— Убийца? Здесь? — «Мудрецы» страшно перепугались.
Касанэ уронила баночку с табаком. «Простите меня, пожалуйста, за глупую неловкость!» — пробормотала она и дрожащими пальцами сгребла рассыпанный табак обратно.
— Извините мою дурочку-сестру. — Сложенным веером Кошечка сильно стукнула Касанэ по плечу. — Она от природы глупа и неуклюжа, а от страха становится вдвое глупее и неповоротливее.
Кошечка широко раскрыла глаза и посмотрела на Волну с видом человека, которому нечего скрывать.
— Подумать только! Мы пришли из Хирацуки как раз сегодня! Убийцы могли идти по дороге рядом с нами! Сколько их было?
— Только один. — Волна была разочарована: полицейские сообщили так мало сведений, что ей почти нечего было рассказать. — Свидетели говорят, что это огромный человек с красными глазами и грозным выражением лица.
Кошечка почувствовала облегчение: никто не видел, как Касанэ сбила самурая с ног тяжелой лоханью.
К радости обеих беглянок, разговор отвлекся от сегодняшних дел и ушел в воспоминания о жутких преступлениях, самурайстве и запретных любовных связях. Волна рассказала о том, как, утратив высокое звание горничной из передних покоев, она опустилась до положения «ночной уличной торговки» — так называли немолодых проституток, которые, нацепив для отвода глаз на шею лотки с мелким товаром, поджидали мужчин в темноте под мостами. В то время ей приходилось заниматься любовью с мужчинами, не имевшими даже бумажных платков, чтобы подтереться.
Немногие из тех, кто пал так низко, поднимались вновь. Но Волна сумела добиться любви хозяина этой гостиницы и стала его любовницей. Он был одинок, и после его смерти никто не пришел оспорить права Волны.
Поросль Бамбука налила в свою чайную чашку немного сакэ. Когда она встала, чтобы развлечь собравшихся представлением, одежда спустилась у нее с плеча, оголив маленькую белую грудь. Молодая женщина кокетливо помахала веером в сторону Кошечки и, танцуя, сделала несколько мелких шагов.
— Надо мыть получше яйца, — запела она с подчеркнутой наивностью, подрагивая бедрами, — ведь пословица гласит: если шар не полируешь, значит, он не заблестит! — И она закончила танец явно мужской эротической позой.
Смех «мудрецов», их незатейливые песни и рассказы придавали женщинам беззаботный и — несмотря на их профессию — невинный вид.
Кошечка представила себе жизнь этих женщин в открытом без разрешения доме терпимости, замаскированном под баню. После того как все посетители искупаются, оденутся, наденут деревянные гэта и, стуча каблуками, уйдут в ночь, банщицы, договорившиеся с мужчинами о встрече, наскоро перекусывают и готовятся уходить.
Должно быть, они занимают кто пояс, кто покрывало, кто бумажный платок у тех банщиц, которым сегодня не повезло. Женщины, которыми в этот вечер пренебрегли мужчины, ложатся на скудное постельное белье в стеганых ночных одеждах — то и другое принадлежит бане. Они лежат бок о бок друг с другом и разговаривают об актерах, о своих родных деревнях и о новейших фасонах нарядов куртизанок Ёсивары.
Уже темнело, когда старый слуга пришел сказать Кошечке, что ванна для нее готова. Маленький размер ванной комнаты гостиницы — темной клетушки с круглой бочкой из кедра, рассчитанной на одного человека, был спасением для Кошечки, иначе все «мудрецы» предложили бы собраться вокруг нее и растереть приглянувшегося мальчика перед мытьем. Для полной безопасности она закрыла дверь и привязала ее к косяку соломенным шнуром. После этого Кошечка ополоснулась водой из таза, стоявшего на подставке в углу под настенным подсвечником, в котором слабо мерцала свеча. Ей едва хватило места, чтобы подняться по ступенькам на возвышение, где стояла бочка, и влезть в нее.
Она услышала, как скрипят суставы старого слуги, который по другую сторону тонкой перегородки наклонился, подбрасывая прутья, листья и обрезки дерева в крошечную печь. Потом Кошечка лежала в обжигающе горячей воде, опираясь затылком о край бочки и поджав колени к животу. Она наслаждалась одним из главных преимуществ мужчин — правом влезать в бочку первым.
Наконец она вышла из воды и вытерлась влажным хлопчатобумажным полотенцем. Кошечка, раздраженно пыхтя, возилась со своей новой жесткой набедренной повязкой, ударяясь локтями о стены, когда шнур, придерживавший дверь, разорвался от рывка и в светлом квадрате дверного проема возник силуэт Касанэ. Служанка принесла стеганую куртку, которую Волна на время одолжила мальчику, получившему от «мудрецов» прозвище «Гора любви».
— Гос… — Касанэ запнулась на середине слова и открыла рот. Ее изумленный взгляд был прикован к маленьким твердым грудям Кошечки, теперь ярко-розовым от горячей воды.
Кошечка схватила крестьянку за руку и рывком втащила в клетушку. Потом быстро прикрыла дверь и снова завязала ее шнуром от пояса. Настало время для «беседы колени в колени» — так называли задушевный разговор, и к сложившейся ситуации это выражение подходило как нельзя лучше. Теперь Кошечке придется играть сразу две роли.
