Дорога Токайдо — страница 47 из 122

Хансиро едва сдержал улыбку: он вынужден был признать, что эта женщина — настоящий воин: стойкая и не страшится последствий того, что делает. Но если имя княжны Асано свяжут с этим убийством, она погибла.

— Сюда ворвалось привидение! — Одна из женщин, выскочивших нагишом из моечной, теперь куталась в просторный халат для купания. Ее прическа была растрепана, но банщица даже не озаботилась тем, чтобы накраситься. — Я видела все сквозь него!

Вторая банщица не соглашалась:

— Говорю вам, это был черт: рогатый и бородатый! С лицом как лисья морда и ушами как у барсука.

Хансиро постоял еще немного, чтобы убедиться, что никто и здесь не опишет ему внешность княжны Асано. Но беглянка где-то совсем близко и, возможно, прячется где-нибудь в Хирацуке. Найти ее теперь будет несложно — все равно что отыскать вещь в собственной сумке.

Княжна Асано превратила свой побег в тренировочное путешествие. Так называлось паломничество, в которое воин отправлялся, чтобы вызывать на бой всех других встречных бойцов и совершенствоваться в своем искусстве.

Хансиро подумал, что ему теперь придется быть начеку, и сам удивился этой мысли.

— Тигрица гуляет по рынку, — пробормотал он, туже запахнул полы дождевого плаща, опустил поля шляпы и вышел под грозовой ливень.

ГЛАВА 30Связанный черт в темноте

Комната, где Касанэ должна была проживать вместе с «семью мудрецами» в гостинице «Не ведай зла» в Ойсо, выглядела так, словно по ней пронесся тайфун. Гребни, кисточки для косметики, лакированные коробочки с пудрой и крошечные кувшинчики с маслом валялись на грубых соломенных циновках среди комков спутанных волос, снятых с гребенок после причесывания. Верхние и нижние одежды паломниц лежали по всем углам. Когда семь банщиц отправились в Исэ, опрятность они оставили дома вместе с другими докучливыми обязанностями.

Впрочем, этот беспорядок в «Не ведай зла» не привлекал к себе внимания. Обычно в таких заведениях дух свалки царил только в помещениях для слуг, но в этой гостинице хаос властвовал всюду: везде громоздились останки сломанной мебели, какие-то ступки, части ткацких станков, инструменты, строительные материалы, покрытые плесенью счетоводные книги, штабеля пыльных лоханей и глиняных горшков. Почерневшая от пыли паутина причудливыми фестонами свисала с высоких потолочных балок.

Повсюду сидели кошки, и гостиница была пропитана запахом кошачьей мочи. Потолки протекали. Изящные решетки на круглых окнах и ажурная резьба над дверными проемами покрывала грязь. В раздвижных дверях не осталось ни одной целой бумажной панели. Казалось, гостиница твердо решила разрушиться, несмотря на слабые попытки старого слуги и энергичные усилия трех молодых горничных из соседних деревень противостоять этому. Со стен здания то и дело обваливались большие куски штукатурки, открывая взорам неприглядную смесь земли и соломы. Краски на вывеске, укрепленной над крытыми воротами, выцвели. Поза вырезанной на ней обезьянки, прикрывавшей глаза передними лапами, могла бы выражать горе.

Гостиница «Не ведай зла» была построена в изящных пропорциях и в начале своего существования считалась приличным местом, но за прошедшие с тех пор шестьдесят лет краса ее сильно поблекла.

Ее открытые коридоры когда-то обегали вокруг крошечного внутреннего садика, который сейчас представлял собой лужу зловонной грязи. Из этой лужи торчали с десяток выносливых азалий и несколько философски настроенных папоротников. На некогда украшавших сад трех больших камнях стояли деревянные корыта.

В солнечную погоду в садике развешивали белье. Но сегодня за стенами комнаты «семи мудрецов» все еще лил дождь, и шутки банщиц порой заглушал неумолчный шум воды, стекающей с карнизов.

Когда Кошечка и Касанэ, промокшие и дрожащие, вошли в «Не ведай зла», «мудрецы» пришли в восторг. Они помнили Кошечку как Синобу — красивого ученика Мусуи, но сделали вид, будто поверили, что она Хатибэй, младший брат Касанэ. Если они и заметили, что за несколько дней произношение Кошечки стало грубым и деревенским, то ничего не сказали об этом: на дороге Токайдо случались и более странные вещи.

Они захлопотали вокруг Кошечки и дали ей новое имя — Гора Любви. Игриво шлепая и щекоча мнимого мальчика, «мудрецы» захотели сами снять с него мокрую одежду и растереть досуха полотенцем. Но царивший в гостинице бедлам сыграл на руку Кошечке. Заскочив в какой-то закуток, она успела вытереться сама, надеть обвисшие сзади крестьянские штаны-рата Касанэ и свою запасную куртку раньше, чем «мудрецы» отыскали ее.

Смеясь и поддерживая под руки красавца-мальчишку, женщины увели беглянку к себе и уговорили провести с ними этот дождливый день. Теперь Кошечка отдыхала в комнате веселых паломниц, чувствуя, как теплый чай согревает ее желудок. Щербатая фарфоровая чашка в онемевших от холода пальцах была восхитительно горяча.

