Актер не боялся, что Кошечка сделает ошибку и подведет его — тут не было причин для беспокойства. Стрекоза прав: Хатибэй отлично умеет перевоплощаться и оказался на редкость понятливым учеником. Перед представлением «деревенский мальчишка» репетировал всего несколько часов, но какой уверенной и изящной походкой идет она сейчас к «двери для трусов» — к выходу на сцене, предназначенному для музыкантов и рабочих сцены.
Кошечка пополнила собой отряд курого — «черных людей» — помощников тех, кто на сцене обслуживает актеров и заботится о том, чтобы весь реквизит находился на своих местах. Конечно, зрители не оценят ее труда — она для них так же невидима, как тень. Начинающую артистку от макушки до кончиков таби закутали в черный костюм. Ее лицо закрыли черным покрывалом. Черный цвет означает небытие, значит, Кошечка перестала существовать для зрителей театра.
Когда новая помощница Ситисабуро, пригнувшись, шагнула через низкую дверцу на заднюю половину сцены, ее сердце сильно заколотилось. Она обогнула трех сидевших кучкой певцов, прошла позади флейтиста, музыканта, игравшего на сямисэне, и трех барабанщиков, которые не замечали ничего вокруг, поглощенные своей игрой.
Дальше начиналась сцена. Она была небольшой, но Кошечке ее пространство показалось огромным, пустым и очень высоким. Хотя на другом конце сцены танцевал Стрекоза, Кошечке, начинающей артистке, представлялось, что все глаза публики устремлены на нее. С бьющимся сердцем она присела на корточки в указанном ей месте и стала ждать своей очереди вступить в танец.
Стрекоза изображал застенчивую фрейлину, которой приказали отрепетировать танец льва. Оставшись наедине с маской, лежащей на подставке, девушка начинает танцевать. Сначала она движется неуверенно, но магическая сила маски постепенно начинает действовать на нее, и фрейлина все чаще и чаще смотрит в сторону львиной головы. Наконец она подходит к подставке, опускается на колени и берет маску в руки. Несколько раз девушка щелкает челюстями маски для пробы, потом, держа маску перед собой, начинает двигаться в такт звукам флейты, сямисэна и голосам певцов.
Понемногу львиная голова начинает управлять молодой женщиной. Движения Стрекозы, сначала робкие, становятся все более уверенными и мощными. Фрейлина в отчаянии пытается сбросить с себя тяжелую маску, но не может, и маска начинает вести ее по сцене.
Талант Стрекозы околдовал Кошечку точно так же, как маска льва очаровала фрейлину. Дебютантка так увлеклась гибкими, сильными движениями артиста, что чуть не пропустила момент, когда должна вступить в действие сама. Встрепенувшись, Кошечка взяла в руку лежавший рядом с ней гибкий длинный прут с висевшей на конце его бабочкой из ярко-красного шелка, сделала глубокий вдох и медленно встала. Ведя бабочку перед собой, черная фигура начала свой простой танец — контрапункт к сложному танцу Стрекозы.
Хансиро находился в зрительном зале и был так же околдован Кошечкой, как она Стрекозой. Он стоял, скрестив руки на груди, в задней части «галереи для глухих», возле «крысиных ворот», то есть главного входа в театр, под башенкой с барабаном. Свой длинный меч ронин вынул из циновки и вернул на обычное место за поясом, а зонт и железный веер держал наготове.
Ронин из Тосы уже выделил из публики семерых сидевших в разных углах зрителей, которые, судя по всему, являлись слугами Киры. Должно быть, они подкупили осведомителя в храме, а тот узнал, что Кошечка находится здесь, и предупредил их. В любом храме находились люди, готовые за известную мзду утащить даже храмовый колокол. Хансиро знал это по собственному опыту: один такой проныра разнюхал и для него, какую роль Кошечка будет играть сегодня на сцене.
У одного из слуг Киры рука болталась на перевязи. Это был, скорее всего, кто-то из незадачливых самураев, восставших со дна оврага за ночлежкой для паломников в Мисиме. Хансиро решил, что пострадавшего привели сюда для того, чтобы он опознал Кошечку, когда ее схватят.
Несмотря на приближение опасности, Хансиро не сводил глаз с гибкой и быстрой маленькой фигурки в черном. Глядя на танцующую с прутом Кошечку, он подумал, что роль бабочки, дразнящей льва, ей очень подходит: эту роль она хорошо играла и на жизненной сцене.
Барабаны зарокотали громче, звуки сямисэна стали тревожными. Маска в руках Стрекозы то взлетала, то падала — лев гнался за бабочкой, качавшейся на конце гибкого длинного прута. Аккорды делались все мощнее, застучали деревянные бруски, барабаны терзали слух. Напряжение становилось невыносимым. В этот момент оглушительно ударили трещотки, означавшие перерыв в действии. Стрекоза повернулся к зрителям спиной, отбросив ненужную маску, а Кошечка снова села на корточки и стала незаметной.
Двое других курого подошли к Стрекозе. Каждый потянул за один из шнуров, скреплявших плечевые швы его женского платья. Бледно-лиловый шелковый наряд с рисунком в виде облаков и прыгающих мартышек превратился в кусок ткани и скользнул на пол. Один из помощников актера развязал широкий пояс, который также упал к его ногам.