Почти прижимаясь грудью к груди Касанэ, Кошечка надела старую куртку брата крестьянки. Потом села на край возвышения, чтобы быть выше Касанэ, как положено при разговоре высшего с низшим. Касанэ встала на колени на крохотном квадрате пола. Она сидела теперь вполоборота к Кошечке, опустив глаза, как положено по правилам вежливости.
— Знаешь ли ты, кто я? — прошептала Кошечка.
— Нет, господин… Хатибэй… Госпожа.
Касанэ дрожала так сильно, что упала бы, будь здесь достаточно места для этого. Как говорится в пословице, она «споткнулась в темноте о связанного черта». Она сидит взаперти наедине с оборотнем — лисой, барсуком или кем-нибудь похуже!
— Я Усугумо (Красивое Облако). — Кошечка перебрала в уме несколько историй о любовных приключениях и стала импровизировать дальше. — Моего любимого изгнали на южный остров. Я пробираюсь к нему переодетая. Мы хотим утопиться вместе, чтобы сидеть на одном цветке лотоса перед троном Амиды в Западном раю.
Касанэ стало стыдно при воспоминании о том, как она совсем недавно жалела себя и плакала над своими ничтожными бедами.
— Я буду верно служить вам в пути, госпожа, — прошептала она.
— Прекрати говорить такие глупости! — Кошечка сдержала свой гнев. Касанэ спасла ей жизнь, и Кошечка была теперь перед ней в таком большом долгу, который нельзя выплатить и за несколько жизней. Быть с ней повежливее — наименьшее, что она сейчас может для нее сделать. — Враги моего любимого думают, что я иду предложить ему поддержку своей семьи. Ты видела, на что они способны, чтобы остановить меня. Теперь меня разыскивают еще и за убийство. Ты, конечно, знаешь, как наказывают за подобные дела?
— Знаю, госпожа. Но… пожалуйста, возьмите меня с собой.
Неудивительно, что крестьян считают тупицами. Кошечка глубоко вздохнула и начала сначала:
— Ты не должна липнуть ко мне. Передо мной на сяку впереди сплошная тьма. Один возлюбленный Амида знает, какая судьба меня ждет.
— Простите меня за грубость, — прошептала Касанэ, — но никто из нас не знает, какая судьба его ждет. Возьмите меня с собой. Пожалуйста… Хатибэй, — Касанэ уже мысленно распределила по местам все разнообразные облики Кошечки и выбрала тот, который подходил для настоящего случая.
— Утром я найму тебе лучшую лодку на этом берегу. Я отошлю тебя в Сосновую деревню и пышно обставлю твое возвращение.
— Судьба уже унесла меня далеко от родного берега.
Кошечка печально улыбнулась своей спутнице: Касанэ и в самом деле прошла через все опасности, подразумевавшиеся в этом старом изречении.
— Ладно, посмотрим, как мир будет выглядеть утром, — сказала она.
— Спасибо, спасибо! — Касанэ поклонилась так низко, что намасленный пучок ее симады задел пол. — Спасибо вам!
Касанэ, скорее всего, не смогла бы никому объяснить толком, почему предпочитает путь по Токайдо с преследуемой беглянкой возвращению в Сосновую деревню. А все объяснялось просто. Крестьянка не знала, какие опасности ждут ее на дороге, зато знала, что, когда она вернется в родную деревню, родители обвинят ее в смерти младшего брата — их единственного сына.
Ей придется жить рядом с их горем и немыми упреками. Соседи будут считать ее порченым товаром и станут сплетничать о ней до самой ее смерти.
Касанэ подняла голову и взглянула Кошечке прямо в глаза.
— Вам не нужно беспокоиться обо мне, — произнесла она с удивительным достоинством и силой. — Даже если ваши враги разрежут меня на куски и засолят, я не предам вас.
В темноте за стенами передней приемной гостиницы «Не ведай зла» звучали кошачьи любовные призывы — то вой, то что-то похожее на стон. «Семь мудрецов» разыгрывали перед гостями и слугами заведения историю сестер Сакаи, которая была известна всей стране.
Одна из сестер в двенадцать лет продалась в дом терпимости, чтобы добыть денег для своей обедневшей семьи. Позже она возвысилась и стала самой знаменитой таю в Ёсиваре, но всегда мечтала вернуться к родителям, чтобы заботиться о них в старости. Младшая сестра пришла к ней с известием, что их отец, самурай, убит за то, что пытался защитить крестьян своего округа от несправедливых налогов.
Семь банщиц разыгрывали сцену, в которой младшая сестра терпит насмешки от куртизанок из-за своей деревенской речи, а потом старшая сестра узнает ее. После трогательных объятий младшая сестренка рассказывает таю о трагическом конце их отца. Ястребиха и Поросль Бамбука со слезами обнялись и речитативом прочли клятву сестер отомстить за его смерть. Сцена шла под шмыгание носов и сморкание зрителей. Когда Ястребиха прочла последние строки, в помещении не осталось ни одного сухого рукава.
Торговец свитками, изготовитель бумажных стенок, странствующий полировщик посуды, молодой крестьянин-паломник и худой, как насекомое-богомол, императорский придворный вытирали глаза. За двумя последними гостями Кошечка наблюдала с особым вниманием.