Кроме того, Ситисабуро был искусным актером, и Хансиро нравилась манера его игры. Этот мастер сцены так и не перешел на новый вульгарный «грубый стиль», который так любили в Эдо торговцы и самураи. Хансиро был полностью согласен с тем театральным критиком, который сказал, что Ситисабуро — как патентованное лекарство: хорош на все случаи жизни.
ГЛАВА 9Через незнакомую местность
Кошечка была физически сильной женщиной, но не привыкла ходить пешком, и к тому времени, когда она брела до деревни Кавасаки, ее ноги болели от ступней до бедер, а она всего на два ри и три тё отошла от заставы Синагава. Лямки сундучка врезались ей в плечи и тоже вызывали боль. Она остановилась возле лавки, где были выставлены в ряд пухлые рисовые колобки. Каждый из них был завернут в темно-зеленый с радужным отливом лист морских водорослей. Кошечка собралась с духом: ей предстояло заняться низким обменом денег на товар, но не пропадать же с голоду. Она указала на рисовые шарики и протянула торговцу две драгоценные медные монеты.
Хозяин лавки сначала удивился, потом рассердился:
— Пожалуйста, примите это как скромный дар. — Он положил один из колобков в чашу для подаяния и поклонился с такой преувеличенной вежливостью, которая явно означала оскорбление.
Кошечка увидела, что рисовый шарик испачкан грязью.
— Да благословит вас милостивый Будда, — сказала она.
— Две монеты за колобок! — пробормотал торговец, когда Кошечка ушла. — Он что, дураком меня считает?
Кошечка была так голодна, что стерла с колобка грязь и стала есть его, просунув под обод корзины-шляпы. Черствый шарик крошился во рту и по вкусу напоминал солому. Нет, Кошечке совсем не нравилось, как выглядит мир, если смотреть на него из нищенской чаши. Ее рука, державшая еду, дрожала от унижения и гнева.
Прежнее безразличие Кошечки к простолюдинам превратилось в ненависть, смешанную с отвращением, — так ровные нити на ткацком станке вдруг спутываются в твердый узел. Она отдала бы полжизни за возможность собрать свою нагинату там, на многолюдной пыльной дороге, и приколоть продавца колобков к стене его лавки как муху. Но жизнь Кошечки теперь не принадлежала ей. Она поставила ее на кон в гораздо более крупной игре.
Даже после того, как беглянка съела сухой колобок, голова у нее кружилась от голода. Она с трудом добралась до освещенного солнцем закутка, куда не долетали порывы холодного ветра, оперлась на посох, чтобы удержаться на ногах, и стала бездумно глядеть на поток людей, бодро шагавших мимо.
Кошечка вдруг поняла, что ей придется решать проблемы, о которых она совсем не подозревала, когда подсчитывала, сможет ли добраться до Киото дней за десять. Она не знала, сколько стоит еда, ночлег, мытье в бане или переправа на пароме через реку Тама, которая текла сразу за Кавасаки. Она не могла сделать даже самой простой вещи — купить рис.
— Хотите пить, сэнсэй? — это спрашивал мальчик лет девяти или десяти — продавец чая.
Его тощие бедра были прикрыты набедренной повязкой, такой старой, что выносившаяся ткань стала тонкой, как кисея. Рваная бумажная куртка ребенка была подпоясана веревкой от тюка с рисом. На остроконечной камышовой шляпе едва виднелось вылинявшее приглашение посетить винную лавку, где «товар отпускается за наличные» и «цены не завышены». Несмотря на то что уже началась зима и стало довольно холодно, мальчик был бос.
На правом плече ребенка лежал шест, с концов которого свешивались два деревянных ведра с водой, каждое высотой почти в половину роста маленького торговца. На крышке переднего ведра стоял высокий двухъярусный лоток со стенками из деревянных дощечек. В нем находились четыре щербатые чашки, лакированная чайница и бамбуковые принадлежности для заварки. На крышке заднего ведра возвышались крошечная железная жаровня и чайник.
— Сколько стоит твой чай? — С ребенком Кошечке было удобнее говорить о деньгах.
— Для вас бесплатно. — Мальчик внимательно рассматривал ее. — Вы, возможно, хотите еще и поесть?
— Да.
— Сколько у вас денег?
Кошечка поискала в кармане, образованном швом, закрывавшим нижние две трети отверстия рукава ее куртки, и подала мальчику монету в десять мон, полученную от старика у заставы, и еще пять медных мон — все, что сумела выручить попрошайничеством. Мальчик удивленно вскинул брови: этот монах ничего не смыслил в деньгах. Потом он сгреб монеты и исчез в толпе. Кошечка уже начала ругать себя за то, что доверилась воришке, когда мальчик вернулся с двумя пышными свежими рисовыми пирогами в изящной четырехугольной упаковке из листьев бамбука и маленьким пакетиком маринованной редьки. Мальчик протянул беглянке еду, потом поставил на землю свои ведра.
— Эй, Сопля! — окликнул он проходившего мимо продавца лапши.
Беглянка вздрогнула: меньше всего она хотела сейчас привлечь к себе дополнительное внимание. Кошечка сняла свой сундучок с плеч, устало села на землю и скрестила ноги.
— Ты должен мне пять монет за сакэ, помнишь? — сказал продавец чая.
— Заткнись, Дзосу, — дружелюбно оборвал его паренек. На спине он тащил высокий короб, внутри которого на узких полках стояли чашки с гречневой лапшой. — Должен, да только четыре.
— Нет, пять. Но если ты дашь мне пару порций своей стряпни, мы будем в расчете.
Приятель Дзосу неохотно подал две чашки холодной гречневой лапши и остался стоять рядом, ожидая, пока посуда освободится. Чтобы по-человечески поесть, Кошечке нужно было снять свою шляпу. А она сидела прямо напротив входа в конюшню почтовой станции Кавасаки. Само здание станции стояло немного в стороне от дороги, чтобы носильщики, пешеходы и лошади, которые скапливались во дворе конюшни, не мешали работе чиновных лиц. Греющиеся на солнцепеке носильщики каго, конюхи и свободные от работы гонцы не вызывали у Кошечки особого беспокойства. Но из-под низкого козырька открытого здания дорожной управы зорко вглядывалась в толпу группа одинаково одетых служащих. Одним из главных занятий этих людей было выявлять среди пешеходов таких, как Кошечка. Чиновники были вооружены только чернильными камнями, кистями и бумажными свитками, но представляли для беглянки не меньшую опасность, чем полицейские и слуги Киры. Кошечка решительно отвернулась от управы и сняла высокую шляпу.
Когда она встряхнула своим пучком связанных почти на макушке волос, с него полетела пыль. Если кто-нибудь узнает ее — пусть: она все равно не сможет добраться до Западной столицы, если умрет от голода. И беглянка протянула руки к чашке с лапшой. Возможно, мальчики и обратили внимание на нежные черты лица Кошечки, но ничего не сказали: они видели слишком много странного на этой людной дороге, чтобы обсуждать особенности внешности «священника пустоты». Прежде всего, большинство комусо были не в своем уме, к тому же этот сан принимало немало потерявших положение аристократов и разбойного люда. Дзосу подал Кошечке пару палочек для еды, и беглянка даже не взглянула, чистые ли они. Молодую женщину ничуть не беспокоило, что особа ее происхождения не должна есть на улице, словно невоспитанные мужланы. Она быстро проглотила лапшу и вернула чашку.
Потом она съела один из пирогов и редьку. Второй пирог Кошечка завернула в тонкое полотенце и спрятала в рукаве, чтобы съесть потом.
— Скажи Супругэ, что я его ищу! — крикнул Дзосу продавцу лапши. Тот уже замешался в поток пешеходов. Был виден только высокий лоток, покачивавшийся над толпой.
Продавец чая протер узкую чайницу висящим концом своей набедренной повязки, присел на корточки, достал маленькую — чуть больше палочки для чистки ушей — бамбуковую ложечку и стал насыпать заварку в миниатюрный чайник. Заварка была самой дешевой — в ней преобладали ошметки чайного листа и куски черенков. Потом мальчик поставил чайник на жаровню и стал ждать, когда закипит вода.
— Для меня было бы величайшим счастьем встретить человека, умеющего предсказывать будущее, — сказал Дзосу, искусно придавая своей просьбе вежливую завуалированную форму.
— У меня нет дара видеть то, что должно произойти. — Кошечка заметила, что по лицу мальчика скользнула тень разочарования. — А почему ты хочешь знать свое будущее?
— Мои родители умерли, когда мы странствовали с паломниками. Я хочу знать, увижу ли когда-нибудь снова свою деревню?
— У тебя найдется шесть медных монет?
Кошечка вытерла пальцы о полу своей пыльной куртки и протянула мальчику руки. Дзосу зачерпнул ковшиком воды из ведра и омыл ею ладони комусо: предсказание будущего являлось святым деянием и требовало очищения. Потом мальчик подготовил Кошечке место для гадания. Положил перед ней деревянную крышку бадьи. Затем Дзосу вынул из куртки кошелек, который висел на длинном шнуре, захлестнутом вокруг его шеи, достал оттуда связку медных мон и отделил от них шесть потемневших от времени кружочков.
— У меня нет восьми таблиц толкования, поэтому предсказание будет упрощенным.
Кошечка зажала монеты в сложенных ладонях и потрясла ими. Как все женщины, проживавшие в доме «Карп», она частенько просила предсказать ей будущее слепую массажистку, которая подрабатывала и гаданием. Поэтому Кошечка знала смысл основных комбинаций из более чем одиннадцати тысяч сочетаний мон и в любом случае твердо решила сочинить маленькому клиенту блестящее будущее. Она разложила монеты на крышке в один вертикальный ряд, и мальчик склонился над ними, пытаясь разглядеть свое счастье или, по крайней мере, соломенную крышу над головой и миску риса на сегодняшний вечер. Кошечка шумно вздохнула — все монеты легли лицевыми сторонами кверху, ей не придется обманывать малыша.
— Моя жизнь будет хорошей? — спросил он, волнуясь.
Несколько пешеходов остановились возле гадальщика, заглядывая Дзосу через плечо.
— Это пара небесных сочетаний очень благоприятна для мужчины.
Кошечка так сосредоточилась на гадании, что совсем не замечала окруживших ее зевак.