«Мудрецы» в одних нижних одеждах без поясов сидели перед своими зеркалами, стоявшими на подставках, поправляя друг другу прически и подкрашивая лица. Главная из них, О-Така, чье имя значило Ястребиха, уже уложила мокрые волосы Кошечки в прическу мальчика — короткий пучок над двумя широкими складками по бокам, а задние пряди высоко зачесаны вверх и туго перевязаны красным бумажным шнуром. Покончив с Кошечкой, Ястребиха знаком пригласила к зеркалу Касанэ.

— Я слишком необразованна, чтобы вы утруждали себя ради меня, — тихо проговорила Касанэ.

Ястребиха засмеялась:

— Белизна скрывает семь недостатков. — Она взяла в руки коробочку с пудрой. — А в семнадцать лет даже черт красив.

— Когда-то я была старшей горничной в передних покоях усадьбы князя Ханобо, — заговорила Морская Волна, хозяйка гостиницы, которая, стоя без дела в дверях, наблюдала за тем, как Ястребиха делит влажные волосы Касанэ на три части и втирает в них камелиевое масло.

Кошечка мелкими глотками пила чай и тоже внимательно наблюдала за Касанэ. Она боялась, что та забудется и назовет ее господином, а еще беспокоилась о том, что выкинет эта крестьянка, когда наконец осознает, что подняла руку на самурая. За такое преступление грязеедке грозила ужасная смерть. Но Касанэ сидела неподвижно, как статуя, словно околдованная добротой Ястребихи и ее нежными прикосновениями.

— И могу вам сказать, что усадьба князя Ханобо была первоклассным домом.

Волна с довольным видом покуривала свою маленькую трубку. Это была женщина крепкого сложения, с низкой талией. Растрепанные волосы хозяйка гостиницы повязала синим с белыми пятнами платком. Глаза у нее были хитрые, голос как у ребенка, а фигура напоминала ступку для риса.

— У моей госпожи был желтовато-коричневый дорожный наряд из восьми слоев шелка с вышитыми на нем кленами огненного цвета, — продолжала Волна. — Когда мы выходили на прогулку, то все надевали одежды того же цвета с гербом госпожи. Она заставляла нас завязывать пояс сзади, как неотесанных деревенских женщин, а сама завязывала пояс высоко и расправляла рукава, как мужчина, по тогдашней последней моде. Я получала плату сто двадцать моммэ в год и одежду для всех четырех времен года.

Ястребиха расчесала заднюю треть густых волос Касанэ и сложила их в висячую прическу, называвшуюся «симада для семнадцати», потому что ее носили семнадцатилетние девушки. Банщица спустила выгнутую наружу петлю из волос на шею Касанэ, потом вытянула свободную руку, и самая младшая из «мудрецов», чье имя означало «поросль бамбука», подала ей плоскую бумажную ленту, чтобы закрепить волосы.

— А почему вы ушли с такой хорошей службы? — Ястребиха воткнула в кольцо из волос деревянную шпильку.

— Госпожа стала ревновать меня. Некоторые люди сочли, что я выгляжу совсем неплохо, хотя в это поверить трудно.

Волна увидела кошку, крадущуюся к подносу с жареным лещом. Животное, переходящее через комнату, — плохая примета.

— Прошу прощения, — извинилась хозяйка, поворачивая кошку обратно и выталкивая ее за дверь. — Госпожа стала жестоко обращаться со мной, — продолжила она свой рассказ, — она отказалась возобновить со мной договор.

— Вы, наверное, отбили у нее мужа, что так разозлили ее.

— Дамы свиты, которые служат во внутренних покоях, редко видят мужчину и еще реже вдыхают запах набедренной повязки, — лукаво улыбнулась Волна. — У них одни поклонники — их собственные средние пальцы. Но я служила в передних покоях и поэтому видела своего господина каждый день. Он без ума влюбился в меня. Мы миловались с ним так, что двери в пазах дрожали.

— Почему же он не оставил вас при себе?

— Семья его жены имела большую власть, и княгиня высоко задирала нос. Князь был у нее подстилкой под задом. Кроме того, я родилась в год Огненной Лошади. Так что, когда госпожа уволила меня, он не сказал ни слова в мою защиту. И я осталась одна без опоры, как глициния, у которой нет сосны, чтобы обвиться вокруг нее.

Слушательницы сочувственно вздохнули. Считалось, что женщины, родившиеся в год Огненной Лошади, имеют слишком горячий нрав и склонны к убийству из ревности. Поэтому не многие мужчины рисковали заводить с ними прочные связи.

Когда Ястребиха наконец закончила возиться с Касанэ, женщины вскрикнули от восторга, увидев, во что превратилась деревенская простушка. Касанэ попыталась спрятать в ладонях свое напудренное и накрашенное лицо.

Оставшуюся часть дня она растирала Кошечке ступни и спину, подавала ей чай и зажигала трубку, пока Волна и «мудрецы» болтали между собой. То и дело деревенская девушка дотрагивалась до толстого тугого верхнего пучка своей симады, словно поглаживая любимого кота, который имеет привычку царапаться, и бросала украдкой взгляды на отражение своего накрашенного лица в больших круглых зеркалах.

Ближе к вечеру в комнате «мудрецов» появилась старая служанка. Она что-то прошептала Волне на ухо. Та извинилась, вышла из комнаты и вернулась взволнованная.

— В Хирацуке произошло убийство. Сюда приходили полицейские и спрашивали, нет ли у нас кого-нибудь подозрительного. Они перерыли всю мою гостевую книгу.