– На соседней сопке. Видели пятерых. Похоже, тоже следят за дорогой.
– Илька где?
– Остался следить.
– Схоронился?
– Само собой.
– Внимание! – Фёдор не повысил голос, но все его услышали и подтянулись. – Три очередные тройки дозорных – в разведку. Во все стороны! – Он подождал, пока назначенные в наряд скроются в чаще, и продолжил: – Костры погасить и засыпать, за собой всё прибрать – чтоб никаких следов не осталось. Особо беречь коней – хунхузы до них охочи. Ежели они следят за дорогой, значит, ждут добычу – из Цицикара в Айгун али обратно.
– Драться будем? – подал голос Трофимов, помощник из вахмистров, получивший звание подхорунжего по случаю похода.
– Не хочется, но следует быть годными.
Казаки шевельнулись, шумнули:
– Почто не хочется? Очень даже хочется!
Фёдор поднял руку – шум стих.
– Мы не знаем, сколько их, – веско сказал он. – Банды бывают многосчётны – вдруг они нам не по зубам? Ввяжемся и – всё! Взадпятки не получится. А у нас приказ: драка токо в крайнем случае. Ежели нападут – получат, однако сами не полезем. И хватит гимизить – беритесь за дело!
С двух сторон разведка вернулась быстро и безрезультатно. С третьей, от соседней сопки, – не пришла, но и звуков тревожных оттуда не донеслось.
– Ииэх, никак втюхались в засаду! – жахнул Фёдор кулаком по камню.
– Даже не шумнули, – досадливо скривился Трофимов. – Верняк: взяты на ножи! Казачки, казачки, настоящей войны не понюхали!
Подхорунжий был прав: Амурское войско войны не нюхало целых сорок два года, с самого своего основания. Отдельные схватки и стычки с хунхузами и контрабандистами не в счёт. Правда, банды бывали так занаряжены, что и регулярные войска могли позавидовать, и с ними велись кровавые бои, но казаки участвовали в них малым числом, главным образом помогали пограничной страже и линейным частям.
Теперь же полусотне противостояла, возможно, немалая банда, причём на своей земле, и от неё следовало ждать неслабого ответного действия. Фёдор быстро расставил казаков по схронам, подковой охватывавшим место привала, и наказал высматривать опасность вкруговую, потому как хунхузы придут, само собой, не кучно и не цепью, а тайно и, скорей всего, со всех сторон.
Они и пришли. Хорошо, что Илька Паршин разглядел с гольца движение в лесу.
– Господин сотник! – с воплем скатился он вниз. – Хунхузы идут!
– Ты чего базланишь?! – перехватил его подхорунжий. – Молчок!
– Хунхузы же… – растерянно бормотнул Илька. – Я доложить…
– Уже доложил, – Трофимов передал его подошедшему Саяпину.
– Много? – спросил Фёдор.
– Мелькают. И, похоже, обходят.
– А может, просто прочёсывают? – усомнился подхорунжий. – Не знают, где мы, вот и чешут тайгу.
– На нас всё едино выйдут, а у нас лошадей цельный табун. Их поберечь надобно. Занимаем круговую оборону! Ты, Трофимов, бери левое крыло, а я – серёдку и правое.
Однако боя как такового не случилось. В глубине леса неожиданно послышались пересвисты, да не простые, а рисунчатые: длинный, два коротких и снова длинный, и так несколько раз – и всё стихло. Бандиты исчезли.
Фёдор послал на голец Ивана. Тот быстро вернулся с известием: по дороге на Айгун появился обоз – много вооружённых, но явно не военных людей, несколько крытых повозок на конной тяге и три пушки, их тянут волы.
– Хунхузы на елани неподалёку от колесухи собираются, видать, ждали обоз, – закончил Иван и преданно уставился на отца: всё ли верно?
Сотник приказал собрать отряд, а сам задумался. Такого поворота он не ожидал. Что за обоз, что за люди? Не военные, но вооружённые! А кто сейчас в Китае не военный, но вооружённый? Само собой, перворядно хунхузы, но навряд ли бандиты друг на друга засады устраивают. Значит, боксёры, которым русские со своей железной дорогой как кость в горле. И плевали они на разные там договорённости! Так, дальше… Обоз идёт на Айгун. А для чего Айгуну пушки? На русской стороне против этого городка находится Маньчжурский клин, где живут тысячи китайцев и маньчжур, которые подчиняются айгунскому амбаню и которые могут по приказу из Айгуна или Цицикара выступить против русских. Правда, у них нет оружия, но трудно ли перебросить его через Амур? Да запросто, даже те же пушки. А с оружием и пушками – вот вам готовая армия! А чего хотят хунхузы? А хотят они пограбить. Вот и ограбят боксёрский обоз… Хотя, может, и не ограбят, а пойдут вместе с ними, но сначала постараются уничтожить казаков, которые не ко времени и не к месту оказались у них под рукой.
Надо уходить!
– А как же быть с пропавшими? – словно подслушав мысли командира, подал голос Трофимов. Все казаки уже собралась возле Фёдора, и подхорунжий спросил как бы от их имени. – Мы своих не бросаем.
– Это, товарищи, – наша общая боль. Однако они наверняка уже на небесах, а я не могу и не хочу из-за трёх крутелей[11] ставить под удар всю полусотню и наше задание, – угрюмо сказал Саяпин. Оглядел недовольные лица и добавил: – Но готов выслушать предложения.
