«Говорит Д.», – подумал Хуан Диего. Рассказ Кларка о буйволах и жалящих тварях мало чем отличался от рассказа Дороти. Образ «презервативов для трехлеток» был убедительным, но Дороти на свой манер туманно намекала, что буйвола спровоцировали. Она не сказала – как.
В аэропорту Манилы, где Хуан Диего пересаживался на другой самолет, чтобы добраться до Палавана, не было водяных буйволов. Новый самолет был двухмоторный, сигарообразной формы, с двумя рядами сидений по обе стороны прохода. (Хуану Диего не грозила опасность рассказать совершенно незнакомому человеку историю о пепле, который они с Лупе так и не развеяли в святилище Гваделупы в Мехико.)
Но прежде, чем винтовой самолет вырулил со стоянки, Хуан Диего почувствовал, что его сотовый телефон снова завибрировал. Текстовое сообщение Кларка показалось более поспешным и более истеричным, чем прежнее: «Вернер все еще не оправился от нападения буйвола, ужален розовыми медузами, плавающими вертикально (как морские коньки). Д. говорит, что они были „полупрозрачными и размером с указательный палец“. Бедняжке Лесли и ее мальчикам необходимо срочно эвакуироваться с острова из-за аллергической реакции Вернера на прозрачных тварей размером с палец – у него опухли губы, язык, его бедный пенис. Вы будете наедине с Д. Она остается, чтобы уладить вопрос с бронированием номеров. Лесли – бедняжка, ваша Д. – нет! Избегайте купания. Надеюсь, увидимся в Маниле. Берегите себя рядом с Д.».
Винтовой самолет пошел на взлет – Хуан Диего выключил мобильник. Что касается второго эпизода – с жалящей розовой медузой, плавающей вертикально, – Дороти отозвалась об этом в своей более чем убедительной манере. «Кому нужно это дерьмо? К черту Южно-Китайское море!» – было в ее факсе, посланном Хуану Диего, который пытался представить себя наедине с Дороти на изолированном острове, где он не осмелится поплавать. С какой стати подвергаться риску из-за жалящих «презервативов для трехлеток» или из-за розовой медузы, от которой опухает пенис? (Не говоря уже о варанах размером с собаку! Как диким мальчишкам Лесли удалось избежать встречи с гигантскими ящерами?)
Разве не разумнее вернуться в Манилу? – размышлял Хуан Диего. Но в полете надо было просмотреть брошюру. Дольше всего он смотрел на карту, и результаты оказались тревожными. Палаван был самым западным из Филиппинских островов. Эль-Нидо, курорт на острове Лаген у северо-западной оконечности Палавана, находился на той же широте, что и Хошимин и устья Меконга. Вьетнам был к западу от Филиппин, за Южно-Китайским морем.
Из-за войны во Вьетнаме добрый гринго сбежал в Мексику; отец el gringo bueno погиб во время предыдущей войны – его похоронили недалеко от того места, где мог бы погибнуть и его сын. Были ли эти совпадения случайными или предопределенными? «Вот в чем вопрос!» – слышал Хуан Диего голос сеньора Эдуардо, хотя при жизни сам айовец не ответил на этот вопрос.
Когда Эдвард Боншоу и Флор умерли, Хуан Диего задался тем же вопросом в разговоре с доктором Варгасом. Хуан Диего рассказал Варгасу о том, что сеньор Эдуардо говорил ему, узнав Флор на открытке.
– Как вам такое совпадение? – спросил Хуан Диего доктора Варгаса. – Вы назвали бы это случайным стечением обстоятельств или судьбой? – так читатель свалки сформулировал атеисту свой вопрос.
– А если я скажу, что это где-то между? – спросил его Варгас.
– Я бы назвал это чем-то из ряда вон, – ответил Хуан Диего.
Но он был зол; Флор и сеньор Эдуардо только что умерли – чертовы врачи не смогли их спасти.
Может, теперь Хуан Диего сказал бы то же, что и Варгас: мир функционирует «где-то между» случайностью и судьбой. Хуан Диего знал, что существуют тайны; не все можно научно объяснить.
Посадка в аэропорту Лио, Палаван, получилась грубой – взлетно-посадочная полоса была грунтовой, без твердого покрытия. Вышедших из самолета пассажиров встречали местные певцы; поодаль, словно певцы ему надоели, стоял усталый водяной буйвол. Трудно было представить, что это печальное животное способно напасть и растоптать, но только Бог (или Дороти) знали, что могли сделать дикие мальчики Лесли (или один из них), чтобы спровоцировать эту домашнюю тварь.
На остальную часть пути потребовалось три судна, хотя курорт Эль-Нидо на острове Лаген находился недалеко от Палавана. Со стороны моря Лаген представлял собой скалу – единый поросший лесом массив. Лагуны в окружении курортных построек не было видно.
Прибывшего в Эль-Нидо Хуана Диего приветствовал дружелюбный молодой администратор. Хромота гостя была учтена; его комната с видом на лагуну находилась недалеко от столовой. Обсудили неприятности, приведшие к внезапному отъезду бедняжки Лесли.
– Эти ребята были немного диковаты, – тактично заметил молодой администратор, показывая Хуану Диего его комнату.
– Но то, что их ужалили эти жалящие существа, наверняка не было результатом какой-то дикости со стороны мальчиков? – спросил Хуан Диего.