Под одеждой фрейлины скрывался наряд цвета крови дракона, разрисованный огромными золотыми языками пламени и серебряными зигзагами молний. Еще один помощник снял со Стрекозы парик, а двое других заменили его буйной белой гривой, концы которой легли на подмостки. Один из курого поднес Стрекозе зеркало, и актер, не уходя со сцены, за несколько мгновений изменил свой грим.
Когда Стрекоза вновь повернулся лицом к публике, перед ней возникла не маска, нет, перед ней возник ее разъяренный дух — лев. Толпа вышла из себя от восторга.
— Ты играешь так же хорошо, как твой отец! — закричали зрители. — Этого мы и ожидали!
Кошечка едва слышала эти вопли. Она и Стрекоза двигались, словно связанные туго натянутой невидимой нитью. Снова и снова танцовщица уводила бабочку из-под носа у льва. Она дразнила хищника вновь и вновь. Взбешенный лев стал трясти своей длинной гривой так, что белые пряди заметались вокруг его головы, хлеща воздух.
— Солнце мое! Свет моей жизни!.. — Зрители сходили с ума.
Когда Стрекоза загнал наконец Кошечку за кулисы, зал разразился овациями. Зрители из передних рядов швыряли под ноги знаменитости цветы, выкрикивая имя кумира. Знатные посетители с помостов-лож читали стихи в честь великого таланта.
Незаметные среди беснующейся публики слуги Киры один за другим стали подбираться к сцене. Их приседающие движения напомнили Хансиро строку из старинного стихотворения: «Стайка воробьев шумно ссорится».
Держась на расстоянии, воин из Тосы двинулся за ними. Эти семеро явно хотели напасть на Кошечку за сценой. Они просчитались: Кошечка пробыла там недолго — ей предстояло ассистировать актерам в последнем акте знаменитой эпической пьесы о братьях Сога. Касанэ, тоже переодетая мальчиком, чтобы не вызывать пересудов, подала своей госпоже полотенце. Та подняла черное покрывало и с наслаждением вытерла потное лицо. Сердце Кошечки трепыхалось, как лягушка, — от усталости и волнения.
— Ты видела своего паломника? — спросила она Касанэ.
— Да! — Глаза деревенской девушки блестели от счастья. — Он сидит возле сцены. Он снова прислал мне стихи. — Касанэ прижала руку к тому месту на талии, где за поясом лежало письмо молодого человека.
— Мы прочитаем их после спектакля.
Кошечка вернулась на сцену через ту же низкую «дверь для трусов» и опять присела на корточки возле кулис. Шум в зале уже затихал.
Во время танца толпа зрителей казалась Кошечке одним шумным пятном. Теперь, выполнив самую сложную часть своих обязанностей, беглянка могла спокойно разглядеть публику. И первым, кто бросился ей в глаза, был Хансиро.
— Бурей-моно (наглый болван)! — пробормотала Кошечка. Обнаружив в зале Хансиро, она не удивилась, увидев стоящих по обеим сторонам сцены его дружков — слуг князя Киры. Ей не трудно было распознать своих врагов: самураи подобрали полы курток и завязали рукава, готовясь к нападению. Кроме того, многие мелкие детали одежды и манера носить головные уборы выдавали в них жителей Эдо.
Кошечка узнала человека со сломанной рукой и преисполнилась уверенности, что еще несколько слуг Киры стерегут ее на задворках театра, отрезая путь к отступлению. В толпе врагов, ожидавших своего часа, сидел также и поклонник Касанэ. Он был так увлечен пьесой, что ничего не замечал.
— Дайкон (редька)! — заревела толпа, когда на сцену вышел Ситисабуро: за два первых акта зрители передних рядов успели сильно возненавидеть злого князя Кудо. Ситисабуро громко читал свой текст, но его голос заглушали радостные крики, которыми зрители встретили благородных и изящных братьев Сога. Эти крики перешли в новую волну выкриков: «Редька!», «Редиска!» — когда князь Кудо властным жестом приказал своим стражникам схватить братьев.
— Это плохое представление! — закричал огромный, но явно неповоротливый крестьянин, вскочив со своего места в третьем ряду. — Эти два храбрых молодых брата не могут сражаться против стольких врагов. Я, Букэй, я силен! — В доказательство своих слов он закатал рукава куртки, чтобы люди увидели бугры мышц на его руках. — Я помогу им!
— Да, помоги им! — закричали крестьяне. Их яростный гнев передался остальным зрителям нижних рядов, многих из которых выпитое сакэ и без того толкало на какую-нибудь буйную выходку.
— Помоги им! — подхватили они крик. Кричали даже в «галерее для глухих», где публика вообще плохо понимала, что происходит. Кто-то метнул в Ситисабуро тяжелую соломенную подушку, актер успел пригнуться, и она с шумом шлепнулась на деревянный настил сцены. Курого пытались отбить подушки, полетевшие вслед за первой, но музыканты уже бежали прочь через «дверь для трусов». Ситисабуро, подхватив руками подолы своих одежд, уполз за кулисы, спасаясь от целой тучи летевших в него циновок, деревянных коробочек из-под пищи, мягких плодов хурмы и палочек для еды.