– Они не крутели́, ты сам всех отбирал, – возразил Трофимов. – Нарваться на засаду может любой. А предложение имеется.
Подхорунжий оглянулся на товарищей, словно заранее ища поддержку, казаки сгрудились тесней и закивали: давай, мол, говори.
– Хунхузы нацелились на обоз, там вот-вот зачнётся заваруха – нам самое время вмешаться и поддать им жару.
– Мы не знаем, чё это за обоз, супротив кого он гонит пушки, – возразил Фёдор. – Спасём их, а они потом по нам и врежут.
– Спасать нет нужды, – заявил Трофимов. – Бить надобно всех и сейчас. – И ухмыльнулся: – На небе разберутся.
Подхорунжий снова оглянулся на товарищей – по казачьей груде прокатились одобрительные смешки.
Фёдор и сам был бы рад вмешаться, однако отрицательно покрутил головой:
– А ежели тут ещё кого-нито положим? Стоит оно того? Сами понимаете: не стоит! А потому приказываю: немедля собираемся и выступаем дальше, направление прежнее – на юг! Дозорной тройке обыскать место стоянки хунхузов – найти наших погибших. Найдутся – предадим земле по-христьянски. С богом, товарищи! Недовольные выскажутся на следующем привале.
8
И снова всё переменилось: видно, день такой выдался неустойчивый.
Полусотня не успела начать движение – появился запыхавшийся один из тройки дозорных:
– Нашли… нашли… лежбище!
– Бандиты есть? – первым делом спросил Фёдор.
Казак мотнул головой:
– Были… трое… манатки собирали… мы их – чик… – и показал, что произошло, чиркнув ладонью по горлу.
– Молодцы! – довольно выдохнул подхорунжий Трофимов. – А наши… Чё с имя?
Дозорный помрачнел:
– Давайте бежко[12] за мной, сами увидите. Токо тихо!
Стараясь не шуметь, отряд поспешил за дозорным. Коней вели в поводу.
Стоянка хунхузов была на большой поляне, окружённой старыми кондовыми лиственницами. Несколько шалашей и дымящихся кострищ, собранные в кучки, ещё не упакованные пожитки, три трупа в серых халатах дуаньда[13] и кожаных сапогах – всё Фёдор ухватил одним быстрым взглядом: это было не главное. Главное закрывали спины двух дозорных, стоящих с опущенными головами возле лиственниц. Когда подошли товарищи, они расступились, не оборачиваясь, и у Фёдора перехватило дыхание: на земле лежали обнажённые растерзанные тела, три молодых казака. Их не пытали, чтобы узнать какие-то секреты, а просто медленно убивали: полосовали ножами, вспарывали животы, отрезали мужские органы и головы. Рты были забиты тряпками – чтобы не слышны были крики. Тела залиты кровью, земля вокруг забурела, напитавшись ею.
Казаки обнажили головы, с минуту постояли молча. Тишину нарушили недалёкие выстрелы и вслед за тем пронзительно отчаянный голос Ивана Саяпина:
– Чё ж мы, так и уйдём?! А, братцы?!!
– Нет, теперь не уйдём! – яростно выдохнул Фёдор. – Казаки, на-конь! К бою, и никого не жалеть!
От лежбища до колесухи не больше версты отряд одолел, как показалось Ивану, почти мгновенно. И почти тихо – только дружно и глухо стучали копыта. Лес был негустой, кустарников мало – промеж стволов в атаку шли как бы лавой. И атаки этой хунхузы явно не ожидали.
На дороге уже закрутилась настоящая заваруха. Обозники оказались не замурдоченными работой бессловесными перепуганными крестьянами, с какими часто имели дело грабители, – эти были вооружены фитильными мушкетами и кремнёвыми аркебузами, пиками и копьями, мечами и ножами. Было и другое оружие, которым его хозяева не собирались или не умели пользоваться, но обнаружилось оно уже потом, когда всё закончилось.
А пока всё только началось.
Вырвавшись из леса на дорогу, казаки, не сговариваясь и не ожидая команды, на скаку вскинули карабины, и на дерущихся обрушился град пуль. И каждая нашла свою жертву.
Кто успел перезарядить, выстрелил и второй раз, но в дело главным образом пошли шашки. Казаки как черти вертелись между возами, рубя всех, кто попадался под клинок. Ни обозники, ни хунхузы не оказали даже малейшего сопротивления – настолько они были ошарашены. Кто-то пытался поднять руки, умоляя о пощаде, но это было, всё равно что просить снисхождения у тайфуна.
Атака, а точнее сказать резня, длилась не больше десяти минут. Казаки прошлись между возами в поиске недобитых – поганое это дело приканчивать раненых, – но то ли таких не оказалось, то ли хорошо притворились, добивать, слава богу, никого не пришлось.
Фёдор и Трофимов остановились возле пушек. Это были давно устаревшие, чугунного литья с украшениями в виде сказочных драконов, стволы, заряжавшиеся через дуло. Привязанные верёвками, они лежали на деревянных лафетах с огромными колёсами и выглядели не страшно, а скорее смешно.
– Зачем же их тащили к Амуру? – задумчиво спросил подхорунжий. – Чё ли нам готовили гостинец?