– Наших гостей, которые плавают, обычно никто не жалит, – сказал молодой человек. – Тут видели, как эти ребята преследовали варана, – от этого жди неприятностей.
– Преследовали! – сказал Хуан Диего; он попытался представить себе диких мальчиков, вооруженных копьями из мангровых корней.
– Подруга мисс Лесли плавала с этими мальчиками, ее не ужалили, – заметил молодой администратор.
– Ах да, ее подруга. Она… – начал Хуан Диего.
– Она здесь, сэр… Я так понимаю, вы имеете в виду мисс Дороти, – сказал молодой человек.
– Да, конечно, мисс Дороти, – только и смог произнести Хуан Диего.
Неужели фамилии вышли из моды? – мелькнуло в голове у Хуана Диего. Он был удивлен, насколько приятным оказалось местечко Эль-Нидо – на краю света и красивое. У него будет время распаковать вещи и, возможно, до обеда проковылять по периметру лагуны. Дороти обо всем позаботилась: оплатила его номер и питание, как сказал молодой администратор. (Или бедняжка Лесли заплатила за все? – снова мелькнуло в голове у Хуана Диего.)
Хуан Диего не знал, что будет делать в Эль-Нидо; он определенно сомневался в том, что на самом деле ему нравится перспектива остаться наедине с Дороти.
Он только закончил распаковывать вещи, принял душ и побрился, как услышал стук в дверь. Судя по стуку, человек был не из робких.
Это, должно быть, она, подумал Хуан Диего и, не глянув в глазок, открыл дверь.
– Полагаю, ты ждал меня, верно? – спросила Дороти.
Улыбаясь, она прошла мимо него, внеся свои сумки в номер.
Неужели я до сих пор не понял, что это за путешествие? – подумал Хуан Диего. Не было ли тут чего-то сверхъестественного? Разве совпадения в этом путешествии не казались скорее предопределенными, чем случайными? (Или он слишком много думал об этом как писатель?)
Дороти села на кровать, сбросила сандалии и пошевелила пальцами ног. Хуан Диего подумал, что ее ноги стали смуглее, чем он помнил, – возможно, она и загорела с тех пор, как он видел ее в последний раз.
– Как ты познакомилась с Лесли? – спросил Хуан Диего.
То, как Дороти пожала плечами, показалось ему таким знакомым, словно она видела, как пожимают плечами Эсперанса и Лупе, и подражала им.
– Знаешь, в аэропортах со столькими встречаешься, – только и сказала она.
– Что случилось с водяным буйволом? – спросил Хуан Диего.
– Ох уж эти мальчишки! – вздохнула Дороти. – Я так рада, что у тебя нет детей, – с улыбкой сказала она.
– Буйвола спровоцировали? – спросил Хуан Диего.
– Мальчики нашли живую гусеницу – желто-зеленую, с темно-коричневыми бровями, – сказала Дороти. – Вернер засунул гусеницу буйволу в нос – прямо в ноздрю, очень глубоко.
– Полагаю, он сильно мотал головой и рогами, – заметил Хуан Диего. – А эти его копыта – от них, должно быть, земля тряслась.
– Ты бы тоже зафырчал, чтобы высморкнуть гусеницу из носа, – сказала Дороти; она, разумеется, была на стороне буйвола. – Учитывая это, Вернер не так уж сильно пострадал.
– Да, а что насчет жалящих презервативов и прозрачных пальцев, которые вертикально плавали? – спросил Хуан Диего.
– Да, они были жуткие. Меня они не ужалили, но кто знал, что они вцепятся в пенис этого ребенка, – сказала Дороти. – Никогда не знаешь, у кого на что аллергия и почему!
– Никогда не знаешь, – повторил Хуан Диего и сел на кровать рядом с ней; от нее пахло кокосом, – возможно, это был ее солнцезащитный крем.
– Держу пари, ты скучал по мне, да? – спросила Дороти.
– Да, – ответил он.
Хуан Диего скучал по ней, но до сих пор не понимал, насколько Дороти напоминает ему пластмассовую статую Девы Гваделупской, которую подарил ему добрый гринго, ту, которую сестра Глория не одобряла с самого начала.
Это был долгий день – не потому ли Хуан Диего чувствовал себя таким измученным? Он слишком устал, чтобы спросить Дороти, занималась ли она сексом с бедняжкой Лесли. (Конечно занималась, если знать Дороти.)
– У тебя грустный вид, – прошептала Дороти; Хуан Диего попытался что-то ответить, но слова не шли с языка. – Может, тебе стоит что-нибудь съесть – еда здесь хорошая.
– Вьетнам, – только и смог произнести Хуан Диего.
Он хотел сказать ей, что когда-то был новым американцем. Он был слишком молод для призыва, а когда призыв по лотерее[49] был отменен, сами его условия уже не имели значения. Он был калекой, его бы никогда не призвали. Но поскольку Хуан Диего был знаком с добрым гринго, который погиб, пытаясь не попасть во Вьетнам, то он будет чувствовать себя виноватым, что не воевал во Вьетнаме и что ему не пришлось калечить себя или скрываться, чтобы не оказаться там.
Хуан Диего хотел сказать Дороти, что его беспокоит географическая близость к Вьетнаму, который возле того же самого Южно-Китайского моря, – потому что его туда не отправили, и ему не дает покоя мысль, что el gringo bueno погиб из-за того, что бедолага пытался убежать от этой проклятой войны.
Но Дороти неожиданно сказала: