Дорога Токайдо — страница 3 из 122

ло волноваться: извивающиеся тени за бумажными дверьми, ведущими в полутемные внутренние покои дома терпимости, не замерли — профессиональная любовь шла своим заведенным порядком. Там по-прежнему слышался смех и раздавались удары барабана. Издалека лились звуки сямисэна.

— Посмотри, есть ли кто-нибудь в кладовой?

Физически Кошечка была развита неплохо, хотя с виду казалась субтильной и хрупкой. По скользким татами она подтащила узел к проему, через который вышла Бабочка, выглянула в узкий коридор и внимательно осмотрела его. Первый раз она обрадовалась тому, что старая Кувшинная Рожа вселила ее в эту комнату в задней неуютной части дома.

Бабочка уже бежала назад и так торопилась, что путалась ногами в подоле собственного платья.

— Там пусто? Хорошо. Теперь найди свечу, она на полке рядом с книгами. Зажги ее и принеси сюда.

— Вы спрячете его там? — Бабочка поворотом головы показала на темный вход в кладовую.

— Я замариную его, как баклажан.

ГЛАВА 2Смятение

Кошечка легко потащила узел с его холодным содержимым по коридору. Доски из вишневого дерева были гладки и натерты до атласного блеска: их сорок лет каждый день протирали влажной тряпкой. Тело гостя перевалилось через порог кладовой и шлепнулось на деревянный настил для ходьбы, приподнятый над грязным полом хозяйственного помещения. Кошечка медленно сделала выдох и подождала, пока глаза привыкнут к темноте.

Товары и хозяйственная утварь в полнейшем беспорядке заполняли кладовую до самых пыльных стропил. Пять составленных штабелем массивных бочек, стянутых обручами из скрученных стеблей бамбука, располагались в дальнем углу. Старая Кувшинная Рожа переливала туда сакэ из меньших по размеру бочонков, в которых его продавали изготовители-винокуры, чтобы разбавить напиток водой. По высоте эти бочки едва ли не превосходили рост Кошечки. Сделать намеченное будет нелегко.

Кошечка решила спрятать труп в верхней задней бочке штабеля, которая, по ее расчетам, была заполнена примерно до половины: слуги постоянно отцеживали из этой бочки сакэ, считая, что Кувшинная Рожа не заметит убытка. Кошечка была уверена, что хозяйка «Благоуханного лотоса» обо всем знает, но возмещает потраву за счет клиентов. Это было проще, чем прекратить воровство.

Когда Бабочка вернулась, Кошечка поставила подсвечник на маленькую полку. Потом она приподняла девочку, помогая ей вскарабкаться на бочки первого ряда. «Я буду толкать, а ты тяни». Госпожа и служанка с трудом поставили тело в вертикальное положение. Теперь оно переваливалось через край бочки, опираясь на него грудью.

Кошечка ухватила труп за ноги и закинула их наверх. Потом она положила на одну из бочек деревянный брусок, которым в кладовой пользовались как рычагом, и по куче тюков с рисом сама взобралась на винный штабель. Она сперва подковырнула бруском, а потом отодвинула в сторону крышку задней бочки. Затем молодая женщина и девочка, развязав узел, с огромными усилиями приподняли мертвеца так, как им было нужно, и столкнули гостя вниз головой в его последнюю купель.

Кошечке пришлось нажать на пятки императорского знаменосца, чтобы скрыть его целиком. Теперь он не начнет разлагаться, пока слуги не отольют достаточно вина. Кошечка задвинула крышку и спустилась вниз, потом соскребла горсть пыли с грязного пола и посыпала ею крышки бочек, чтобы скрыть, что к ним кто-то прикасался. Когда сообщницы возвращались в гардеробную, унося с собой одеяло, Бабочка маленьким веником заметала за собой все следы.

Одежда гостя висела на деревянной вешалке в маленькой прихожей, перед спальней Кошечки. Молодая женщина посмотрела на нее с отвращением. Сёгун[4] Токугава Цунаёси[5] запретил своим чиновникам посещать веселые кварталы. Запрет, разумеется, то и дело нарушался, но сановитые ослушники прокрадывались к доступным девицам переодетыми. Гость Кошечки предпочитал одежду безродного труженика.

Присев за низкой ширмой, Кошечка уложила в дорожный сундучок гостя длинную полосу ткани — его нижнюю одежду, и нашла подобный кусок хлопчатобумажного полотна в своем большом сундуке из кедрового дерева. Потом разделась догола, аккуратно сложила свои одежды и уложила их в свой сундук.

Молодая женщина стояла неподвижно, пока Бабочка обертывала вынутую из сундука ткань вокруг ее бедер, продевала конец полотна между ягодицами хозяйки и заправляла его на животе под получившийся пояс. Когда девочка закончила эту процедуру, туловище Кошечки плотно облегала набедренная повязка, какую носили простые люди.

Потом Кошечка прижала к своему животу конец еще одного длинного куска полотна, а Бабочка обошла вокруг нее, туго обертывая ткань вокруг талии и груди хозяйки.

— Туже, — шептала Кошечка.

Такая повязка называлась харамаки, и простолюдины носили ее, чтобы защитить вместилище души за пупком от «шалостей бога грома». Груди у Кошечки были маленькие, но крепкие, с большими и твердыми сосками. Харамаки, повязанная выше, чем следовало, должна была придавить их и скрыть от любопытных глаз. Кошечка натянула на себя синие, протертые сзади штаны гостя и завязала их на поясе, потом надела его тонкую нижнюю рубаху. Бабочка подала ей грубую темно-синюю куртку с узкими рукавами. На ватной подкладке ее белыми шелковыми нитками было вышито число десять, это показывало, что одежда была взята напрокат. Кошечка брезгливо передернула плечами, когда грубая ткань из конопли коснулась ее. По всей спине куртки, доходившей молодой женщине до колен, сверху вниз шла надпись крупными белыми иероглифами: «Цех грузчиков Накаговы. Пятьдесят лет безупречной службы». Кошечка подобрала с боков рукавами полы робы безупречного грузчика, наложила один край на другой и держала их так, пока Бабочка трижды обертывала и завязывала на спине жесткий широкий пояс. Девочка повязала его высоко над ягодицами хозяйки и по последней моде очень низко опустила спереди, Кошечка поддернула куртку верх, укорачивая подол до уровня колен и делая складку над поясом. Так она стала выглядеть крупнее и имела возможность спрятать за пазухой вещи, которые могли понадобиться ей в дороге. Наконец, Кошечка снова опустилась на колени перед зеркалом, крепко сжала в руке волну своих волос, сделала вдох и безжалостно обкорнала ее ножницами чуть ниже уровня плеч. Бабочка охнула: длинные волосы были гордостью любой женщины. Кошечка скатала в моток отрезанную косу в три сяку, перевязанную бумажной лентой, завернула ее в лист гибкой рисовой бумаги и обвязала этот сверток синим шелковым шарфом, на котором был нанесен белой краской рисунок — скрещенные перья, герб семьи Асано. Получившийся узелок она спрятала на груди — незачем оставлять следы, которые могут подсказать, как она выглядела во время бегства.

Кошечка собрала оставшиеся волосы на макушке и связала их в пучок по-мужски. Потом она обмотала голову тонкой синей головной повязкой и завязала ее под нижней губой. Повязка принадлежала гостю, и он надевал ее так для того же, что и Кошечка: чтобы скрыть свое лицо.

Бабочка наблюдала за своей хозяйкой со смесью страха и восхищения. Кошечка казалось ей оборотнем — одной из тех волшебных кошек, которые принимают облик прекрасных женщин, чтобы приносить беду мужчинам. Она и в самом деле принесла беду тому, кто сейчас лежал погруженный с головы до ног в такое количество сакэ, о каком никогда не мог и мечтать.

Теми же ножницами Кошечка обстригла длинные ногти, аккуратно завернула их в один из своих украшенных гербовым тиснением бумажных носовых платков и отдала сверток Бабочке со словами: «Отнеси Ржанке, пусть она продаст их для тебя». Бабочка знала, как дорого стоят такие обрезки. По обычаю, куртизанка дарила свой отстриженный ноготь богатому покровителю в знак верности. Но часто случалось, что женщина давала такую клятву нескольким мужчинам сразу. Так как обезображенные пальцы могли выдать ее с головой, куртизанке приходилось покупать чужие ногти. Кошечка спрятала ножницы за пояс: они могли пригодиться в будущем. Она решила мстить.

— Госпожа! — окликнула Бабочка свою хозяйку, в раздумье перебиравшую вещи в маленьком дорожном сундучке гостя. Девочка нервно сосала костяшки пальцев.

— Посмотри на свои ногти, малышка. Они что, запачканы грязью рисовых полей? «Младшая сестра» куртизанки не сосет пальцы.

Кошечка почувствовала острую душевную боль — укол совести: возможно, она подвергает девочку большой опасности.

— Чем меньше ты будешь знать обо всем этом, маленькая Бабочка, тем лучше.

— Но, госпожа…

— Принеси мой дорожный плащ.

Кошечка не знала, что взять с собой в дорогу: ее всегда собирали в путь слуги. По правде говоря, слуги всегда делали за нее почти все. Она скатала в рулон тонкое хлопчатобумажное одеяло и обернула его вокруг шеи, как делают это простые люди.

В складку куртки Кошечка уложила плоский кошелек с бумажными носовыми платками и футляр, в котором находились ее трубка с длинным чубуком и крошечной медной чашкой. На соломенном шнуре она подвесила к поясу бамбуковую трубку с вином, в которой можно было хранить и воду, потом подумала, не взять ли с собой складную подставку-подушку, но отказалась от этой мысли: подставка была слишком велика. Затем Кошечка отыскала кошелек гостя, развязала шнурок и долго смотрела на лежавшие внутри деньги. Там находились три связки медных монет, в каждой по сто штук. Монеты были нанизаны на соломенные шнуры, завязанные на обоих концах в тугие узлы, чтобы монеты плотно прижимались друг к другу. Еще одна связка, поменьше, состояла из серебряных монет. Дочь князя Асано не была столь неопытна, как некая аристократка, которая приняла связку монет за большую гусеницу, и все же она редко держала деньги в руках.

Кошечка расправила кошелек, расширяя отверстие, дотронулась до твердого металла и стала постукивать пальцами по неровным краям круглых монет, пытаясь угадать, что можно на них купить, потом закрыла кошелек и спрятала его под складку куртки вместе с другими вещами. Все равно утром хозяйка дома терпимости забрала бы эти деньги у гостя. Кошечка принялась думать, что бы еще прихватить с собой, и вдруг услышала пронзительный крик Кувшинной Рожи. Девушку это обстоятельство так поразило, что она замерла на месте. Ее отец сказал бы, что она сейчас остановила свой меч, нанося решающий удар, а это всегда было ошибкой, и обычно гибельной.