку. Виагре требовался почти час, чтобы сработать в полную силу. И надолго ли хватит одной виагры – целой, на полных сто миллиграмм?
И это канун Нового года! – вспомнил вдруг Хуан Диего. Если не маленькие дети, то уж подростки наверняка будут бодрствовать после полуночи. Разве большинство взрослых не останутся тоже на встречу Нового года?
А если Мириам пригласит его к себе? Взять виагру с собой на ужин? (Сейчас было слишком рано ее принимать.)
Он медленно оделся, пытаясь представить, в чем хотела бы видеть его Мириам. В своих романах он писал о более длительных, более сложных и более разнообразных отношениях, чем те, что когда-либо имел сам. Его читатели – то есть те, кто никогда с ним не встречался, – могли вообразить, что он вел изощренную сексуальную жизнь; его романы были полны гомосексуальных и бисексуальных переживаний и множества гетеросексуальных. Хуан Диего намеренно шел на то, чтобы быть сексуально откровенным в своих сочинениях; и все же он никогда ни с кем не жил, а традиционная гетеросексуальность просто соответствовала его природе.
Хуан Диего подозревал, что в качестве любовника он довольно скучен. Он первым готов был признать, что его якобы сексуальная жизнь существовала почти целиком и полностью лишь в его воображении – как сейчас, с сожалением подумал он. Все, что он делал, – это воображал себе Мириам; он даже не знал, была ли она на самом деле той таинственной гостьей, которая зарегистрировалась в «Энкантадоре».
Его угнетала мысль, что у него в основном была лишь воображаемая сексуальная жизнь, и сегодня он принял только половину таблетки лопресора; на сей раз он не мог полностью винить бета-блокаторы за то, что они заставили его чувствовать себя заторможенным. Хуан Диего решил положить одну таблетку виагры в правый передний карман брюк. Так он будет наготове – есть Мириам или нет ее.
Он часто засовывал руку в правый передний карман брюк; там лежала красивая фишка от маджонга, на которую не обязательно было смотреть, но которую ему нравилось ощущать пальцами – такую гладкую. Эта игральная кость оставила идеальную отметку на бледном лбу Эдварда Боншоу; сеньор Эдуардо взял себе эту фишку на память. Когда дорогой Хуану Диего человек умирал – когда сеньор Эдуардо не только уже не мог сам одеваться, но и не носил одежду с карманами, – он отдал фишку от маджонга Хуану Диего. Фишка, оставившая след между светло-золотистыми бровями Эдварда Боншоу, станет талисманом Хуана Диего.
Четырехгранная серо-голубая таблетка виагры была не такой гладкой, как фишка «бамбук» из слоновой кости; фишка была в два раза больше таблетки виагры – его спасительной, как полагал Хуан Диего, таблетки. И если незваной гостьей в номере на втором этаже рядом с библиотекой «Энкантадора» была Мириам, то таблетка виагры в правом переднем кармане брюк Хуана Диего оказывалась его вторым талисманом, который следовало носить с собой.
От стука в дверь номера у него екнуло сердце – это могла быть Мириам. Но это был всего лишь Кларк, который пришел пригласить его на ужин. Когда Хуан Диего выключал свет в ванной и спальне, Кларк посоветовал ему включить потолочный вентилятор и оставить его работать.
– Видите этого геккона? – спросил Кларк, указывая на потолок.
Геккон, размером меньше мизинца, висел на потолке над изголовьем кровати. Хуан Диего не очень-то скучал по Мексике – само собой, что он никогда туда не возвращался, – но он скучал по гекконам. Когда Хуан Диего включил вентилятор, малыш над кроватью метнулся по потолку на своих липких лапках.
– Как только вентилятор немного покрутится, гекконы успокоятся, – сказал Кларк. – Вы же не захотите, чтобы они бегали вокруг, когда вы пытаетесь заснуть.
Хуан Диего был раздосадован тем, что сам не увидел гекконов, пока Кларк не указал на одного из них; закрывая дверь своего номера, он заметил второго геккона, бегущего по стене ванной, – тот молниеносно исчез за зеркалом.
– Я скучаю по гекконам, – признался Хуан Диего Кларку.